Читать книгу Реликтовая популяция. Книга 1 - Виктор Васильевич Ананишнов - Страница 7

Где-то за затянутым тучами куполом города светила луна. Наступало утро, и ночь размывалась и бледнела. Темнота наливалась нездоровым серым окрасом.

Система поддержки санитарного состояния Керпоса явно не справлялась со своими функциями или что-то в ней разладилось за многолетия бесперебойной работы, оттого волглый воздух захолустья пахнул нечистотами города и гнилью весенней ростепели. Ветра не было, путники задыхались в тяжёлом настое прошлых и настоящих отбросов и отходов большого города.

Узкую дорожку, почти тропу, протоптанную от лаза к Западному шлюзу, то и дело пересекали ручейки и потоки из отхожих мест, моечных, и других источников, каким-то образом нашедших прорехи в койне. Они выносили из города вместе с водой растворённые в ней минеральные остатки, твердые частички и мелкие предметы – всё то, что не подвергалось регенерации, очистке или не было запущено в процесс постоянного круговорота поддержания жизни в городе на спроектированном древними уровне. Зато всё это пропитывало землю и служило основой развития бурной жизни в почве и на её поверхности.

За многие тысячи лет вокруг Керпоса (да и остальных городов бандеки) широкой многосвиджевой полосой скучилась растительность – деревья и кустарники, – образующие малопроходимые для разумных дебри – упраны – с богатой и разнообразной дикой живностью.

Совсем недавно сошли снега, молодая трава ещё не пробилась сквозь прошлогоднее мочало, но оно шевелилось от буйства просыпающихся живых созданий навстречу наступающей весне и новому дню. Ночные звери и существа уходили и забивались в чащу упраны, оставляя вечное поле охоты тем, кто не боится показать себя свету.

К”ньец всё ещё пофыркивал, улавливая сквозь смрад другие запахи, но уже не оттеснял Камрата поближе к стене и не бил хвостом по ногам мальчика, когда не попадал по своим.

В сумрачном свете наступающего дня Камрат мог хорошо рассмотреть пока что Свима, да и то со спины, так как шёл, вернее, семенил за ним, чтобы не отставать. Широкие покатые плечи вызывали почтение, а толстые непропорционально короткие ноги создавали впечатление необыкновенной устойчивости дурба. Чтобы его свалить, прикидывал мальчик, надо ударить с такой силой, какой ни у одного ему знакомого человека не было. Даже у постоянного стражника Восточного шлюза Парке, а его вдвоем не удавалось обхватить руками даже взрослым. Если не считать, конечно, выродка С”тунью, из медведей. Но тот никогда в драку не вмешивается, у таких как он напрочь, на генетическом уровне, отсутствует тяга кого-то обидеть или случайно задеть. Потому-то С”тунью никто не боится и разрешают ему появляться во всех районах города. Но зато стукни он Свима, то дурб, пожалуй, не смог бы устоять на ногах.

Мальчику больше всего понравилась обувь неожиданного спутника: высокие, до середины бедер, сапоги из цельной кожи змеи гаранды на толстой эластичной вечной подошве. В таких сапогах не страшны ни холод, ни вода, и служат они хозяину всю жизнь. О подобных сапогах мечтают многие, Камрат тоже был в их числе.

Первое, что он сделает, когда вырастить и станет похожим на Свима, он убьёт гаранду и сделает себе такие же сапоги и будет в них…

Правда, он не знал, что будет в них делать. Ходить, конечно. Но как? Казалось, не просто ходить, а летать, едва касаясь земли ногами. И все будут завидовать, глядя на его сапоги…

Впрочем, Свим, похоже, не летал, а шёл, впечатывая подошвы в податливый грунт.

Размечтавшись, Камрат споткнулся и упал, испачкал руки. Брезгливо отер их о куртку, пусть очищает.

За спиной у Свима висел добротный мешок, не обремененный ношей и чем-то схожий с походным мешком Камрата, только значительно больше. На поясе, ближе к крестцу, висели питьевая фляга – сарка – и моток тонкой текеловой веревки рук на тридцать; справа – длинный и широкий меч в ножнах, по всей видимости, невечных, поскольку мелероновое жало конца меча высовывалось почти на ладонь; слева – продолговатый мешочек из чёрной кожи для всяких деликатных принадлежностей, необходимых путнику в дороге – пукель.

