Читать книгу Пасть: Пасть. Логово. Стая (сборник) - Виктор Точинов - Страница 14

1

Нет, где и как бы тебя ни швыряло по свету, умирать надо возвращаться в те места, где родился.

Как стронутый с лежки заяц – который несется вроде беспорядочно вперед, и совсем пропадает из виду, только слабый голос гончей доносится издали – но, заложив огромный круг, возвращается обратно и падает от меткого выстрела на родной полянке, разгребая подергивающимися лапами багровые и желтые листья.

Или скорее как лососи, избороздив все просторы огромного океана, возвращаются на исходе жизни к истокам крохотных родных речушек, – то ползут брюхом по гальке, то взлетают стремительными прыжками над водопадами, – и умирают там, где родились…

Так или примерно так думал старик, хотя едва ли смог бы выразить словами эти образы – просто скупо бы сказал, что хочет повидать перед смертью Сибирь, – да не судьба, видно.

Хотя грех жаловаться, привык за десять лет к Александровской, привык и даже полюбил: старый деревянный дом, унаследованный от старшей сестры; полюбил и скромную здешнюю природу, отнюдь не поражавшую размахом и величественностью пейзажей, буйством рек и бескрайностью тайги, – мирно журчащую Кузьминку, почти не видную летом сквозь зелень ольх и кустарников, и невеликие осиновые рощи, таящиеся по укромным оврагам, и, конечно, здешние парки – старые, заросшие, превратившиеся просто в леса, прорезанные аллеями, и позабывшие свое блестящее имперское прошлое: стук копыт и звон шпор, и торопливые поцелуи под густыми кронами дубовой аллеи, и мнущийся под жадными руками шелк придворных платьев, и щелчки взводимых курков на скрытой от глаз утренней поляне, и негромкую команду: «Сходитесь!» – а может, и не позабывшие, может, грезящие блеском Империи в бесконечном сне полуразрушенных дворцов над затянутыми ряской прудами…

…И нехитрые крестьянские заботы полюбил старик – огород, сад, дрова к зиме, – хоть и непривычно казалось поначалу, после того как прожил всю жизнь на казенных квартирах и флотских пайках. Сказал бы кто лет двадцать назад, что будут у него и кролики, и куры, и даже корова, – не поверил бы, рассмеялся бы, как веселой шутке: корова? молоко? да нет, ребята, я из молочного только молочными железами интересуюсь…

Однако вот как все повернулось: прошло двадцать лет и сейчас, теплым июньским вечером, он шел на выпас за Магдаленой, – неизвестно, отчего четыре года назад покойной жене стукнуло в голову этакое коровье имечко… Да бог с ним, с имечком, было бы полно вымечко, – старик улыбнулся пришедшему в голову двустишию. Раньше, в прежней жизни, подобные стишки получались у него хлесткие и малоцензурные, принеся старику славу одного из первых хохмачей Тихоокеанского флота. Давно это было, ой как давно… Но старик не страдал ностальгией. Всю свою жизнь он прожил, не оглядываясь назад. Цель и способ ее достижения – и никаких ностальгий с рефлексиями.

Правда, какие уж теперь цели, на шестьдесят-то восьмом году… дальше чем на месяц вперед и загадывать не стоит…

…Он почти дошел – осталось подняться по склону, обогнуть заросли кустарника, отвязать Магдалену и…

Старик остановился. Коровы на лужайке не было.

2

Генерал аккуратно сложил пачку фотографий. Сомнений не оставалось, но все-таки он спросил:

– Ошибка исключена?

– Исключена, – подтвердил очевидное Капитан.

Странное дело: теперь, когда потенциальная угроза превратилась в реальную опасность, требующую ответных действий, – он успокоился совершенно. Тянувшиеся больше месяца усиленные и подспудные поиски контейнера успехом не увенчались. Штамм сработал, и сработал самым поганым образом, поставив под удар все их дело, – но зато исчезла проклятая, изматывающая неизвестность. Ловля черной кошки в темной комнате закончилась. Начинается охота на смертельного опасного, но зримого и осязаемого противника.

Месяц командировок, месяц, когда отсыпаться приходилось в самолетах – он мотался по бескрайним просторам бывшего Союза (и Седой, и Руслан тоже), не зная и не предполагая, где может всплыть проклятый контейнер.

