Читать книгу Ночной мотоциклист (сборник) - Виктор Смирнов - Страница 12
Ночной мотоциклист
10
ОглавлениеЖарков, развалясь в кресле, насмешливо поглядывает на меня. Я нервничаю, черкаю на бумаге какие-то закорючки. Он, конечно, знает о ночной поездке Лены в Лихое и, кажется, намерен своим поведением подчеркнуть, что к нашей беседе примешаны и личные счеты.
– Итак, Шабашников пошел за водкой, а вы остались в его доме. Затем вы отправились к себе?
– Да.
Он длинной струей выпускает дым – облачко заволакивает мое лицо. Будь терпелив, говорю я себе.
– Вы были дома весь вечер и всю ночь?
– Вечером я выезжал к знакомым, а ночью был дома.
– Выезжали? На чем?
– Такси в Колодине нет. И трамвай еще не успели пустить. Поэтому, извините, я выехал на мотоцикле.
Что ж, сторожиха продмага, заметившая отъезд Жаркова, права: он действительно выводил свой Иж.
– Скажите, пожалуйста, когда вы вернулись домой?
– Двенадцати еще не было.
До убийства Осеева, отмечаю я. Так ли это? Знает ли он, что в одиннадцать тридцать на улице был выключен свет?
…После рассказа Ленки мне трудно разговаривать с этим человеком. Поэтому я стараюсь быть предельно вежливым.
– Вы уверены, что до двенадцати вернулись домой?
– Ну, знаете ли! – возмущается Жарков. – Уж не подозреваете ли вы меня?
– Мы работаем, – как можно более спокойно отвечаю я. – Нам приходится беседовать не только с вами. Каждый точный ответ – это помощь в нашей работе.
– Хорошо, – соглашается Жарков. – Я говорю «до двенадцати», потому что, когда приехал, включил приемник, а потом услышал, как объявили время.
– У вас какой приемник?
Жарков смеется, показывая два ряда безупречных зубов. «Ну и вопросы задает мальчишка из угрозыска!» – читаю я в его прищуренных глазах. Он очень самоуверен.
– «Сакта». Радиола. Это важно?
– Важно. Еще один вопрос. Как долго вы слушали радиолу «Сакта» после двенадцати?
– Ну, часа полтора.
Удивительная выдержка у чемпиона. Кажется, права физиономистика, уверяя, что тяжелые подбородки свидетельствуют о незаурядной воле. Таким подбородком, как у чемпиона, орехи только колоть.
– Прочитайте ваши показания и подпишите.
Жарков внимательно читает. Ставит лихую закорючку.
– У вас неплохой слог. Все?
– Нет. Хотелось бы знать, как вы пользовались сетевым приемником, если с одиннадцати тридцати до четырех, в ночь с восьмого на девятое августа, у вас был выключен свет?
Улыбка сходит с лица Жаркова. Ошибку уже не исправить.
– На пушку берете?
– Весь квартал был отключен, на электростанции устраняли аварию. Вспомните, где вы находились той ночью?
Он выплевывает намокшую сигарету.
– Хорошо: я не был дома. Но отвечать не собираюсь. Если считаете, что я виноват в чем-то, докажите. Я не обязан обосновывать собственную невиновность. Правильно я понимаю закон?
– Вы правильно понимаете закон. Жаль только, что не хотите помочь нам. Не знаю, как это расценить!
– Как хотите. Вам я не отвечу.
Жарков с ударением произносит «вам». К нему возвращается самоуверенность. Во мне медленно колючим клубком растет раздражение. Провожу кончиком языка по нёбу. Говорят, успокаивает.
– Очень жаль, – повторяю я.
…Пожалуй, не стоит продолжать. Пусть Жарков успокоится, а мы посмотрим, как он будет вести себя дальше.
Звонит телефон.
– Павел Иванович? Комаровский беспокоит. Я из ГАИ. Приходите. Обнаружили кое-что любопытное.
…В сумрачной комнатушке, увешанной схемами, Комаровский вместе с начальником ГАИ, угрюмым молодым человеком, колдует над картой, словно над шахматной доской.
– Посмотрите, какая получается картина!
Красные кружочки лежат на карте, как конфетти.
– Нам пришлось поднять человек тридцать дружинников, ну и все ГАИ, разумеется. Опросили жителей этого участка, – капитан обводит ладонью добрую половину города. – Некоторые действительно слышали ночью шум мотоциклетного мотора. Я отметил места.
Кружочки расположены на карте довольно беспорядочно, но все-таки проследить путь ночного гонщика можно. Правда, возле дома Осеева, в радиусе полукилометра, кружочков нет: очевидно, владелец мотоцикла, если это был преступник, обладал достаточной осмотрительностью и оставил машину подальше от дома. К нему он пробирался скрытно.
– Видите, кружочки выводят нас на Ямщицкую улицу. А Ямщицкая переходит в Полунинский тракт, – замечает Комаровский. – Помните рассказ Сащенко?
– Но наш ли мотоциклист выезжал на тракт?
