Читать книгу Спаси и сохрани - Виктор Васильевич Свинаренко - Страница 9

Шарик, – так звали ротного пса, – всюду следовал за своей ротой. Рота в бой, он с ней, рота на отдых, он, примостившись у походной кухни, терпеливо сидит и ждёт, чтобы пища была готова, а потом, когда солдаты явятся с котелками, он вместе с ними уходил, чтобы дождаться комков каши, дождаться кости.

– Чёрт знает, какая умная собака, – говорили солдаты этой роты, – всех упомнит в лицо, даже прикомандированных и тех знает.

– А это потому, – говорил ротный философ, – что как каждый человек, так, значит, и обчество, а рота – обчество и есть, имеет свой особый запах и знает своих хозяев.

– Ври, ври, Емеля, твоя неделя, ишь выдумал – рота имеет запах. Так, по-твоему, и ротный командир пахнет так же, как и ты, – возразил ему старый солдат из запасных.

– Отчего же ему не пахнуть, как и мы, коли день и ночь с нами? Он-то сам, может быть, того запаху не имеет, но мы его своим запахом и обкуриваем. Сказано тебе ясно, у роты свой запах, потому собака всю роту за хозяина и знает, как другим не пристанет.

Шарик сидел тут же и слушал, помахивая своим пушистым хвостом. Слова ротного философа точно пришлись ему по душе и он посмотрел пристально на философа своими умными глазами, точно желая сказать ему:

– Конечно по запаху, а то куда же вас бритых и не бритых запомнить, – и затем, чтобы подкрепить свою затаённую мысль, обошёл всех присутствующих, начиная с философа, и лизнул каждого куда кого попало.

– Ну, чёрт, куда лезешь в губы целоваться, не баба же, – проговорил молодой солдат, не сделав никакой попытки его отогнать.

Целый день можно было слышать:

– Шарик, сюда, колбасы возьми. Шарик, на же сала, – а завзятый курильщик, который не выпускал изо рта австрийские сигаретки, неизвестно где им доставаемые, как-то, когда рота целый день ничего не ела, вынул из кармана последнюю сигаретку и, протянув собаке, сказал:

– На-те, чёрт лохматый, жри.

Он был крайне удивлён, когда Шарик отвернулся, чихнул, но сигаретки не взял.

– Стесняется, знает, что последняя, – проговорил он и вместо того, чтобы закурить, положил её в карман.

После одной из неудачных разведок, в которых страсть как любил принимать участие Шарик, вернувшиеся участники сообщили, что пропала собака. Были убитые и раненые, но последнее менее тронуло роту, чем пропажа собаки.

Перекрестившись за убиенных, все начали расспрашивать, как пропала собака и что без неё станут делать. Ведь такой второй собаки не найдёшь во всём мире. Несколько человек отважились пойти на розыски. Но собака, как будто канула в воду…

Рота целый месяц была на отдыхе, кормили отлично.

– Вот бы теперь Шарик был, костей сколько даром пропадает, – говорили кругом, а кто-то даже выругался по адресу противника.

– Такие сякие, собаку-то зачем убивать, тоже… храбрецы.

Был канун Нового года. Рота опять была на передовых позициях. Днём ходили брать окопы, но австрийцы так огородили их, что не было никаких сил добраться. Часть роты полегла в этих ограждениях, а другая, окопавшись, ожидала, чтобы пришли на помощь сапёры уничтожать заграждения.

Среди проволочных заграждений остался лежать и легко раненый ротный философ Никаноров. Притворившись днём мёртвым, чтобы избежать расстрела со стороны наблюдавшего за проволочными заграждениями противника, он, когда наступила темнота, начал производить попытки выбраться, но неудачно. Хитрый враг подвесил к проволоке звонки, и чуть дотронешься до неё, сейчас идёт трезвон, а затем и пальба из окопов противника.

Улегшись на землю, Никаноров стал обдумывать своё положение.

– Ишь ты, чёрт, хитрый, в клетку меня запер, да ещё жрать ничего не даёт

Достав из кармана последнюю сигарку и закурив её, он вспомнил давно пропавшего Шарика.

– Эх, был бы Шарик, он бы пронюхал, как выбраться из этой западни, недаром выручал нас не раз в разведке, – думал он и почти в то же время почувствовал, как что-то мокрое дотронулось до его руки.

Первый момент он даже немного испугался, но тут же рассмотрел у своих ног тёмный силуэт собаки и услышал лёгкое взвизгивание. Он крайне обрадовался собаке и от радости даже поцеловал морду Шарика.

– Ну, теперь не один, всё же веселее, – и, обратившись к собаке, он стал ему говорить. – Ну, Шарик, докажи, что ты умён и что не забыл ротный запах. Нюхай кругом хорошо и веди к нашим.

Собака точно поняла смысл его слов, весело завиляла хвостом и начала кружить, ища что-то, а потом, делая крутые повороты, повела его по лабиринту проволоки. Наконец, выйдя из проволочных заграждений, Никаноров внезапно почувствовал сильную боль в ноге и упал, не имея сил двинуться, а собака, покрутившись около него, вдруг пропала в темноте.

– Это неспроста, – решил философ.

Не просидел он на земле и десяти минут, как услышал невдалеке шорох, а затем увидел собаку и человеческую фигуру. Никаноров немного струхнул и чуть было не выругал Шарика словом «предатель», думая, что это он австрийца привёл, но тотчас же заметил свою ошибку, увидя вдруг вынырнувшую около себя из мрака фигуру русского солдата.

– Ох! – сорвался у него вздох облегчения.

– Никаноров, жив? – спросил его молодой голос, в котором он узнал своего приятеля так же любившего Шарика, как и он сам.

– Да, это я.

– Умная бестия этот Шарик и откуда, чёрт мохнатый, взялся. Прибежал, ему даём есть, а он всё лапами скребёт мои штаны, ложится и потом встаёт, выбирается из окопа и чуть ли не зубами тянет куда-то. Ну, думаю, собака неспроста это делает, пойду за собачьей головой, недаром умной её читал даже ты. Прём, прём, и вдруг вижу фигура лежит, хватился на всякий случай за винтовку, но Шарик так начал прыгать, около меня и ласкаться, махая хвостом, что я решил, свой должно быть.

…

Когда молодой солдат принёс Никанорова в окоп, то все диву дались.

– Ну и собака, – говорили кругом.

– Всё ротный запах, – проговорил философ и, помолчав немного, докончил. – Ежели бы его собака не признавала, то ночью не приметила бы меня, не нашла бы роты, и я Новый год встретил бы среди трупов, а не среди вас.

– Оно то верно, – поддакнули все кругом.

С. Маркович. 31 декабря 1915 год.