Череда окровавленных и растерзанных трупов слилась в один непрерывный кошмарный калейдоскоп.

Дальневосточный рыбак, задранный белогрудым медведем, считавшимся вроде относительно мирным и не хищным по сравнению со своими бурыми и белыми родственниками… Алкаш из Усть-Кулома, скончавшийся под елочкой в обнимку с трехлитровой банкой бодяжного спирта и безбожно обгрызенный какими-то мелкими хищниками из породы куньих – завершения экспертизы Капитан не стал дожидаться, улетел, как только лично убедился, что характерных укусов ликантропа на трупе нет… Ребенок с лицом, выжранным уссурийским леопардом, – зрелище, заставившее пожалеть, что этих реликтовых тварей осталось на всю российскую тайгу около тридцати особей, – Капитан предпочел бы ровное и круглое число ноль, невзирая на все лицемерные стоны «зеленых» экологов и прочих любителей животных, предпочитавших любить крупных хищников из своих безопасных и далеких от леса квартир, не стоявших над растерзанными детскими трупами и не беседовавших с бившимися в истерике матерями…

Каналы Генерала работали бесперебойно, сообщения поступали и поступали. Капитан раньше и представить не мог, сколько людей в стране погибает на клыках, на зубах, на рогах и бивнях диких животных. И сколько жертв на счету зверей, числящихся вроде ручными и домашними. Очень много…

Но теперь все закончилось. И началось снова. Контейнер всплыл под самым носом. Два нападения – вернее, два зафиксированных нападения. Другие растерзанные в глухих уголках люди могли числиться пропавшими без вести. Обе жертвы убиты и частично сожраны…

– Ну что же, приступим… – Генерал встал из-за стола, достал и развернул большую карту. Потом снял трубку и пригласил в кабинет Эскулапа.

3

Коровы на выпасе не было.

Старик не стал изумленно ахать, или протирать глаза, или хвататься за голову, не стал вообще как-либо внешне реагировать. Крепче стиснул в руке небольшой ломик-фомку – им он забивал в землю стальной костыль, к которому крепилась цепь, им же и выдергивал обратно…

Почему цепь? – старик и сам не знал, вроде смутно вспоминалось, что на родине, в Сибири, привязывали скотину на длинные веревки… Или то были не коровы, – козы? А коров пасли стадом, без привязи, с пастухом и двумя подпасками? Он уже не помнил, но здесь, в Александровской, все местные жители пользовались длинными и относительно тонкими цепями…

Цепь, кстати, на месте осталась – лежала в сочной и яркой июньской траве, вытянувшись в ровную линию. И старик медленно пошел вдоль нее, словно надеясь, что на другом конце обнаружится Магдалена, прилегшая отдохнуть в какую-нибудь ямку, канавку, ложбинку и совершенно незаметная со стороны. Вот только нет никаких ложбинок на давно знакомом выпасе.

Точно! Трети цепи не хватает… Так ведь и не собрался заварить разошедшееся звено, не хотелось идти на поклон к Ваське-сварщику… понадеялся на русский авось и несколько витков толстой медной проволоки – вот она и торчит печальным обрывком из ставшего последним звена. А старику искать неизвестно куда убредшую Магдалену по всей немалой пустоши, по всем ее лужайкам, овражкам и кустарникам – и хорошо, если до темноты управится…

Он управился до темноты. Отыскать Магдалену вообще никакого труда не составляло – достаточно оказалось пройти несколько десятков шагов по направлению, указанному вытянувшимся обрывком цепи, и протиснуться сквозь явственный свежий пролом в кустах… Корова нашлась там, сразу за проломом.

Точнее сказать, нашлось то, что от нее осталось.

4

– Сколько их? Не надо забивать мне голову предполагаемой плотностью популяции и гипотетической величиной ареала. Скажите попросту, Эскулап: сколько их?

– Не знаю. Слишком мала статистика. Надо подождать. Вот наберется десять-пятнадцать эпизодов, достоверных эпизодов… при том, что неучтенных не останется… и я вам отвечу. Назову число голов в прайде с вероятностью девяносто пять процентов.

Капитан вертел в руках паркеровскую ручку и боролся со жгучим желанием вогнать ее в глаз Эскулапа, явно над ними издевавшегося. Он зримо представил, как светило засекреченной науки нелепо взмахнет рукой, безуспешно пытаясь заслониться, как острое золоченое перо проткнет веко, глазное яблоко, как мягко войдет в мозг. И как задергается ожиревшее тело, не понимающее, что уже мертво…

Возможно, Эскулап что-то прочитал на его лице, потому что сменил тон и сказал почти оправдываясь:

– Никто вам сейчас точнее и не скажет, в мире нет ни одного специалиста по образу жизни обитающих на воле ликантропов. Ни одного! Все наблюдения в клетках мало чего стоят… И еще меньше стоят все слухи, сказки и легенды-страшилки. Черт возьми, мы даже не знаем, сколько ему нужно мяса для поддержания миофибрилл в сверхактивном состоянии, и сколько длится активная фаза и когда наступает релаксация, – в клетках они могут неделями пребывать в полуспячке, ничего не жрать и почти не двигаться… Здесь нужна работа серьезных зоологов и зоопсихологов, длительная, не на один год работа. А я специалист в биохимии, понимаете вы? Я могу попытаться объяснить, как мышцы оборотня умудряются расщеплять АТФ, получая при этом в три раза больше энергии, чем при аналогичном процессе у человека. Но понятия не имею: как, когда и каким способом тварь предпочитает набивать себе желудок…

– Придется расширить квалификацию, – твердо сказал Генерал. – Зоопсихологов нам в помощь в ближайшее время не ожидается. И не надо так уж прибедняться, Эскулап. В свое время вы просеяли груду информации о ликантропах, должен же остаться какой-то сухой остаток, – то, чему можно доверять и на что можно опереться?

– Все источники твердят об одном и том же: наиболее близким аналогом поведения ликантропа является модус вивенди волка. Волка-людоеда, волка, почувствовавшего вкус к человечине. В принципе, те данные, что у нас есть, в такую схему укладываются. Тогда стоит ожидать следующего: в ближайшие месяцы нападения на людей будут редкими и случайными, можно сказать, только на тех, кто сам полезет на клыки… Летом для всех хищников пищи хватает: птицы выводят птенцов, а звери – детенышей, и те и другие добыча легкая; опять же скотину держат не в хлевах, выгоняют на день пастись… Первые две жертвы при таком раскладе можно считать достаточно случайными, они погибли, пока объект не научился добывать пищу наиболее оптимальными способами. А вот о том, что может начаться зимой, лучше не думать… Необходимо пойти на любые меры и отловить их. Отловить до холодов.

«Отловить… – мрачно думал Капитан. – Доводилось, как же… Только за двух отловленных пришлось заплатить шестью жизнями – и это на затерянном в безлюдной лесотундре полигоне, где вокруг только свои… Причем у объектов кое-что уже изъяли на нужды науки и прыть была совсем не та. А ловить в густонаселенных местах полных сил тварей… или все же одну?.. Хо-хо… К чертям науку вместе с ее нуждами и интересами. Будем убивать, и точка».

– Они станут держаться вместе? – спросил Генерал.

Эскулап пожал плечами.

– Волки – держатся. Но ставить знак равенства между ними и ликанами нельзя, такой подход может увести далеко в сторону. К тому же у меня чисто интуитивное подозрение, что мы имеем дело с одной особью…

– Между местами нападений почти сорок километров, – напомнил Капитан.

– Ерунда, он самой вялой рысью покроет сорок верст за пару часов… А если выложится, то переплюнет и знаменитого гепарда, на стайерской дистанции уж точно…

Капитан сидел и пытался представить, как можно охотиться на зверя, способного на пересеченной местности играючи обогнать любую машину и любой снегоход. И еще много на что способного.

Размышления не были особо грустными – теперь, когда тварь локализована, когда вся бескрайняя территория, на которой они ждали ее появления, сократилась до нескольких районов области, остается сделать не так уж и много: уничтожить оборотня и проследить ниточку, связывающую косматый труп с затаившимся в Лаборатории человечком… Но тут, не прошло и минуты после того как за Эскулапом закрылась дверь кабинета, Генерал сказал простые и убившие наповал слова:

– На помощь со стороны не надейся. В лучшем случае – информация. Все придется делать самим.