– Наш! Один человек даже видел этого гонщика. Дворник, проживающий в доме сорок шесть по Ямщицкой, заметил мотоциклиста, мчавшегося к тракту.
– А когда это было?
– Тут нам повезло. Дворник говорит: «Сразу же после того, как на стройке раздался взрыв. Еще земля не успела успокоиться». Я звонил взрывникам на стройку, узнал время: ноль часов тридцать минут. Через двадцать минут после убийства. Как видите, совпадает… Скорость мотоциклиста, заявляет дворник, была очень большой. Кепка с козырьком, прикрывавшим лицо, темный плащ, перчатки. Показания Сащенко подтверждаются!
– Дружинники и наши сотрудники опросили всех владельцев мотоциклов, – продолжает Комаровский. – В городе и районе. Никто из них не проезжал в первом часу ночи по Ямщицкой к Полунинскому тракту.
– Однако показания дворника и Сащенко совпадают. Ну… а если это был сам Сащенко?
– Подтверждено, что Сащенко ранее никогда не приезжал в Колодин. Он не может знать города. Об этом человеке у нас есть самые лучшие отзывы.
Что ж, Сащенко можно исключить из пятерки. Остается один Жарков. Мы не знаем, где он был в ту ночь, куда выезжал на своем Иже.
– Борис Михайлович, что вы можете рассказать о Жаркове?
– Он у нас заметная фигура, местная знаменитость, – говорит капитан. – Человек легковесный, любит успех, деньги, ресторанную жизнь. Все это, конечно, не повод для серьезных подозрений, а связей с уголовным миром у него нет. Откровенно говоря, мне жаль Лену Самарину. Ее считают невестой Жаркова. Она девушка открытая, ясная, с чистым сердцем… А он не очень порядочно ведет себя по отношению к ней. Обманывает, обижает, но в трудную минуту всегда ищет у нее помощи. Не знаю, как быстро покатился бы он по наклонной, если бы не Лена. Вот какая петрушка… Я ведь Лену давно знаю, да и вы, Павел Иванович, тоже.
Капитан, вздохнув, испытующе смотрит на меня. Очевидно, наша встреча с Ленкой в ресторане и ночное путешествие не прошли незамеченными для Колодина… Интересно, действительно ли боязнь потерять Лену удерживает чемпиона в Колодине?
– А вчера Жаркова видели вместе с дочерью Осеева, – как бы вскользь бросает Комаровский.
Вот как, чемпион, вы успеваете всюду!
– Очевидно, они не вчера познакомились, – говорит капитан. – Но об этом мне ничего не известно.
Дочь инженера Осеева заметно осунулась с тех пор, как я видел ее. Глаза тусклые, обращенные внутрь. Чуть приметная гримаса раздражения на лице.
Завтра похороны. Будет долгий путь на Мольку, где в защищенном от ветров распадке приютилось кладбище.
Старушки в платочках будут бросать с машин еловые ветви, угощать «панафидкой». Для них, старушек, хоть горький, но привычный ритуал, а для Осеевых – ни с чем не сравнимая боль. Я только вношу лишнее беспокойство в эти суетные черные дни, дни прощания.
Сверстники – физики, летчики, геологи, здоровые, веселые хлопцы, – знаете ли вы подлинную тяжесть грубого милицейского дела?
– Скажите, вы давно знакомы с Жарковым?
Она отвечает бесстрастным глухим голосом:
– Мы познакомились, когда я первый раз приезжала в Колодин.
Она не спрашивает, почему меня интересует Жарков. Ей все равно.
– Он подошел ко мне как-то… в магазине. Сказал, что знает отца. Помог донести домой покупки.
Даже сейчас, с лицом, серым от бессонницы и волнений, она очень красива. Словно монашенка с картины Нестерова. Отрешенная, почти бестелесная красота.
– Жарков бывал у вас дома?
– Нет. Он провожал меня, случалось.
– Как вы открывали дверь? Ключом?
– Я стучала в окно. Отец знал мой стук.
– Условный?
– Да, пожалуй. Он ведь был радистом в армии. Ну а я телеграфистка. Морзянке он меня выучил еще в детстве.
– Что же вы выстукивали?
– Да так, глупость… Три точки, три тире, три точки.
Сигнал SOS! Наверно, еще девчонкой она придумала это. Возвращалась со школьного вечера и постучала в окно: три точки, три тире, три точки. Было морозно, она зябла в легких туфельках и подала сигнал о помощи. С тех пор отец всегда ждал, когда раздастся знакомый стук. Ждал и в самые последние дни…
– Жарков, наверно, шутил по поводу этого сигнала SOS?
– Да, я объяснила, что значит мой стук, и он рассмеялся: «Остроумно придумано».
«Объяснила»… Вряд ли чемпион нуждался в этом. В его биографии записано черным по белому: в армии был радистом второго класса. Как и убитый инженер Осеев.
– Жарков знал, что вы должны были снова приехать к отцу?
– Да. Я писала ему, просила достать машину, чтобы помочь отцу перевезти мебель.
До Осеевой так и не доходит смысл вопросов. Мы с ней существуем сейчас в разных измерениях времени.