Из пяток сапог хищно торчали острые мелероновые шипы в палец толщиной и такой же длины. Шипы служили для поражения противника, напавшего сзади, или с поворотом, ударом пятки. Бой с использованием шпор требовал большого искусства, и пяточная схватка получалась не у многих. Как говорила бабка Калея, пяточный бой стоит того, чтобы ему научиться. Камрат был готов с уважением думать о Свиме и его способностях, если бы не сомневался. По словам Калеи, а она шпорами владела в совершенстве и Камрата натаскала всевозможным приёмам, все, кто в Керпосе носил шипы, о пяточном бое либо ничего не ведали, либо знали о нём понаслышке. Но шпоры придавали, так считалось, уверенности мужчине, считающим себя дурбом.

Присмотревшись, Камрат всё-таки решил пока что думать о Свиме хорошо, так как виденные им до того пяточные шипы казались безделицей по сравнению с величиной и отточенностью шипов свимовских сапог, на которых они, похоже, были закреплены намертво для постоянного ношения, а значит, и употребления.

Сапожные карманы у нечаянного спутника топорщились особой поклажей: виднелись рукоять ножа, ушки напальников, черенок захвата… Свим вооружился явно для дальней дороги – хорошо и разнообразно.

Лучше всего Камрату виделся сапожный нож, и он с любопытством рассматривал его в рассеивающейся темноте утра. Вернее, ему в основном была видна ребристая, слегка истертая от долгого употребления, рукоять, но по величине кармана можно домыслить о ширине и длине лезвия ножа. Такие ножи носят очень опытные бойцы, если… Камрат опять поймал себя на этом «если». Конечно, если Свим и вправду именно тот, за кого себя пытается выдать, нацепив на себя такой устрашающий арсенал.

Мальчик хотел бы верить спутнику, но бабка всегда ему говорила, что настоящий боец никогда не станет себя обуживать лишним оружием.

Так, не видя ещё лица Свима, Камрат старался сделать некоторые выводы о нем.

А вот выродок… Камрату его рассмотреть как следует никак не удавалось, хотя он и оборачивался к нему несколько раз. Зато успел сделать не очень для себя приятное открытие: К”ньец, видно, вёл свою родословную не только от кошек, а был выродком выродков или хопперсуксом, проще, так все говорили, – хопсом.

Хопсы редко появлялись в Керпосе. Среди горожан за хопперсуксами закрепилась худая слава, и встречали их не очень приветливо, хотя по уставу города им не запрещалось его посещать. Но привратники, как ни у кого иного выпытывали всегда всю подноготную причину появления хопса в городе, и большую часть их через ворота не пропускала, а тех, кому удавалось попасть за стену, чаще всего сопровождали людей. С хопсами опасались иметь общие дела, а при встрече на улице старались обойти стороной.

Однако знали и другое – обитатели многих городов бандеки и за её пределами не делали различий среди выродков и относились к хопсам спокойно. И всё же побеждала традиция. О её возникновении никто ничего не ведал, тому, быть может, тысячи лет, но из поколения в поколение отчуждение к подобным разумным оставалось прочным.

Однажды Камрат видел собаколошадь. Хопперсукс у раздаточных кабин, где обычно толпились горожане низких нэмов и одноименные, за обменные рахмы предлагал невечные изделия своего клана, в том числе и ножи из кости, с необычайным мастерством демонстрируя, как ими пользоваться. Даже бабка Калея, постояв рядом с ним, отметила, сказав:

– Он может! – высшая похвала в её устах.

И вот К”ньец оказался хопперсуксом.

По спине мальчика поползли холодные жуки. Он постарался держаться ближе к Свиму. Свим был человеком. Зато, успокоился догадкой Камрат, стало ясно, почему они воспользовались лазом, а не воротами. Наверное, и в город проникли через него.

Уже совсем рассвело, троица прошагала без особых приключений, если не считать нескольких падений Камрата, с десяток свиджей вдоль стены. Наконец справа и впереди наметилось широкое открытое пространство перед Западным шлюзом.

