Читать книгу Судьбы суровый матерьял… - Виктор Брюховецкий - Страница 54

Пропахший камышами и туманом,

С батоном в сумке и пустым карманом,

Счастливый как Колумб, открывший Новый свет,

Покинув мир скрипучего вагона,

И, примеряя зыбкий свет перрона

К своим плечам, я вышел на проспект.

На всех домах сверкало и блестело!

Наш председатель за такое дело

Электрика уволил бы давно.

Но Невский был раскрашен и расцвечен,

И каблучки стучали в этот вечер,

Как тысячи костяшек домино.

Я шел – не знал куда, но знал – откуда,

И верил я – должно свершиться чудо,

Оно меня нашло на мостовой:

Какой-то парень с мышцами атлета

Держал коня, а тот в потоках света,

Подняв копыта, замер надо мной!

Как будто бы в ночном, в степи Алтая,

На задние копыта приседая,

Не ощущая тяжести узды,

Он пляшет у костра в туманном дыме,

Огромный!

И передними своими

Копытами касается звезды!

Был этот конь так хорошо сработан,

(Наверно, скульптор конюхом работал!)

И я надолго замер у коня,

Дивясь его забронзовевшей силе.

А люди воздух рвали и месили,

Толкались и ворчали на меня.

Но я не замечал их недовольства.

В моей породе есть такое свойство —

Стоять и удивляться на виду…

И думал я, стирая пот с ладоней,

Коль в городе живут такие кони,

То я, наверно, здесь не пропаду.

Всё несутся! Шальное отродье!

С опаленною зноем губой.

Я запутался в ваших поводьях

Всей своей непонятной судьбой.

Голубые гривастые звери!

Мост Аничков – родное село!

Подойду, засмотрюсь и поверю,

И услышу, как скрипнет седло.

Только скрипнет и – всё! И – погнали!

Берегитесь подков, «жигули»!

Вы такое видали едва ли,

Да и где бы увидеть могли?

На Дворцовой? Так это не кони,

Их, покорных, ведут в поводу,

На таких не умчишь от погони,

И подковой не выбьешь звезду.

А для этих – все звезды под ноги!

Унесут, растворятся во мгле,

Даже, если не будет дороги,

Даже, если я мертвый в седле.

Унесутся! Хоть к Господу-Богу!

На кровавых губах унесут!

Потому что иначе не могут,

Потому что я знаю – спасут.

А лето было – Боже мой! Стоял в лесах звериный вой,

Леса горели, как костры, и город, серый от жары,

В полубреду ли, наяву пил газировку и Неву.

Воскреснет день и зазвенит, и солнце упадет в зенит,

Вагоны полные людей умчат за город поезда,

И только клодтовских коней никто не замечал тогда.

Я приходил к ним в эти дни. О, как измучились они!

Как ждали – где же облака?.. Их потемневшие бока,

Лоснясь на солнце, как в огне, казались бронзовыми мне.

А в это время Ленинград пил родниковый лимонад,

Шипело бархатное пиво краснобаварского разлива,

А им бы в час жары-беды хотя бы по ведру воды!

И я решил, что в эту ночь я должен их беде помочь —

Ведь в детстве приходилось мне на водопой водить коней,

Я знаю, как в такие дни из речки воду пьют они…

И вот, когда взошла луна, и город был в объятьях сна,

Когда затих машинный вой и не был виден постовой,

Я по рекламной синеве всех четверых увел к Неве.

И кони пили из реки! Качались мерно кадыки,

Нева дышала, как во сне, и видно было в тишине,

Как в такт размеренным глоткам вздымались конские бока…

Когда сквозь улиц пустоту я их привел назад к мосту,

То перед тем как встать на камни, сомкнулись кони в полукруг,

И теплыми, как хлеб, губами коснулись плеч моих и рук.

А днем опять жара была. По Невскому толпа плыла.

Толпа устраивала быт – и волновалась, и молчала,

Спешила и не замечала следов шестнадцати копыт.