Читать книгу Колокол и держава - Виктор Смирнов - Страница 15

1

Огромная свита князя Михаила Олельковича не поместилась на тесном пятачке Городища, и большую ее часть пришлось расселить в самом Новгороде. Захария Скара был этому рад, ибо он мог наблюдать город в тесной близости, словно врач – пациента. Правда, пациент оказался не больно-то вежлив. Ватага бездельных отроков на волховском мосту при виде иудея тотчас разразилась криками: «Жид, жид, на веревочке бежит!», а сидевший тут же босой юродивый заголосил пророчески: «Гляньте, православные, черный ворон прилетел, мертвечину чует!» и запустил лекарю в спину еще дымящееся конское яблоко.

Несмотря на такой прием, Великий Новгород с первого взгляда понравился Захарии. Город был разумно спланирован, хорошо содержался и своей чистотой выгодно отличался от Киева или Вильны. Он и впрямь напоминал человеческий организм. Его головой был Детинец, ремесленные слободы были его руками и ногами, Торг – чревом, а легкими – огромное озеро, влажное дыхание которого доносилось с юга.

Город вел деятельный образ жизни, неплохо питался и одевался. Его движения были размашисты и исполнены живости. Эта живость чувствовалась и в том, как люди шли, ехали, торговались, ругались, зубоскалили, топтались на холоде, окликали другу друга, рубили дрова и несли воду. Она чувствовалась в каждом движении, в переменчивых выражениях лиц, в гримасах, блеске глаз. Если человек злился, он кричал, махал руками, лез в драку, если что-то рассказывал, то во весь голос, если смеялся, то во всю глотку. Это были свободные люди, упрямые и настырные, ничего не принимавшие на веру, привыкшие сами решать свои дела.

Не рискуя заходить в христианские храмы, Захария наблюдал, как люди идут на молитву. На одних лицах читалась истовость, на других – привычка. Священники внешне почти не отличаются от мирян, одеты в обычную одежду и только на головах носят большие валяные шляпы, под которыми Захария с удивлением обнаружил выбритые, как у католических монахов, тонзуры, по-местному – гуменцо или поповская плешь.

В декабре прибыли из Крыма Моисей Хануш и Шмойло Скаравей с товарами от Хози Кокоса. Однако наладить дело оказалось непросто. Город был связан договорами с Ганзой, замкнувшей на себя всю европейскую торговлю. Местный рынок тоже был поделен, гильдии местных купцов жестко вытесняли чужаков.

Столь же неутешительно обстояли миссионерские дела Захарии. Чтобы построить в Новгороде караимскую синагогу-кенассу, требовалось разрешение архиепископа. Однако все попытки получить аудиенцию у новоизбранного владыки ни к чему не привели. Такими же безуспешными были попытки Захарии обзавестись полезными знакомствами.

Помог, как водится, случай…

2

Отслужившего вечерню отца Дениса дома ждала расстроенная попадья. Заболела их пятилетняя дочь, на холодном ветру просквозило ушко. К ночи поднялся жар. От острой боли кроха кричала, как подстреленный зайчонок. Беспамятно любивший дочку священник всю ночь носил ее на руках, прижимая к себе пышущее жаром тельце. Домашние средства не помогали, и утром, махнув рукой на церковный сан, священник отнес закутанную в полушубок девочку к знахарке. Старуха пошептала наговоры, сделала примочки, но лучше не стало.

Домой отец Денис возвращался бегом, чтобы еще больше не застудить ребенка. Дочь заходилась в таком безутешном плаче, что прохожие сочувственно оглядывались. Не видя белого света, священник внезапно налетел на сутулого темноликого человека в долгополой восточной одежде. Отступив на шаг, незнакомец неожиданно спросил гортанным голосом:

– Чем больна твоя дочь?

Отец Денис хотел отмахнуться и бежать дальше, но наткнувшись на пронизывающий взгляд незнакомца, отчего-то передумал и поведал ему о своей беде.

– Ступай за мной, – повелительно произнес Захария.

В просторной горнице их встретили два молодых иудея. Девочку положили на стол, размотали платок, сняли повязку. Ловкими пальцами Захария ощупал вздувшееся ушко, что-то приказал помощнику на караимском языке. Появился обитый кожей сундучок с медицинскими инструментами.