Тропа раздвоилась. Одна её ветвь, едва обозначенная, словно извилистая струйка воды, продолжала идти по-над городской стеной и выходила на опушку перед воротами. Другая, натоптанная, уходила в чащу леса прочь от города, срезая путь к дороге на запад. На последнюю решительно свернул Свим. Камрат тоже не собирался светиться перед шлюзом – вдруг там его тескомовцы поджидают, потому последовал за дурбом.

Воздух под вислыми деревьями стал чище. Сверху крупными каплями скатывалась вода, глухо стукая по капюшону куртки. Земля под ногами, взрытая корнями, размягчилась, и ноги мальчика стали проваливаться и предательски скользить по грязи. Время от времени Камрат оглядывал местность, но заросли даже без листьев не давали проникнуть взгляду дальше нескольких берметов.

Городские люди без нужды в упраны, да и вообще в лес, заходить остерегались. А тех, кто этого не боялся и посещал лесные кущи по причинам, непонятным обывателям, а главное, возвращались без ущерба для себя, называли с долей какого-то суеверного страха и одновременно пренебрежительно – лесовиками.

Лесовики не обижались, словно знали нечто, вынесенное из леса, поднимающее их в собственных глазах, тем не менее, о подробностях своих походов особо не распространялись, а коль уж рассказывали, то наводили страху на слушателей ещё большего. Вот и получилось, что для большинства горожан упраны представлялись обиталищем выродков всех видов и другой, порой фантастической, неведомой разумной или безмозглой нечисти.

Впрочем, доля правды в представлениях жителей города какая-то, по-видимому, была. Нет-нет, да кто-нибудь из лесовиков пропадал, а кто-то проговаривался, и молва тут же разносила о мерзостных деяниях, знакомых всем понаслышке с детства, кокшиков, вупертоков, гаранов. Среди ряда полумифических существ – одур, всеми слышимый к ночи и кое-кем виденный со стены, занимал скромное место, хотя считался эталоном бессмысленности и ужаса, населяющего упраны и другие леса Земли.

Черные в серебристых звездочках плети лиан в руку толщиной свисали с деревьев и поводили в воздухе чуткими щупальцами, обильно усеивающих ствол растения. Они тянулись к нарушителям спокойствия леса кончиками мелких спиралек на концах щупалец и норовили коснуться кожи лица и рук, незащищенных одеждой. Больше всего они досаждали впередиидущему Свиму, создавая перед ним настоящий полог из щупалец, а лианы нависали над ним клубком змеиных тел. Свим отбивался от них обеими руками и медленно проталкивался вперёд. Отстраненные им в сторону стебли без раскачки пытались узнать, что собой представляет второй спутник – Камрат, но либо не успевали дотянуться до него, либо в самый последний момент прятали спиральки, как если бы наталкивались на раскаленные угли. На хопса они просто не реагировали, будто его и не было.

Идя за Свимом, спотыкаясь о корневища и оступаясь в разжиженную землю, вздрагивая от тянущихся к лицу лиан, Камрат несколько раз подумал о невероятном везении. Насколько трудно бы ему было сейчас. Брёл бы один по дороге, где каждый шаг чреват неожиданностями. А за могучей спиной Свима и при защищенном тыле пусть даже хопсом, он, хотя и дергался порой от скрипа и других неизвестных ему, а потому нежданных и неприятных, звуков, но особого страха не испытывал.

Они перешли вброд неширокий ручей, мутный, с отвратительно пахнущей водой. За ручьём дорожка, петляя, постепенно пошла в горку, под ногами перестала чавкать грязь. Повеяло ветерком. Лес расступился и показался невысокий откос широкой мощённой вечным покрытием – турусом – дороги, началом которой были Восточные ворота Керпоса, а заканчивалась она в неведомой дали – в других городах. Во всяком случае, где-то в пятистах с лишним свиджах, она утыкалась в Примето, куда надо было идти мальчику.

Свим одним прыжком выскочил на дорогу и занялся своей одеждой, стряхивая и снимая с неё веточки и чешуйки, оставшиеся от прикосновения с лианами.

– Не люблю я лес около городов, – сказал он, как бы оправдываясь. – Всё время жду какой-нибудь пакости. За вóрот что заползёт или, что хуже, в ногу кто вцепится. Днем ещё ничего, а ночью лучше не входить, кроме как под городской стеной пробираться и каждую минуту ожидать, кто на тебя нападёт.

К”ньец неодобрительно, Камрат уже стал понимать эмоцию выродка, фыркнул.

