Читать книгу Ключи от рая - Виктория Александровна Борисова - Страница 5

Влад Осташов пришел домой поздно, ближе к полуночи. Весь вечер он провозился в гараже, пытаясь довести до ума старенькую, еще отцовскую «шестерку». Говоря по совести, машина уже давно свое отбегала, сколько ни чини, ни латай… Но завтра – день особый. «Не подведи, старушка!» – повторял он, копаясь в двигателе, – уж ты потерпи еще чуть-чуть, очень надо!»

Квартира – «двушка-распашонка» хрущевской постройки – встретила его темной и гулкой пустотой. Как всегда… Конечно, давно бы пора привыкнуть, но сейчас стало как-то не по себе. Странно было думать о том, что больше он сюда уже не вернется.

Влад скинул ботинки, в одних носках прошлепал в ванную и долго, старательно мылся, смывая запах бензина и масла. Напоследок он еще постоял под обжигающе-горячим душем, подставляя лицо упругим струям. Хорошо! Даже вылезать жалко…

Он крепко растерся махровым полотенцем, переоделся во все чистое и сел у стола на кухне. Когда-то она казалась такой маленькой, тесной, и мама, помнится, еще сокрушалась, что повернуться негде… А сейчас появилось странное чувство, что для него одного эта кухня (впрочем как и вся квартира!) стала велика и болтается, как слишком просторный ботинок на ноге.

Спать совсем не хотелось. А времени до утра еще много, и как его убить – неизвестно. Влад достал пачку сигарет, закурил и с тоской покосился на бутылку водки в кухонном шкафчике. Вот чего ему сейчас больше всего не хватает! Но нет, нельзя… С утра голова должна быть ясной.

Влад резким движением затушил окурок. Он аккуратно вытряхнул пепельницу, сполоснул под краном и поставил на подоконник сушиться. Привычка накрепко въелась в плоть и кровь. Отец – бывший военный, а потом – тренер по боксу, кумир всех окрестных мальчишек – не терпел в доме беспорядка. И сына воспитал так же… «Чисто не там, где убирают, а там, где не сорят!» – повторял он. Строг был, конечно, но сына любил по-настоящему. Даже имя ему придумал особенное – Владислав. «Славой владеть будет!» – говорил он, – настоящим мужиком вырастет!»

И Влад старался изо всех сил. Отца он почти боготворил. Одного его слова, взгляда или движения бровей было достаточно, чтобы сын убирал свои игрушки, без напоминаний готовил уроки, задыхаясь, обливался холодной водой, и отправлялся бегать по утрам в любую погоду… Все – для того, чтобы не подвести отца, не обмануть его доверие, и, может быть, иногда услышать сдержанные слова похвалы: «молодец, сынок!».

Мать почему-то занимала в его мире гораздо меньше места. Тихая, миловидная женщина, она любила комнатные цветы и занавески с оборочками, вела кружок мягкой игрушки в местном Доме пионеров и варила клубничное варенье, так что по всей квартире шел нежный сладкий аромат. Особой нежности между родителями Влад никогда не замечал, но отец всегда таскал картошку с рынка, прибивал полки, делал ремонт в квартире… Словом, брал на себя всю работу, требующую грубой мужской силы. «Женщине тяжелей поварешки ничего поднимать не положено!» – еще одно любимое его выражение.

Так и шло время… В день, когда ему исполнилось восемнадцать, Влад сам отправился на призывной пункт. Вопрос о том, идти или не идти в армию, в семье вообще не обсуждался. Потом – можно и в институт поступать, но какой же мужик, если не служил?

Толстый военком с усами, похожий на моржа, удивленно качал головой и все искал какой-то подвох – с чего это вдруг парень вперед приказа рвется? Полгода целых еще мог бы спокойно гулять! Нет, что-то тут не так – или с девочкой какой нашалил некстати, или денег должен или еще что…

Сразу после призыва Влад попал в Закавказский военный округ. Поначалу было тяжеловато, но после отцовской выучки он всегда умел постоять за себя. Раздражала лишь скука и рутина повседневности. Начищать сапоги и бляху от ремня, «тянуть ногу» на строевой подготовке и красить траву на газонах перед приездом высокого начальства – разве это настоящее дело? В армию он шел не затем, чтобы тянуть лямку, утешаясь старой мудростью «солдат спит, а служба идет» и считать дни до приказа!

Из части регулярно отправляли пополнение в Афганистан, и Влад отправился с одной из «команд» – сам напросился. Казалось, что место его именно там… Впервые оказавшись на аэродроме под небом ослепительной яркости и синевы, вдохнув воздух чужой страны, Влад почувствовал – все, шутки кончились. Дальше война будет, дальше «пиф-паф»!

Отцу Влад сразу написал все, как есть, но маме просил ничего не говорить. Зачем, ведь волноваться будет, плакать, а это совсем ни к чему… Отец ответил сдержанно, но по тону письма Влад сразу почувствовал – он гордится им. Наконец-то.

Мама действительно так ничего и не узнала… Никогда. В тот день, когда под Кандагаром автоколонна, сопровождаемая БТРами, напоролась на засаду «духов», в Москве было серое и пасмурное воскресенье, когда хочется остаться дома, телевизор посмотреть или книжку почитать. Мама на кухне готовила ужин, но вдруг побледнела, пожаловалась на усталость, прилегла на диван – и больше не встала. Приехавшие по вызову врачи «скорой» только развели руками и констатировали смерть.

Влад узнал о случившемся много позже, в госпитале. Пуля прошла на волосок от сердца, и даже врачи удивлялись – вот везунок! А он совсем не казался себе таким уж удачливым. Поначалу весь мир тонул в облаке боли, и спасением от нее было лишь погружение в зыбкий лекарственный туман. Бывало, что очередного обезболивающего укола он ждал, сжимая зубы до хруста… Но больше всего его мучило странное, даже абсурдное чувство вины. Казалось, что мама не просто умерла, а пожертвовала собой, заступив его место. И как теперь с этим жить – неизвестно.

Когда Влад начал понемногу поправляться, его перевели в военный госпиталь под Подольском. Там, наглядевшись на своих товарищей по несчастью, он понял, что ему и вправду очень повезло – по крайней мере, руки-ноги целы, и не придется всю жизнь на протезе прыгать или в инвалидной коляске кататься, надеясь на помощь доброго государства.

Приходил отец – постаревший, совсем седой… И какой-то потерянный. Он сидел у кровати, молчал, будто не зная, что сказать, и больно было смотреть на его сгорбленные плечи. Теперь он уже не казался таким сильным, уверенным, все знающим и умеющим – просто человек, раздавленный свалившимся на него горем. Влад и хотел бы утешить его, но сам не знал как.

А потом наступил тот день, когда открылась дверь в палату, и вошла Алька. Тогда, конечно, Влад еще не знал, как ее зовут – просто новенькая медсестра. Ничего такая, симпатичная… Ладная фигурка в белом халатике, рыжевато-каштановая челка выбивается из-под белой шапочки, а глаза почему-то разные – один карий, другой зеленый.

– Здравствуйте мальчики! – улыбнулась она, и он этой улыбки как будто стало светлее вокруг.

Влад еще долго не осмеливался подойти к ней. Потом, когда познакомились поближе, он узнал, что вообще-то ее полное имя Александра, но ее так никто никогда не звал. Только Алькой… Даже имя это очень нравилось Владу.

«Аленький… Аленький мой…» – шептал он, задыхаясь от нежности, уткнувшись лицом в ее волосы, вдыхая запах кожи. Впервые у них все случилось в тесной комнатке, предназначенной для отдыха медсестер, ночью, во время Алькиного дежурства. Помнится, она еще волновалась – вдруг кому-нибудь плохо станет? А он был так горд и счастлив, словно только сейчас и начал по-настоящему жить и все еще впереди.

С той ночи Влад мог думать только об Альке, о том, как они поженятся (это казалось само собой разумеющимся!), как будут жить вместе… Он очень быстро пошел на поправку, и скоро настал день, когда его выписали из госпиталя с диагнозом «практически здоров».

Даже отец сразу заметил, что с ним что-то происходит. Еще бы – дома Влад стал появляться редко, и большую часть времени пребывал в собственных мыслях, улыбаясь глупо и счастливо.

– Ты прямо как пыльным мешком ударенный! – удивлялся он, – влюбился, что ли?

Влад только кивнул. Надо же, догадался…

– Ну, приведи ее к нам, что ли… Нечего по углам прятаться, чай, не маленький уже!

Впервые увидев Альку, отец ничего не сказал. Только глянул ей в лицо, вежливо поздоровался, и сразу ушел к себе в комнату. Алька скоро собралась уходить, и Влад, как всегда, отправился ее провожать. Вернулся он поздно, но отец все еще ждал его.

– Так это и есть твоя девушка? – спросил он.

– Ну да. А что? – вскинулся Влад.

Сейчас он, наверное, впервые в жизни готов был стоять на своем до конца – даже если отец будет против. Но он улыбался – впервые, наверное, с того дня, как мамы не стало.

– Ничего. Хорошая девушка. Правильная.

Свадьбу справляли дома. В тесную квартирку набилось столько народу, что повернуться было негде, но почему-то никто никому не мешал. Весело было, душевно… Гости пили за здоровье молодых, кричали «горько!», и даже умудрялись танцевать. За полночь явились недовольные шумом соседи, но через несколько минут и они оказались вместе со всеми за столом, нестройным хором выводя «Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала…» Влад сидел рядом с Алькой раскрасневшийся, счастливый, и совершенно пьяный, хоть и выпил-то всего ничего. Казалось, что их любви действительно мало места во всем мире…

На следующий день Влад проснулся поздно. Алька уже возилась на кухне, перемывая горы посуды, оставшейся после праздничного застолья. Даже это получалось у нее на удивление быстро и ловко, даже весело как-то… Влад напросился помогать, хоть и не мужское это дело. Перекинув через плечо кухонное полотенце, он старательно перетирал тарелки, когда на кухню вышел отец. Почему-то он был «при полном параде» – в костюме с галстуком и белой рубашке, а в руках держал старую деревянную шкатулку с «палехским» узором на крышке.

– С добрым утром! – улыбнулась Алька, – сейчас закончу, и завтракать будем!

Отец чуть тронул ее за плечо.

– Оставь, дочка! Сядь, поговорить надо. И ты иди сюда, молодожен!

Он улыбался, но Владу показалось, что в глазах его мелькнула грусть. Словно отец прощается и с ним и с прежней жизнью…

– Ну, чего батя? – Влад опустился на табуретку.

– Не нукай, не запряг! – строго сказал отец, – ты слушай, и не перебивай.

Он протянул шкатулку Альке.

– Вот. Тут от матери осталось кое-что – сережки, колечки… Теперь – тебе!

– Спасибо! – Алька открыла шкатулку и принялась рыться в безделушках. Одно кольцо с аметистом она тут же нацепила на палец и теперь поворачивала руку так и эдак, любуясь игрой света в фиолетовом камне.

– Ой, какое красивое… – протянула она.

– Носи, не сомневайся. Она бы… – тут голос отца на мгновение дрогнул, – она бы тоже рада была.

Он полез в карман пиджака и выложил на стол ключи от машины.

– А это тебе, сынок! Свадебный мой, так сказать, подарок. Теперь сам будешь ездить.

– Ну, спасибо, так спасибо! – обрадовался Влад, но сразу спохватился:

– А ты как же?

Отец пожал плечами.

– А мне теперь не надо.

– Что ж так? – осторожно спросил Влад. Он чувствовал, что отец задумал что-то, и теперь его уже не свернуть.

– В деревню поеду. В Порецкое. Знаешь ведь, там дом от деда остался…

Алька охнула от неожиданности, прикрыв рот ладошкой, и тут же принялась уговаривать:

– Да что вы, Александр Петрович! Зачем вам уезжать?

– Для тебя теперь – папа! – поправил ее он, – сядь, не мельтеши. А то забуду что-нибудь.

Но Алька не унималась:

– Оставайтесь, живите с нами! Мы только рады будем…

Отец покачал головой и сказал твердо, как о решенном:

– Нет. Молодой семье надо свое гнездо вить. А за меня не беспокойтесь. Устал я. А там лес, река… Дом еще мой дед строил – сто лет простоит.

Он мечтательно прикрыл глаза, словно воочию видел все это, помолчал недолго и добавил почти весело:

– И нечего носы вешать! Не в могилу ухожу. Будете ко мне в гости приезжать. А детишки пойдут – так никакой дачи не надо!

Так началась их семейная жизнь. Алька сразу же принялась хозяйничать на новом месте. Влад уговорил ее уволиться с работы и устроиться в другую больницу, рядом с домом. Слишком уж ездить далеко, почти два часа на дорогу уйдет! К тому же, была и другая, потаенная мысль. Очень уж не хотелось, чтобы Алька, его Алька работала среди молодых парней. