Читать книгу Нерождённая - Виктор Подъельных - Страница 8

Так Колька называл свою работу. Было в этом слове что-то ласковое, нежное, воздушное. Вот только Колькины знакомые, узнав, что он работает «на ленточке», качали головой. В их взгляде Колька частенько замечал усмешку, самодовольство и даже лёгкое презрение. Колька не тушевался, он настолько привык к работе, что не представлял никакой другой. Совсем не воздушная и уж точно не лёгкая ленточная пилорама кормила и поила его уже несколько лет. Начинал Колька укладчиком досок, затем стал работать помощником рамщика, а через год встал на раму самостоятельно и с тех пор ни разу не изменил ей. Он ловко поддевал бревно крючком, закатывал с помощником на станину и намётанным глазом моментально определял – сколько досок и какого размера можно выпилить. Потом аккуратно, почти ювелирно вёл раму, разрезая бревно, словно батон хлеба, на ровные «ломти».

Отца и мать Колька схоронил несколько лет назад, они ушли один за другим, не мешкая долго, будто договорившись заранее. Раньше, бывало, соберутся в кино идти, отец уже у калитки стоит, а мать всё собирается – прихорашивается, платье выбирает, Кольке даёт наставления. Отец нервничает, курит сигареты одну за другой, а потом не выдерживает и бежит обратно в дом – поторопить. Отец у Кольки скорый был на руку, в лесу работал, пока деревом ногу не переломило. Ногу кое-как срастили, но работать он уже не мог. Первое время отец храбрился, пробовал чем-то себя занять, брался то за одно, то за другое. А потом словно потухло в нём что-то, вроде бы живой человек, а во взгляде – тоска. Тогда и начал он пить. Уходил на несколько дней из дома, возвращался злой, угрюмый и страшный. Когда отец работал, денег в доме было вдоволь. Колька с матерью всегда ходили в обновках, в каждой комнате – по телевизору, холодильник едой набит впрок. Отец приходил вечером уставший, но весёлый. Завидев издали его крепкую фигуру, мать суетливо накрывала на стол, наливала тарелку дымящегося борща и клала рядом отцову ложку. Колька уважал отца. За его недюжинную силу, за прямоту, за честность. На всё у отца было своё мнение, а уж если решит что – не отступит, сделает. Бычка однажды взял на выращивание: построил хлев для него, сена с Колькой заготовили впрок. Мать поначалу охала, а потом тоже втянулась – кормила животину, ухаживала.. С тех пор, как колхоз развалился, мать сидела дома. Хотя «сидела» – слово неправильное. Дел у неё всегда было невпроворот: огород, готовка, стирка, глажка, да вот ещё бычок появился. Колька родителям помогал, нигде без него не обходились. «Помощник у нас растёт!» – говаривала частенько мать и гладила непослушные Колькины вихры.

После того как отец получил увечье, жить стало тяжелее. Скромного пособия по инвалидности хватало на пару недель. Летом выручали огород и лес, а зимой приходилось туго. Кольке в ту пору исполнилось семнадцать, и однажды он, недолго думая, пришёл к Ивану Захаровичу, местному коммерсанту, и попросил работу. Так Колька попал на «ленточку». Школу пришлось бросить. От неё у Кольки сохранились тёплые воспоминания, да справка, которую он убрал на самый низ большого сундука с личными вещами. Словно спрятал подальше своё детство.

Почти все Колькины друзья разъехались кто куда, окончили институт, обзавелись семьями. Порой Колька получал от них открытки на Новый год и Рождество, его приглашали в гости, но он никуда не ехал, а упорно работал с восьми до пяти, толкая тяжёлую махину взад и вперёд, да сортируя доски. Сам семьёй он обзаводиться не хотел. Наслушавшись разговоров приятелей о «прелестях» семейной жизни и будучи от природы застенчивым, он положился на случай. Но случай всё не представлялся, чему Колька особо не придавал значения. Он приходил вечером домой, и мать ставила перед ним тарелку с едой. Колька молча ел, а потом, поглазев в телевизор и справив кое-какие дела по хозяйству, заваливался спать. За стенкой храпел отец, вернувшись с очередной попойки, а мать, стараясь не шуметь, мыла посуду и вскоре тоже ложилась. Дни были похожи один на другой, словно листки на отрывном календаре у изголовья Колькиной кровати.

Отец умер внезапно, люди говорили, что он отравился палёной водкой. После его смерти мать сникла, занедужила, высохла, стала забывчивой и пугливой. Колька старался не задерживаться на работе допоздна, зная, что мать в ожидании его будет плакать и часто выходить на крыльцо, опираясь на батог. Через полгода матери не стало. Колька шёл в тот день с кладбища и не понимал – что ему делать дальше, как жить? Он стал пить.. Пустота, овладевшая когда-то отцом, перешла к нему, словно по наследству. Временами он приходил в себя и шёл на работу. Ему не отказывали, зная, что «этот парень и пьяным не ошибётся». Колька не ошибался. Он делал всё на автомате, а машинам ошибаться не позволено. Отработав несколько смен, Колька снова ударялся в загул, и остановить его было невозможно.

Вот и сегодня он работал в ночную смену после нескольких дней «веселья». Лес привезли крупный, крутить его было тяжело. К тяжести леса добавлялась тяжесть в груди. Кольку сильно клонило в сон. Он вдруг как наяву увидел тонкие пироги с изюмом, которые пекла его мать, и в животе забурчало. Колька тряхнул головой и попросил помощника, долговязого парнишку с голубыми глазами, поставить чайник. Ожидая его, не выключив пилу, Колька тут же на раме сел передохнуть. Снова вспомнилась мать. Как она сидит, подперши щеку рукой, и смотрит ласково на Кольку, уплетающего пироги за обе щёки и швыркая горячий чай. Внезапно, сам того не замечая, Колька стал плавно заваливаться набок. В ту сторону, где резво крутилось полотно пилы. Приснился отец. Было лето, и они косили траву для бычка. У каждого в руках коса. Отец делал широкие прокосья, и Колька старался от него не отставать. Шли плечом к плечу, искоса посматривая друг на друга и улыбаясь. Дойдя до конца поля, отец достал из-за пазухи брусок и стал резкими движениями затачивать косу. Потом протянул брусок Кольке: «Только не порежься, сынок, руку подальше держи от лезвия». Колька самодовольно схватил брусок и со всего размаха махнул им по ножу. Отец вдруг закричал страшным, диким голосом, рванул к нему, стараясь уберечь от беды. Но не успел…

Помощник, вернувшись из вагончика, увидел, как Колька спит, привалившись к работающей раме. Он бросился к рубильнику и дёрнул его со всей силы. На некоторое время воцарилась тишина. Где-то тоскливо завыла собака, ей вторила другая, третья. Пошёл первый снег. Среди опилок, окрасившихся в красный цвет, лежала Колькина голова. Было странно видеть её в этом месте. Нелогично. Что самое странное – Колька улыбался. И улыбка у него была светлая и слегка простодушная.