Читать книгу Спаси и сохрани - Виктор Васильевич Свинаренко - Страница 7

Это было как раз год тому назад.

Второй батальон К-цев, под командованием капитана С, находился в Буковине за Чермошем, среди высоких Карпатских гор.

Крупных столкновений в то время не было; войска наши стояли по одну сторону провала, а за долиной, на другой стороне, находились австрийцы.

После утомлений от больших переходов и передвижений в горы, куда трудно налаживалась доставка провианта, – как наши, так и австрийцы друг друга особенно не беспокоили ни вылазками, ни атаками. Шла обычная перестрелка, стихавшая по вечерам, с наступлением сумерек.

Солдаты обжились на новых позициях, понемногу установились хорошие сообщения с Россией. В последние дни перед Рождественскими праздниками в батальон прибыли запасы провизии, почта, которая с трудом разыскивала стоявшие среди неприступных гор части войск, и что всего важнее, так это то, что вместе с почтой прибыли из России рождественские подарки под названием «Ёлка в окопах». И пришли эти подарки совершенно неожиданно, и от людей незнакомых.

Вскрыли ящики с подарками, в них оказалось бельё, табак, конфекты и всякая всячина. Особо упакованный на дне ящика находился свёрток, а в нём елочные свечи, мишура, золотые и серебряные нити, разные блёстки, словом, всё, что требуется для украшения ёлки.

– И не думали и не гадали… а там, в России, позаботились о нас, – сказал командир батальона капитан С, – ёлка будет на славу.

Под редкую ружейную стрельбу во второй линии окопов, защищённой от пуль невысоким хребтом возвышений, разложили мешочки с подарками, написали на них номера, свернули билетики, положили в папаху, и каждый по очереди подходил тащить себе счастье. И чувствовалась во всём огромная радость, словно солнце взглянуло в окопы. Получить подарки от совершенно незнакомых людей, от людей, которых никогда не видал, не знал и, быть может, никогда не увидишь, – это ли не радость? Каждый чувствовал, знал, что там, где-то далеко-далеко, в родной России, в каком-то городке или селе, помнят о тебе, знают, быть может, не одну ночь провела женщина или девушка, неведомая тебе, незнаемая тобою, но дорогая и близкая своей отзывчивой душой, укладывая и собирая подарки. Каждый брал, старался разгадать неразгаданное, кто та или тот, которые вспомнили, не забыли холодную траншею…

И от этого была такая радость, какую не предать никакими словами.

И в час этого случая, е сговариваясь, по общему влечению, крикнули «ура».

Да так крикнули, так раскатилось это «ура» между гор, что австрийцы, думая, очевидно, что мы пошли в атаку, открыли беглый огонь нашу сторону из пулемётов, ружей и даже пушек.

И долго не смолкал ухающий, перекликающийся между гор глухой, рокочущий, зловещий звук.

– Пусть их потешатся, – смеялся батальонный.

– Пусть потешатся, – смеялись солдаты. И ещё крепче неслось в честь подарков «ура» между морозных, снегами окутанных гор, вершины которых даже в ясный полдень тонули в серой облачной дымке.

А свёрток с ёлочными украшениями отнесли на квартиру ротного командира.

…

Накануне Рождества с полдня трое из солдат – Иван, Леонтий да Тихон были отряжены разыскивать ёлку и доставить в окопы. Разыскать ёлку не трудно: растёт ельник на вершинах гор, где даже среди лета прохладно, в то время, как в лощинах всё замирает от зноя. Растёт ельник на горе, а достать его трудно: горы крутые, снежные, высокие, глянешь кверху, – шапка валится. И много надо силы положить и ловкости, чтобы взобраться на гору. Даже не каждый из местных жителей отважился бы взобраться вверх.

Пошли Иван, Леонтий да Тихон, винтовки повесили за плечи, топоры взяли – рубить ёлку.

Один по одному шли да шли, а всё ещё высоко до ельника. Снегу по пояс. Ивана была верёвка. Он закинет конец кверху, захлестнёт за дерево: по верёвке легче взбираться. А взберётся выше, – кинет конец верёвки товарищам – им поможет. Иногда попадалась такая круча, прямо отвесной стеной.

Так шли всё выше да выше, пока, наконец, не добрались доверху.

А горы, – сверху видно, – одна другой выше, вдаль тянутся.

Вырубили ёлку, не то, что рота, – полк приходи любоваться: крылатая, зелёная…

Срубили ёлку, покурили, присели около неё на снег, спускаться ладят, да всё толкуют, – как. Иван говорит: «По верёвке надо». Леонтий говорит: «Нельзя по верёвке, ёлка изомнётся, в целости надо предоставить». А Тихон молчал, зябнуть ноги стали, портянки сидел, перевёртывал.

Встали. И понемножку, кое-как, держась один за другого, бережно несли ёлку, спускаясь с горы.

Начинало темнеть, и снег отливал белым фосфорическим светом.

…

Долго шли Иван, Леонтий да Тихон. Каждый про себя думал: «Вот так штука. Идём, идём, а конца дороги нет. Уж туда ли попали? Не спутаться бы…».

Однако, мысли свои вслух не выказывали.

