Читать книгу Пасть: Пасть. Логово. Стая (сборник) - Виктор Точинов - Страница 30

Пасть
Часть третья
Осень: цепь и плаха
Глава шестая

Оглавление

1

Зажигалка раскалилась и начала обжигать пальцы – Олег погасил трепещущий желтый огонек.

Все напрасно – в цепи ни одного дефекта, все стыки чуть тронутых ржавчиной звеньев аккуратно заварены. На какую глубину уходил в плаху пробой, не понять, но выдернуть его напряжением всех мышц не удавалось…

Тупая, давящая боль уходила, нога ниже капкана начала неметь, и это было плохо. Стоило поспешить. Олег торопливо выдернул охотничий клинок и начал на ощупь долбить и ковырять дерево вокруг пробоя.

Хорошо, что захватил нормальный нож, а не швейцарскую ковырялку – хоть и не собирался никого резать, как и не собирался ни в кого стрелять из «тозовки» – но оружие давало уверенность, рождало боевой кураж, ничуть не хуже ста наркомовских граммов перед боем.

Длинное лезвие плохо заменяло долото, но поначалу дело пошло бойко: кора и верхний слой дерева подгнили, и легко поддавались ножу.

Олег работал торопливо, порой останавливаясь и ощупывая углубляющуюся ямку – все не так уж скверно, с такими темпами можно успеть на второй или третий автобус, и изобразить дело так, что мучимый ранним похмельем, он проскользнул мимо дремлющей дежурной и отправился на поиски пива – а сейчас возвращается… Или придумать что-то другое, время скорректировать план будет.

Наверное, он сглазил, слишком рано начав думать о дальнейших действиях. Работа замедлялась, дерево в глубине становилось все тверже, а нож тупился, регулярно задевая за металл пробоя. И все же воронка в боку чурбака росла…

Он не смотрел на часы, долбил размеренно и монотонно: три полукруговых движения с одной стороны пробоя, три с другой, выковырять отколотые щепки, снова три с одной, три с другой, после десяти циклов измерить достижения и начать все с начала…

Когда глубина отверстия почти сравнялась с длиной клинка, Олег решил, что этого достаточно. Сидя на земле, устроился поудобнее, уперся свободной ногой в плаху, крепко ухватился за цепь, подождал несколько мгновений, собираясь с силами – и потянул изо всей мочи.

Перед глазами вспыхнули огненные круги, в спине мерзко хрустнуло, но пробой не сдвинулся ни на миллиметр.

Олег рвал, дергал, пробовал тянуть равномерно и рывками – паника нарастала, он уже плохо соображал, что делает, когда дрожащими руками просунул длинное лезвие в пробой и рванул за рычаг ручки. Нож сломался с камертонно-чистым звуком, лезвие улетело куда-то в темноту.

И тогда Олег завыл во весь голос…

2

«Сука-а-а!!! Я убью эту суку! Пусть только придет проверить утром ловушку… всажу в брюхо шагов с пяти и буду глядеть, как корчится и воет с дуршлагом вместо кишек…. Потом подползу поближе и нашпигую дробью яйца… и никаких контрольных выстрелов в голову, пусть дохнет медленно… Заодно посмотрим, чем эта гнида взводит свои капканы… должно быть чем-то вроде тисочков… или винтовой струбциной, даже парой струбцин…»

Он дрожал в лихорадочном ознобе – то ли в предвкушении расправы над охотником-параноиком, то ли почувствовав холод ночи, пробившийся сквозь возбуждение, страх и ярость.

Олег сидел на проклятой плахе и, чуть позвякивая цепью, раскачивал пробой вправо-влево. Точнее, пытался раскачивать – железина была откована добротно, с цепляющимися за дерево зазубринами. Гнуться, ломаться или расшатываться пробой не собирался.

«А ведь я кретин, – подумал вдруг Олег, – полный идиот и склеротик. У меня в рюкзаке отличный рычаг, а я сижу и вручную дрочу поганую железку…»

Он торопливо достал «тозовку», повозился с ней у пробоя и досадливо отбросил на траву. Ствол ружья не проходил в пробой. Чуть-чуть, но не проходил…

3

Маньяк, развлекавшийся установкой капканов в парке, не пришел за добычей. Вместо него на рассвете пришел дождь – мелкий, противный, холодный…

4

Странное дело, но холод он перестал чувствовать. Постоянная дрожь под промокшей одеждой стала привычной, он не обращал на нее внимания, как не обращают внимание на побаливающий зуб или постоянный насморк. Сигареты, дававшие иллюзию тепла, кончились час назад; голод или жажда его не беспокоили.

Олег сидел на плахе, забросив все попытки освободиться – так, должно быть, сидит попавший в капкан волк, понявший, что из железного плена не вырваться – сидит и ждет охотника, чтобы дать ему последний и безнадежный бой.

Дождевые капли стекали по лицу, он не вытирал их, ни на что не обращая внимания… Мыслей не осталось никаких – какое-то дремотное отупение, похожее на сон без сновидений наяву…

Дождь кончился и рассвело окончательно, хмурое серое утро с трудом пробилось сквозь кустарник – Олег не шевелился, позабыв о том, как ждал утра, дабы оценить еще раз при свете возможности к спасению.

И тут раздались голоса – веселые, громко перекликающиеся в мокром от дождя парке…

5

Он вскочил, звякнув цепью, мысли заметались напуганными зверьками:

Крикнуть?

Позвать на помощь?

А пожар?

Идут с поселка… наверняка знают о пожаре…

Нельзя…

Ружье, две фляги в рюкзаке…

Нельзя…

В любом травмпункте сразу спросят, что делал тут ночью… и наберут «02»…

А уж те сложат два и два…

Он забился в кусты, насколько позволила длина цепи и густые ветви, прижался к земле за плахой. Вспомнил про оставленные на виду ружье и рюкзак, но не шевельнулся – голоса слышались рядом…

Олег толком не разглядел идущих, – судя по голосам, подростков. Лишь мелькнула раз-другой сквозь заросли яркая куртка. Сворачивать с дорожки в мокрый парк утренние прохожие не спешили.

Он лежал затаившись, ожидая, когда затихнут в отдалении последние звуки. Подождал еще немного и вылез из куста – грязный, мокрый, дрожащий… Не похожий на давешнего ликующего от удачно проведенной операции ночного оборотня…

Способность думать вернулась, хотя мешал постоянный ломящий гул в ушах, отдающий неприятной болью в виски.

К чертям все планы и алиби… Его уже не интересует покупка обгорелых руин, его вообще не тянет больше в любимые когда-то места, а хочется одного – поскорее выбраться и забыть об этой проклятой ночи. Но выбираться надо самому, чтобы не сменить одну ловушку на другую, капкан на тюремную камеру.

Домик из темно-красного кирпича он видел как на ладони, до него действительно метров пятьдесят, не больше. Олег легко смог разглядеть никуда не исчезнувшую кучу хлама у стены. Ему даже казалось, что он видит вполне подходящую для рычага арматурину…

А еще, напряженно вглядываясь в домик, он почувствовал странную и неприятную вещь – его тоже разглядывают самым внимательным образом. И даже понял, откуда – из окна, из-под полуоторванного и задранного ржавого листа, прикрывавшего оконный проем.

Там, в темноте – ни движения, но чувство давящего взгляда не проходило – равнодушного взгляда, безучастно взирающего на мучительные попытки выдраться из капкана…

«Бомж? Обкурившийся наркоша? Ерунда… не та сейчас погода… Бомжатник тут мог быть летом, сейчас бездомная публика потянулась в тепло… в подвалы, на теплотрассы… Показалось… крыша едет… глюки пошли…»

Он плюнул на это ощущение и стал думать о главном – как преодолеть злосчастные пятьдесят метров.

6

Для начала он нашел отлетевшее лезвие ножа. Оно, по счастью, не зарылось в траву и не улетело в кусты, лежало на виду, тускло поблескивая. Но – далеко, цепь не подпускала, пришлось лечь на живот, вытянувшись во весь рост на земле и аккуратно подтягивать откидным прикладом ружья.