– Держи крепко! – приказал священнику Захария. В его руке блеснула игла. Дрожащими руками отец Денис прижал к груди голову дочки. Точным движением лекарь проколол барабанную перепонку. Девочка пронзительно закричала. Из уха тонкой струйкой потек гной.

– Все! – сказал Захария.

– Как все? – похолодел священник.

– Возвращайся домой, – усмехнулся лекарь. – Твоя дочь будет здорова.

На следующий день отец Денис снова пришел в дом Захарии. Стесняясь, развернул подарок – кунью шапку. Лекарь примерил шапку, смешно скосив глаза к носу. Пригласил сесть. Помощники принесли вино и сыр.

– Я вижу, ты священник, – улыбнулся Захария. – Скажи: почему христиане считают иудеев своими врагами? У нас один закон, только у евреев он зовется Торой, а у вас – Ветхим Заветом. Хочешь, я почитаю тебе Библию на иврите?

Негромко и певуче зазвучал гортанный голос, и время словно исчезло. Священнику казалось, что он слышит заунывный посвист ветра в пустыне, бубенцы верблюдов, крики погонщиков. Ревели боевые трубы Иисуса Навина, рушились стены, горели храмы, бежали толпы избиваемых, возносили молитвы Иегове седовласые пророки…

…Голос затих, и, стряхнув оцепенение, священник открыл глаза, словно после глубокого сна. Уже наступил вечер, и лицо Захарии было неразличимо в потемках.

Перед тем как уйти, отец Денис обернулся.

– Позволь мне прийти завтра.

– Приходи, – кивнул Захария. – И если у тебя есть друг, которому ты доверяешь, приводи его с собой.

– Как легко вы с ним управились, господин! – восхищенно воскликнул Моисей Хануш, когда за священником закрылась дверь.

Тонкие губы Захарии растянулись в усмешке:

– Мне помогала его дочь.

3

На следующий день отец Денис привел с собой отца Алексея, протопопа с Михайловской улицы. В отличие от лысоватого, невзрачного Дениса протопоп был видным мужчиной с густой гривой вороных кудрей. Войдя в горницу, гость привычно поискал глазами икону.

– Икон здесь нет, – насмешливо промолвил Захария, – ибо вторая заповедь гласит: «Не делай себе кумиров или изображений того, что на небе, на земле или в воде». Ну, сам подумай: можно ли поклоняться раскрашенным доскам?

– Мы поклоняемся не естеству дерева и красок, но светлому образу, на иконе изображенному, – возразил отец Алексей словами Иоанна Дамаскина.

Захария улыбнулся. Он любил достойных противников.

– Что ж, я слышал, что в Новгороде среди священников есть весьма образованные люди. Думаю, ты из их числа. Хочешь посмотреть мои книги?

Он подвел священников к тесно уставленной полке и стал один за другим снимать фолианты. Первая же книга повергла гостей в трепет. Это была «Мудрость Менандра Мудрого» – мечта любого книжника.

Открыв «Менандра» на первой странице, Захария прочел: «Человеку сущу человеческая требно есть смыслити. Велико есть богатство человеку ум». Поглаживая тисненые кожаные переплеты, лекарь негромко произнес: – Разные люди видят в этих книгах одни и те же слова, но понимают их всяк по-своему. Одни читают Библию как занимательную историю о патриархах, царях и пророках. Эти люди достойны жалости. Другие мнят себя толкователями священных текстов и учат по ним других, как им жить. Но каждый из них учит тому, что доступно его пониманию и кажется ему важным и правильным. Эти люди подобны пастуху, который ведет стадо, сам не зная куда. И есть избранные, которым доступно сокровенное знание Торы. Ибо в Торе есть все, но, чтобы постичь ее тайный смысл, нужна целая жизнь.

…С этого дня Алексей и Денис зачастили в дом Захарии. Вслед за ними потянулись на караимское подворье и другие новгородские грамотники. Народ по преимуществу духовный: софийский священник Гавриил, диаконы Гридя Клоч и Наум, зять Алексея Иван Максимов. Заглянул однажды молодой боярин Григорий Тучин. Шел на «жидовские посиделки» со смешком, но, послушав Захарию, призадумался.

Лекарь рассказывал о небесных светилах и о человеческом организме, о свойствах минералов и о древней истории, об удивительных животных и о философском камне. Много говорили о Ветхом Завете. Евангелия Захария почти не касался, до поры щадя чувства священников. Но посеянные им семена сомнения уже прорастали в умах попов мучительными вопросами.

