Читать книгу Реликтовая популяция. Книга 1 - Виктор Васильевич Ананишнов - Страница 11

Камрат проснулся в полутьме.

Вчера, когда они сюда прибежали, он о сне не думал. Прошлый день что-то изменил в нём и он, сидя у небольшого пламени очага, пытался разобраться – что именно. Ничего определённого не выяснил и незаметно уснул.

Ему снились крысы и Свим, нанизающий их на свой громадный меч из зеркального мелерона. И что интересно, это были выродки, но стоило им попасть на лезвие, как они тут же начинали мельчать до обычных диких крыс, что водились и в Керпосе, где с ними активно (и безуспешно) боролись: травили ядами, вылавливали специальными крысоловками и уничтожали, убивали при случае, чем попало. Стены города также участвовали в избиении крыс, однако они в городе никогда не выводились.

Неприятный сон, и мальчик постарался забыть его.

Он повернул голову. Рядом лежал К”ньец. Хопс свернулся во сне как дикая кошка, лишь ноги, доставшиеся ему в наследство неизвестно от кого, расположились словно отдельно от него – прямые и неестественно вывернутые.

Ноги хопса оканчивались целиковыми копытцами, покрытыми какой-то ворсистой кожицей, она-то, наверное, смягчала удары ими о землю и обеспечивала почти бесшумное передвижение К”ньеца. Во всяком случае, на обычной дороге, по турусу, так оно и было. Вот Свим шагал, и его тяжелая поступь в вечных сапогах была слышна на десятки берметов, а К”ньеца будто и не было рядом с ним. Впрочем, вспомнил Камрат, когда они шли через лаз и вчера, когда они убегали от крыс, перестук его копытец по твёрдому каменному покрытию полов отчётливо прослушивался.

Хвост не украшал хопса. Ни видимой мощи в нём, ни пушистости, ни длины особой. Вот тигровые выродки имели великолепные хвосты: толстые, длинные, живые. У К”ньеца же кончик хвоста вытерт до кожи, рисунок блеклый, пятнами. В общем, у К”ньеца, в отличие от других выродков из кошачьих, хвост наверняка не являлся для него предметом гордости или особого внимания и ухода и не был действенным помощником для выполнения каких-либо функций. По-видимому, помехой в жизни хопса он и не был, но пользы от него выродок, пожалуй, имел немного: насекомое со спины согнать, или вот, как сейчас, прикрыть им часть ног.

Мальчик долго рассматривал достопримечательности и нелепости, с его точки зрения, хопперсукса, машинально отмечал мелкие детали, бросающиеся в глаза – потёртость шёрстки на коленях, вывернутых в другую сторону, чем у людей; отличие ворсинок, некоторые из них были несоизмеримо длинными и нелепого окраса, похоже, лишними, не вылинявшими после зимы. На левом копытце наметилась лёгкая стоптанность. Что значит естественное, а не вечное. Камрат вот свои сапоги носил столько, сколько себя помнил, и всё это время они оставались такими, какими были с самого начала, чуть раздаваясь с его ростом.

Подумав о своих сапогах, он вдруг некстати вспомнил о покинутом, разваливающимся от ветхости, доме в Керпосе, где вырос и жил с бабкой Калеей.

Окружающая тишина, чуть нарушаемая дыханием Свима, и мысли о доме навеяли на мальчика тоску. Хорошо бы сейчас проснуться там, дома…

Благодаря воспитанию бабкой он не понимал и никогда не обращал внимания на скудость и унылость их житья. Вокруг многие так жили. Он не знал, откуда бабка достаёт еду, если практически она всегда находилась в доме и к раздаточным не ходила, и что она оставалась там делать, когда позволяла ему оставить её в покое, а он тут же убегал из дома и носился по городу. Всё другое время они общались. Своеобразно – в процессе хапры.

Словесные разъяснения бабки Калеи, что собой представляет хапра, остались вне восприятия мальчика, ибо слышал их практически ежедневно, но пропускал мимо ушей.

– Хапра, – монотонно и с неизменной остановкой после произнесения этого слова, говорила бабка, – это кодекс поведения метунов (Камрат так и не узнал, кто такие метуны) в любой обстановке. Кодекс объединяет видение, знание и умение! Если ты правильно видишь, знаешь об увиденном, и умеешь использовать знания, то всегда найдёшь наилучший выход из любого положения, в которое ты попал, каким бы безнадёжным и запутанным оно не было… Хапра – путь аккумулирования видения, знаний и умений с постепенным раскрытием способностей управлять всей триадой успеха в бою… Хапра – путь к непобедимости…

Она говорила ещё о чём-то, а руки её, узкие в ладонях, с длинными смуглыми пальцами мелькали то над головой мальчика, то опускались к плечам, проходились вдоль спины, касались груди и ног… От рук исходили тёплые приятные волны, как от солнечных лучей, они проникали в естество мальчика так глубоко, что Камрату казались сквозными. У него внутри происходили какие-то странные изменения, он их ощущал, а спросил бы кто о них, мальчик ничего не смог бы ответить о существе этих изменений. Быть может, только сказал бы или дал понять – от бабкиных нашёптываний и пассов в нём словно расправлялась неведомая пружина в каждой малой его части и придавала необыкновенные силы.

Хапра вне зависимости от настроения бабки или внука производилась или исполнялась ежедневно. Камрат даже не помнил начального этапа обучения. По его представлениям, он всегда был связан с хапрой, возможно, со времён, когда ещё ни ходить, ни говорить не умел, да и, быть может, не соображал, раз в памяти его ничего не осталось, кроме как воспоминаний о хапре. Её тихая без суеты процедура вошла в его жизнь обязательной составляющей, дарящей редкие минуты одуряющей благости, как самой Камее, так и её неспокойному вне хапры внуку: он обычно стоял перед нею умиротворённым, никуда не стремящимся убежать, и чувствовал блаженное удовлетворение от слов и мелькания бабкиных рук. В серых глазах Камеи поблескивали огоньки, лицо затуманивалось, на нём расправлялись глубокие морщины, и Камрату чудилось отсутствие вокруг них двоих кого или чего бы то ни было.

Он и бабка – и весь остальной мир вне!

– Ну вот, – говорила Камея по окончании хапры каждый раз одно и то же. – Сегодня ты запасся новыми знаниями, умением и способностью видеть явное и скрытое, тайное и простое…

После таинства хапры следовали правила ведения боя. Занятие весёлое, но оно требовало места, где можно было бы не только нанести удар, а и успеть отклониться, а если надо, пропустить соперника мимо, дать ему продвинуться по инерции хотя бы на шаг и напасть на него с неудобной для того стороны. Потому-то единственная комната их дома всегда была очищена от ненужных вещей.

Вначале бабка показывала что-нибудь новое, Камрат старательно повторял. И у него каждый раз получалось всё правильно. Потом они на время забывали о времени и почти праузу, а то и две имитировали, порой очень жёстко, настоящий бой: рукопашный, с кинжалом, палкой вместо меча.

В конце бабка не хвалила, а лишь говорила:

– Теперь ты и это увидел, и знаешь, и умеешь… На сегодня всё. Можешь отдохнуть. Я тебя не держу.

Иногда бой протекал с комментариями со стороны Камеи. Мальчик нападал или защищался, используя накопленные приёмы и знания, а бабка, отбиваясь от него, подсказывала, наставляла, поправляла. И так сложилось, что даже в драках с мальчишками руками или палками, он словно слышал её негромкий голос – поправляющий, подсказывающий: сделай так-то и так-то.

Искушённый в бесчисленных наставлениях бабки и правил ведения боя, Камрат вчера, при виде крысиной возни – первой настоящей схватки не на жизнь, а на смерть, увиденной им, – не мог точно определить, что это перед ним происходило, поскольку несовершенство их движений и действий поразили его несказанно. Его так и подмывало подсказать, поправить неправильную постановку ног, нерациональное размахивание мечом, кинжалом или чигиром. Создавалось впечатление – участники схватки не видели ничего вокруг, кроме своего непосредственного противника; если же к ним подступал кто-то со стороны, они пропускали его удар…

К его удивлению и огорчению, манера поведения Свима при отражении атаки крыс ничем примечательным или хотя бы манерой поведения не отличалась от выродков. Но в бою так нельзя поступать! Бой не дуэль, в нём нужно знать расположение своих сторонников, где и как располагаются противники, успешна ли стычка или проиграна… И следует всегда думать и искать возможность переломить схватку в свою пользу…

Ничего вчера такого Камрат не увидел, поэтому разочаровался и в схватке, и, что было всего горше, в Свиме.

Его даже пробила дрожь от мыслей, навивавших печаль, словно он взвалил на себя непомерную ношу невысказанного отношения ко всему происходящему с ним: и дорога впереди дальняя, а на ней всякого чего будет, и Свим, хотя и дурб, и в росте не меньше бермета, и грозен будто бы с виду, но боец так себе, а переучивать его поздно, так что никакой он ему не защитник, а в меру опытный спутник… без которого дальше не уйти, да и нет желания уходить.

Сюда бы бабку Калею. Она бы этих крыс…

Она бы с ними и связываться не стала, а сумела бы найти способ так их обойти, что они никогда не узнали бы об её, и, естественно, о тех, кто с нею был, существовании.

Отвлёкся он от своих дум и переживаний, ощутив чей-то пристальный взгляд. Приподнял голову и встретился с взглядом хопса, изучавшего его так же тщательно, как это он проделал чуть раньше с его ногами и хвостом.

– Почему не спишь? – спросил К”ньец и грациозно-тягуче потянулся всем телом, лишь ноги не участвовали в утреннем кошачьем моционе.

– Не знаю, – отозвался Камрат, не представляя даже, что можно сказать на вопрос выродка.

И правда, кто может знать, почему иногда хочется спать, а почему – нет, даже если устал. Может быть, выродкам такое непонятно?

– Тебя вчера напугали крысы? – по-видимому, у хопса были свои предположения о бессоннице мальчика.

– Нет, – покривил губами Камрат. – А чего их бояться?..

– Ну как же. Бросаются на всех, некоторые даже мечами размахивают. Убить могут.

– Не могут.

К”ньец ударил по полу хвостом.

– Ещё как могут. Ты, наверное, не понимаешь ещё, что подобные гурты, малаки, да и бандиты запросто могут напасть и убить. Так оно и есть…

– А зачем им убивать кого-то?

Хопс, похоже, такого вопроса не ожидал, задумался. Слегка мерцающие в полусумраке его глаза сузились. Затем важно, наверное, от кого-то услышанное, произнёс:

– Такова жизнь, малыш. Что поделаешь. Такова жизнь.

Камрат и в этот раз не нашёлся что сказать. Всё-таки, подумал он, с выродками трудно разговаривать.

– Проснулись? – раздался голос Свима, сидящего у стены за спиной мальчика. – Вот и хорошо! Утро наступает. Давайте-ка решать, каким образом нам добраться до Примето.

К”ньец повёл ушами и обратил свои немигающие глаза на Свима – что тут, мол, решать?

Свим пояснил:

– Появление на дороге целого дума тескомовцев и так, как ты знаешь, не подарок. Пока через их патрули пройдёшь, душу вывернут. Но, а если они и вправду ищут малыша и его бабку, то попадаться им на глаза и вовсе не следует… Опасно!

– Наверное, – мяукнул К”ньец. – Малыша могут…

Камрат промолчал, лишь напрягся всем телом: что-то предложит Свим? Был начеку и готовился к самому худшему – вдруг придётся расстаться со спутниками и идти одному. А что? Кто они такие, чтобы брать его с собой и при всякой встрече с тескомовцами объясняться перед ними или прятаться от них? Сказал же Свим – опасно!

– Думаю те двое, что видели тебя, малыш, на улице Керпоса, – продолжал говорить дурб, в его голосе не было ничего настораживающего мальчика, – хорошо запомнили, как ты выглядишь. На то они и тескомовцы, дабы уметь запоминать и прилично передавать словесный портрет нужного разумного. Кстати, ты должен знать, что описать человека проще, так как тескомовцы – люди. Людям хуже удаются описания путров.

Свим поднялся и подсел ближе к мальчику, но прежде обратился к выродку:

– Нам, К”ньюша, наверное, лучше всего свернуть надо куда-нибудь сразу после Ритола. Там есть, припоминаю, старая турусовая дорога. Правда, очень избитая. Там, наверное, турус всё ещё не живой.

– Я знаю. На ней тескомовцы, по всей видимости, уже патрули поставили, – предположил хопс. – Дорога всё-таки. Избитая она или нет, но по ней можно ходить.

Свим кивнул.

– Я о том же. Просто после Ритола параллельно старой дороге есть торные тропы до самого Пертока. По ним можно было бы спокойно пройти, минуя патрули. Но вот отсюда, от Крема, я никаких дорог обходных или троп не знаю.

К”ньец согласился и, подражая Свиму, по-человечьи кивнул головой, вызвав у мальчика улыбку – столько было важности и смешного, в том числе, в этом кивании.

– Их никогда здесь не было, – подтвердил выродок.

– Я знаю дорогу, – неожиданно для себя изрёк Камрат, и оторопел от высказанного, даже рот приоткрыл.

Он никак не мог понять, почему так уверенно высказался о дороге. А в памяти уже прорисовывалось нечто, подтверждающее её существование – да, он знает эту дорогу. Она идёт вдалеке от Туклы, обходит Перток, пролегает по самому краю Заповедника Выродков и в итоге выводит на турусовую дорогу между Фастом и Примето.

– Та-ак! – протянул Свим, не столько удивлённый, сколько заинтригованный заявлением мальчика, и запустил толсто палую ладонь в волосы и подёргал их, словно проверил на прочность. – А это… То, что ты сказал… Как понимать?

– Не знаю, – как всегда отозвался Камрат, но тут же сообразил, что негативная реакция на его незнание со стороны Свима последует немедленно. Его не удовлетворит такое объяснение, а потому надо что-то добавить к сказанному. Мальчик поспешил сбивчиво поправиться: – Не так я сказал. Я до сейчас… ну, я не знал о ней ничего, пока вы не стали о ней говорить, а сейчас знаю. Мне, наверное, когда-то о ней говорила бабка Калея, вот я… и вспомнил. Неожиданно… Правда… Она начинается…

– Не спеши, малыш! Подумай ещё. К”ньюша, ты тоже напрягись. Вдруг вспомнишь что-либо о дороге, также как это вдруг сделал Камрат.

К”ньец фыркнул, встряхнул головой и машинально произвёл лапиной умывальное кошачье движение.

– А ведь точно, – будто удивляясь самому себе, сказал он, наконец. – Пранек, ты помнишь его?.. Он как-то вскользь упоминал о пути в сторону от Туклы. Мне его сведения в те времена были ни к чему. И я могу лишь предполагать. Ты же знаешь сам, троп и дорог вне турусовых и основных, тех же троп и дорог, великое множество. Так почему бы Крем может быть исключением?.. Это мы с тобой ходим там, где дороги охраняются Тескомом, а сколько разумных ходит помимо них. Кто их считал? И людей, и путров всевозможных, и дорог с тропами тех же? Никто. Никто не знает и всех путей, ведущих от города к городу. Чаще всего кому-то известны один-два пути. И этого достаточно, чтобы не попадаться на глаза тескомовцам. О такой дороге, я думаю, и вспомнил малыш.