Спустились в низину между перевалов гор, обогнули выступ и пошли прямо. Кажется, что это та самая дорога, а, поди, тут разберись: одна гора на другую похожа, один перевал не различить от другого.

Снова сели, закурили.

Вдруг показалось им, что кто-то идёт навстречу.

– Эй, кто тут? – окрикнули они, когда фигура поравнялась.

– Свои, – ответил голос из тьмы.

– По голосу то, словно, Дорофеев, это…

– Я самый.

– А куда идёшь?

– Да вот ходил на деревню к ротному в халупу за ёлочными украшениями, – он указал на завёрнутый в палатку пакет и продолжал. – Иду, иду… да, надо быть, не по той дороге хватил. Там, что ли, наши то?

– Кажись, что там. Мы и сами-то хорошо не разберёмся. Садись, покурим да все вместе и двинемся…

Между тем, становилось всё темней и темней. Уже нельзя было различить: кусты ли это тянутся вдоль оврага, или шеренга солдат…

…

Шли, шли и шли.

А ёлку не бросали: тащили попеременно.

Надо сказать, что в прошлом году в конце декабря стояли морозы. И в канун Рождества также было свежо. Всем хотелось поскорее добраться до окопов.

– Вот беда-то, – печалятся они. – Ждут ведь там товарищи наши. А тут никак на дорогу не попадёшь.

– Смотри, смотри звезда… – сказал Дорофеев.

И действительно, на небе сквозь узорчатый разрыв облаков замерцала зеленоватым светом Вечерняя звезда.

Все сняли шапки и перекрестились.

И снова пошли в путь между высоких перевалов Карпат. Но не прошли и ста сажен, как увидели где-то, недалеко над землёю, качнулся огонёк.

– Вот и наши, – сказал Леонтий, – слава Богу, добрались.

И все пошли на огонёк.

Но в это самое время около них раздался чей-то окрик на немецком языке. Это немец-часовой спрашивал: «Кто идёт?»

– Вот те и раз! К австрийцам в гости пришли, – сказал Дорофеев.

И снова раздался грозный оклик:

– Кто идёт? Стрелять буду!

Уйти и скрыться было совершенно невозможно. Да и куда идти-то? В какой стороне наши?

И они положились во всём на свою судьбу.

В это время из тьмы навстречу им шёл часовой немец. Хотя в Буковине в том месте, где стоял батальон К-цев, и был фактически австрийский фронт, но в рядах австрийцев были и германцы.

…

Австрийцы и германцы все почти до одного вышли из траншеи.

И, действительно, было поразительное зрелище: впереди шёл рослый, здоровый Леонтий, нёс ёлку на плече, за ним с узелком Дорофеев, Иван и Тихон, а сзади них германец-часовой.

Тесным кольцом окружили пришедших австрийцы: кто такие, что, зачем?..

– Вот что, – вдруг сказал Дорофеев, обводя суровым взглядом сотоварищей. – Наш корпусный командир подарок нам прислал. Ёлку… С подарком, значит… И просит не стрелять сегодня.

Находчивость Дорофеева вывела из затруднения остальных.

– Так, так, – говорили австрийцы. – Добре… Добре, пане…

– А вот здесь и украшения к ёлке, – продолжал Дорофеев, указывая на свой свёрток.

– Добре, добре…

Австрийцы, как известно, не так плохо изъясняются по-русски или, вернее, по-украински. Поэтому-то легко можно было с ними сговориться.

Ёлку спустили в крытые окопы, а из окопа в землянку. Землянка была высокая и просторная, и ёлка вола свободно. Все четверо принялись за её украшение: развешивали блёстки, укрепляли свечи, вешали мишуру, золотые и серебряные нити.

…

Ничего не подозревая, австрийцы были тронуты русским рождественским подарком корпусного командира.

А в то время у них сильно нуждались в провизии, подвоз которой в горы был сопряжён с большими трудностями, и войска их сидели полуголодными.

Развешивая свечи, Дорофеев, между тем, расхваливал русскую жизнь.

– Мяса у нас, – говорил он, – дают по фунту на обед, да полфунта к вечеру, каша с маслом, ешь не хочу, а уж про хлеб и говорить нечего… Так наешься, что поясок не сходится.

Вот тут-то вдруг и произошло чудо.

– Хотим к русским… К русским хотим! – раздалось несколько голосов.

А когда зажгли ёлку и засияла она тысячами блёсток, дробившихся и переливающихся в золотых нитях, уже властнее раздались голоса:

– К русским идём!..

Через минуту горящая, сияющая ёлка была вынесена из окопов и теплилась она радугой семицветной в тихом морозном воздухе рождественской ночи.

Поднял Дорофеев ёлку на плечи и так с огнями негаснущими зашагал к своим окопам. За ним шли, сняв шапки, Иван, Леонтий и Тихон, а сзади их целой толпой австрийцы.

Около двух рот, целых 318 человек, перешло на нашу сторону, добровольно сдавшись в плен.

Этот случай был как раз год тому назад, в Буковине за Чермошем, среди высоких Карпатских гор.

Михаил Артамонов.25 декабря 1915 год.