– Единосущен ли Бог или же един в трех Лицах? Приходил ли Мессия? Кто есмь Христос?

И вот однажды Захария открыл Библию и стал читать вслух:

– «И бить будет он страну бичом речей своих, и духом уст своих умертвит злодея. И справедливость будет препоясывать чресла его, и честность будет поясом на бедрах его. И волк будет жить рядом с овцой, и леопард рядом с козленком будет лежать, и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и маленький мальчик будет водить их. Не будут делать зла, и не будут губить на всей Моей горе, ибо полна будет земля знанием Бога, как полно море водами. В его дни Иудея будет спасена, и Израиль будет жить в безопасности, и вот имя его, которым его назовут: Бог – справедливость наша».

Лекарь закрыл Библию и, помолчав, спросил:

– А теперь рассудите сами: можно ли такое сказать о сыне плотника из Назарета?

Ответом ему было тягостное молчание.

Тонкий яд иудейской премудрости капля за каплей проникал в бесхитростный разум новгородцев. Рушился привычный и тесный мирок повседневных забот, и теперь они ощущали себя деревенскими детьми, впервые очутившимися в огромном городе. По ночам вперялись бессонно во тьму, растревоженный разум не хотел уснуть, и, даже выходя по нужде на двор, они изумленно застывали при виде распахнутого над землей звездного неба, будто увидев его впервые и уносясь, как в бездну, в непостижимую тайну мироздания. Утром с тяжелыми головами священники шли в свои храмы совершать привычные обряды и требы, но мысли их блуждали далеко. Поселившуюся в их душах сумятицу сугубили смутные предчувствия надвигавшейся беды.

4

В тот день протопоп Алексей пришел к лекарю один. Его осунувшееся лицо было бледным. Торжественным голосом священник объявил Учителю, как он теперь называл Захарию, о своем твердом намерении перейти в иудейскую веру. Его жена решила последовать за ним. Если Учитель не возражает, он возьмет себе имя Авраам, а жена пусть зовется Саррой.

– Итак, ты решился на гиюр? – строго вопросил Захария. – А ты понимаешь, что это изменит всю твою жизнь? Тебе придется сложить сан, тебя будут преследовать как еретика и отступника! Ты готов к этому?

– Готов! – твердо ответил Алексей.

– В таком случае согласно Завету тебе придется совершить брит-мила, то есть обряд обрезания. Ты согласен?

Лицо священника изобразило мучительное колебание. Потом он молча кивнул.

– Что ж, – деловито произнес Захария. – Не станем медлить. Я буду твоим мохелом[4], мой помощник возьмет на себя роль сандака. Инструменты у меня под рукой. Раздевайся!

Заливаясь краской, священник снял рясу, задрал холщовую рубаху, обнажив пугливо съежившийся уд. Захария зажег светильник и стал тщательно мыть руки. Потом в наступившей тишине послышалось звяканье инструментов. Наконец, со скальпелем в руке, лекарь приблизился к священнику. Тот зажмурился.

Но ничего не случилось. Когда Алексей открыл глаза, он увидел улыбающееся лицо Захарии.

– Прости, друг мой, я только проверял тебя, чтобы убедиться в твоей решимости. И ты выдержал испытание! Запомни этот день, можешь считать его днем своего второго рождения, ибо отныне ты встал на путь Истины. Это долгий и тернистый путь, встав на него, мыслящий человек уже не может ничего принимать на веру, он верит лишь в то, что проверил собственным разумом. Знаю, как трудно изменить себя, находясь уже в зрелом возрасте, и потому вдвойне горжусь тобой. И все же давай сохраним твое решение в тайне. Иначе ты станешь изгоем среди бывших единоверцев и не сможешь помочь другим обрести новую веру. Придет время, и ты сможешь открыться. А пока ты должен блюсти свою паству, как добрый пастырь блюдет свое стадо, и ждать…

– Ждать – чего? – тихо спросил Алексей.

– Придет время, и ты узнаешь… – многозначительно ответил Захария. – А пока ступай с миром!

– Этот человек когда-нибудь сможет стать пришельцем правды? – спросил Шмойло Скаравей, когда Алексей ушел.

– Нет, – покачал головой Захария. – Он будет только пришельцем врат. Его разум не вместит тайну каббалы.

4

Мохел – лицо, совершающее обрезание, сандак – его помощник (прим. автора).