Затем смастерил рукоять – обмотал нижнюю часть клинка оторванной от рюкзака тряпкой. Получилось ненадежно, но лучше, чем ничего, по беде сойдет. До дна окружавшей пробой воронки таким инструментом уже не добраться, но Олег готовил его для другого дела…

Он торопливо срезал ветви, стараясь выбирать потолще, и делил на равные, в ладонь длиной части. Когда набралась приличная кучка, стал запихивать их в капкан, между основанием и подошвой ботинка.

…Обрубки входили все более туго, последние он заколачивал валявшейся без дела рукоятью ножа. Затем осторожно встал и попробовал наступить на захваченную капканом ногу. Ветки слегка промялись, Олег сел на землю и вбил еще несколько палочек.

Теперь он мог ходить – медленно, сильно хромая, увенчанная нелепым сооружением левая нога стала значительно длиннее правой. Но боли не было, он вообще не ощущал ногу ниже колена….

Олег стал примериваться к плахе.

Тащить ее за собой волоком, как он хотел поначалу, не получалось – тяжеленный чурбак словно прирос к земле. Катить мешал торчащий в сторону сук. К тому же через один с небольшим оборот цепь окажется полностью смотанной. Остается одно – поднять и нести.

Он обхватил сырые, поросшие мхом бока плахи осторожней, чем плечи любимой женщины, попробовал поднять – и понял, как мало у него осталось сил. Чурбак оторвался от земли – медленно и неохотно, но оторвался. Олег опустил его и опустился сам, руки дрожали, тело тряслось в ознобе.

«Тяжелый, зараза… но ничего, полсотни метров как-нибудь протащу… потихоньку, полегоньку, с остановками…»

Он закашлялся – долго, сухо, надрывно.

«Простудился… как пить дать простудился… и температура наверняка вверх пошла… надо скорей в тепло, пока не схватил ппневмонию… Ну ладно, пора… Раз-два, взяли!.. взяли и пошли – медленно, осторожно, не спеша…»

7

Взвалить плаху на плечо не позволяла цепь.

Он тащил ее, облапив на уровне живота, осторожно ковыляя – намокшая кора выскальзывала из пальцев. Куда ступать, Олег не видел, чурбак не давал глянуть под ноги.

Окружающие кусты и деревья занимались странным делом – вспыхивали на мгновение кроваво-красным цветом, затем медленно приобретали прежнюю окраску, чтобы при следующем шаге снова вспыхнуть…

Он считал шаги, но после десятого сбился. Решил опустить чурбак и передохнуть, дойдя до елочки, росшей примерно посередине пути.

Не дошел.

…Нога с вцепившимся капканом ухнула вниз, в ямку, незаметную под полегшей травой. Он пошатнулся, не удержал равновесия, упал набок, выпустив из рук плаху. Она рухнула на зажатую в капкане ногу…

Боль вспыхнула сверхновой звездой – окружающий мир мгновенно почернел, обуглился… Все кончилось.

8

Он тонул, он захлебывался – ледяная вода рвалась в легкие.

Вынырнув из забытья, из темного бездонного провала, Олег скорчился в рвотной судороге, извергая обратно дождевую воду и сгустки слизи подозрительно красного цвета.

По ушам били неприятные и оглушающие звуки. Немного спустя, когда рвота перешла в надрывный, рвущий грудь кашель, он понял, что слышит воронье карканье – нахохлившаяся мокрая ворона сидела недалеко и низко, на тонких, прогибающихся под ее весом ветвях. Хриплые птичьи крики звучали в ушах близкими взрывами, отдаваясь в мозгу гулко-болезненным эхом.

Вороны чуют падаль, подумал он, с трудом восстанавливая дыхание и не решаясь взглянуть туда, где плаха придавила больную ногу. Впрочем, там боли он не чувствовал. Но она, боль, никуда не делась, она притаилась под чурбаком, как свернувшаяся в клубок гадюка – и, когда Олег, сдвигая плаху, чуть пошевелил ногой – тут же запустила в нее ядовитые зубы. Но застонал он не от того, что почувствовал, а от того, что увидел, своротив плаху на сторону.

От вида согнутой под неестественным углом голени.

Нога была сломана.

Пасть: Пасть. Логово. Стая (сборник)

Подняться наверх