– Тебе-то что. Ты – лесной житель, а я… – У Свима оказалось веселое приветливое круглое лицо с ямочками в уголках губ. Нос чуть вздернут, глаза навыкате, смеющиеся. Камрату он понравился, а Свим не позабыл и его: – Смотрю, малыш, они тебя тоже не тронули.

Мальчик пожал плечами. Да и что ответить. На нём не было ни пылинки, хотя сверху на него что-то сыпалось. Замечание Свима он пропустил мимо ушей. Не тронули, так не тронули. Его занимали совершенно другие мысли. Он вспомнил бабкины слова при их расставании: – «Спутники найдутся». Камрат верил ей и сказанному ею слепо – раз она предупредила, всё сбудется. И всё может быть, что они, Свим и К”ньец, обещанные бабкой спутники!

Против них у него пока что ничего не было. Особенно против Свима. Да и кому эдакий спутник в дальней дороге не понравится? Здоровенный дурб, с красивой посадкой головы, толстогубый, улыбчивый. Не злой будто бы. У стены вот защищал кошку и его, Камрата, от тупой собаки, став между нею и ними. За ним смело можно идти, ничего не боясь. Жаль, конечно, что у него в напарниках хопперсукс…

Но и К”ньец при дневном свете показался не особенно страшным. Напротив, даже было забавно на него смотреть. Выродок унаследовал всё от прародительницы – кошки, кроме ног. Они заканчивались копытцами, какие бывают у маленькой лошадки – подобных держат в хабулинах для развлечения – и до коленей поросли жесткой коричневой шёрсткой, резко отличной от общего окраса хопса – серо муарового. Круглые большие глаза с вертикальными щёлками зрачков на приятной треугольной личине не смотрели в одну точку, а всё время рыскали по округе и казались раскосыми. Одет и вооружён хопс был значительно скромнее Свима: невечные порты с дырой для хвоста, тонкий плащ, свободно наброшенный на узкие плечи и стянутый у горла завязкой, миниатюрный кинжал в красивых ножнах и походная сумка на поясе из мягкой кожи, а рядом…

Мальчик вначале не поверил, но рядом с пукелем у выродка висел меч. Небольшой, но меч. Вооруженный хопперсукс при дурбе – знак высокого доверия человека к выродку.

Пока Камрат размышлял подобным образом и рассматривал нечаянных попутчиков по выходу из города, прикидывая их визуальные достоинства и недостатки, и как ему дальше вести себя с ними, Свим взял инициативу в свои руки.

– Вот что, малыш, таким как ты не стоит идти по дороге в такую даль в одиночку. Думаю…

– Я уже не малыш, – вставил Камрат, не потому, что обиделся на постоянное упоминание о своём росте и возрасте перед взрослыми, а из духа противоречия, дабы Свим не думал о нём слишком снисходительно. Подумает ещё, что он совсем маленький и беззащитный.

Свим дёрнул белесыми бровями, многозначительно посмотрел на хопса. Тот ответил фырканьем.

– Конечно, уважаемый отрок. Мы вот с К”ньюшей поодиночке ходить не рискуем. Бандиты иногда нападают без разбора на кого. Кроме того, у нас с ним в Примето есть кое-какие дела… Да. Сами пойдём, заодно и тебя доведём. Согласен?.. Вижу, что согласен. Молодец! Раз уж мы об этом договорились, то, – Свим потёр ладонью о ладонь, проговорил, по-видимому, кому-то подражая, или сам так надумал говорить перед мальчиком: – мы тут где-нибудь присядем, поедим перед дорожкой, отдохнём и пойдём себе помаленьку. Что скажешь, Камрат?

– Я на всё согласен.

– И на том спасибо. Я уж подумал, не откажешься ли ты гордо.

– А что не соглашаться-то?

– Я тоже такого мнения. А зачем идёшь в Примето, расскажешь?

– Зачем это?

– Любопытно, знаешь ли. Не каждый день малыши без опеки пускаются в дорогу, да ещё из города в город.

– Ничего любопытного. Не знаю я…

– Ну да? Хороший ответ, но от него ещё любопытнее. – Свим повернулся к выродку: – Где устроимся?

Хопс внимательно осмотрелся.

– Там, – и показал на вытоптанную площадку справа от дороги.