Свим выслушал выродка со вниманием, а высказался по другому поводу:

– К”ньюша, с чего это ты стал так много и подробно говорить? Монолог вот закатил непомерной длины. Это Камрат на тебя так плохо действует? – засмеялся он своей шутке. Выродок в ответ фыркнул неодобрительно. – Но ты позабыл о тескомовцах на шарах, они-то уж хорошо знают пути-дороги от города к городу. У них, поди, и схемы есть.

– Не уверен, – К”ньец прижал к голове уши – знак полного несогласия с собеседником. – Они летают не везде…

– Всё, всё! – воскликнул Свим, предваряя всякие возражения или новые рассуждения. – Подробности оставим на дорогу. Сейчас завтракать и в путь! Малыш нас выведет…

– Но я не знаю, где она начинается! – в отчаянии выпалил Камрат.

– В каком смысле – не знаешь? Это тоже надо понимать как-то по-иному? – глаза Свима приморозили мальчика своим свирепым взглядом к полу.

– Как хочешь, так и понимай! – отчаянно воскликнул Камрат. – Я её вижу, но не знаю, от какого места она начинается. Я же даже рядом с ней никогда не был… Там… Там такое… одно большое дерево… Я вижу его и – всё!

– Где там? – закипал Свим праведным гневом, этот мальчишка опять преподносит нечто неразумное, чего он воспринять не может. Или опять хочет выкрутиться?..

– Ну как ты не можешь меня понять? Это дерево вот здесь, – Камрат от безнадёжности убедить дурба словами стукнул себя кулаком по голове. – Я его вижу! Вижу… Там дерево… Ведь я не знаю даже, где мы сейчас находимся, и даже где этот Крем, о котором ты всё время говоришь!

Мальчик выдохся, руки его покорно опустились.

– Вот что, Камрат, – мурлыкающим и успокаивающим голосом пропел хопс. – Мы сейчас выйдем на дорогу по направлению к Тукле и ты, я уверен, увидишь то самое дерево. Будет ли оно находится от Крема, а мы сейчас в нём, на расстоянии двадцати берметов или в пяти свиджах, не важно. И мы свернём рядом с тем деревом на нужную тропу… Так, Свим?

Дурб лишь с удивлением покачал головой. Рассудительность К”ньеца поражала. Находясь под его опекой вот уже почти два года, выродок никогда не проявлял подобных качеств: говорить в нужный момент и, главное, убедительно и верно, да ещё с кем – с мальчиком, ребёнком человека.

– К”ньюша прав, – сказал он кратко.

Они ступили на дорогу из Крема спустя две праузы.

Солнце, багровое и огромное, поднималось на востоке – тяжело и неприветливо. Точно покидало своё ночное ложе с неохотой, не видя ничего хорошего в своём появлении над погибающей природой Земли. Над руинами, над толпами разумных выродков, теснящих из года в год, из века в век своею численностью сокращающуюся популяцию людей, до того неразумно царствующих на планете несколько десятков тысяч лет. Над бессмысленно сражающимися между собой и тех и других неизвестно из-за чего, бредущих по дорогам и тропам неизвестно куда и зачем.

Глаза бы их не видели! Лучи бы их не достигали! Тепла на них жалко и света!..

– День будет тёплым, – определил по солнцу дневную погоду К”ньец и поёжился от утреннего ветерка – происходил он из тех кошек, у которых извека не было хорошей шерсти для защиты от холодов.

– По дороге согреемся, – с деланым оптимизмом пообещал Свим.

– Х-хорошо бы, – Камрат тоже замёрз, пока они выбирались из хаоса покинутого древними города.

За спиной остались не менее трёх свиджей, когда Камрат, уже отчаявшийся увидеть нужное дерево, радостно закричал:

– Вот оно! То дерево!

Шедшая впереди них ватага выродков из лис, путров пятнадцать, оглянулась и быстро перестроилась, ожидая то ли нападения, то ли собираясь напасть самим. Роста они были небольшого, зато воинственности у каждого хватало на двоих. Отбиться от них можно, но затевать драку на дороге, никому не позволено.

К”ньец презрительно зафыркал, изображая независимость и пренебрежение подготовке потомков лисиц.

– Собаки, – мяукнул он. – Не люблю!

– Мог бы о том так громко не кричать, – спокойно, но готовый ко всему, сказал Свим. – Но, что случилось, то случилось. Давайте-ка постоим на месте и сделаем вид, что нам до них нет дела… К”ньюша, перестань пялиться в их сторону, загляни лучше в придорожную канаву, будто бы что-то ищешь, а ты, малыш, не стой истуканом, делай что-нибудь. Поправляй сапог, что ли.

Изображая суету, все трое занялись мелочными делами, не обращая внимания на компанию путров из собачьих. Те посовещались, спрятали кинжалы, развернулись и побрели дальше по дороге. Большинство из них соблюдали правило путров – ходи как люди, то есть вертикально. Однако для некоторых, тем, кто постарше, такая ходьба была уже, возможно, в тягость, и они опустились на все четыре конечности, сбивая неприспособленные к тому лапины до крови.

Выждав и находясь в полной уверенности, что их никто не услышит, Свим высказал хопсу своё негодование:

– Сколько раз я тебе говорил, К”ньюша? Ты не в гурте каком-то там, в Диких Землях, а идёшь со мной по тескомовской дороге. Потому тебе нет дела, собаки вокруг тебя или кто-то другой. Тебе что, хотелось прямо здесь устроить свалку?.. Тескомовцы только того и ждут.

– Им сейчас не то того.

– Помолчи! Вон там идут люди. Пропустим их.

Сам Свим занялся перестёгиванием пояса, а Камрат просто уселся на турусовый покров дороги и опять стал снимать и надевать сапог.

Трое, по виду тронутые изменением, чинно и гордо проследовали мимо, не находя нужным перекинуться несколькими словами с нормальными людьми в лице Свима и Камрата.

– Это кто, тронутые? – поинтересовался Камрат.

О них он неоднократно слышал от бабки, но видел едва ли раза два – в Керпосе их стражники сразу отводили на выделенное им подворье.

– Они, – подтвердил Свим. – Видишь, как идут? И вот так до самого Побережья будут идти. Шаг в шаг. И даже между собой не говорят, а если говорят, то каждый только о себе. И несут при этом такое, что и слушать нет охоты.

– Они могут говорить между собой без голоса, – сказал Камрат и важно добавил: – У нас в городе тронутых не принимают.

– Кто это тебе сказал?

– Все так говорят. И я их у нас в самом городе не видел. У них, как у тескомовцев, своё гетто. А что?

– Слушай больше. Они люди, значит, вхожи во все города… К тому же среди горожан они ведут себя нормально. Ладно, хватит о них. Ты считаешь, что это то самое дерево, которое ты видел… Вот тут, – Свим ткнул себя пальцев в темя.

– Да, оно.

– Тогда… веди! И побыстрее, пока никого не видно на дороге. И вообще никого вокруг.

Камрат не дошёл до толстой в комле низкорослой сосны шагов десять, с сомнением посмотрел вдоль окраины дороги и сразу же увидел тонкий, едва заметный намёк на тропинку. Она виднелась ему желтоватой нитью, проложенной почти перпендикулярно дороге, и в берметах двадцати терялась в зарослях кустарника, за которым поднимались голые сучковатые кроны передовых деревьев приземистого редколесья, соединяющимися колками уходящего вдаль.

– Здесь, – показал мальчик и прыгнул через неширокую канаву, заспешил, путаясь ногами в прошлогодней траве, кое-где уже пробитой тонкими стебельками подступающего лета – у дороги почва была, наверное, теплее, вот новая трава и торопилась взглянуть на солнце.

За ним последовали спутники, а когда они вошли в подлесок, и их не стало видно с дороги, Свим объявил остановку.

Он поднял голову вверх, потрогал низкую ветку ближайшего дерева, сокрушённо вздохнул.

– Не люблю я в лесу ходить. Вам, конечно, он нипочём, а я вот намучаюсь, цепляясь головой о сучья. Давайте передохнём, прежде чем в него соваться.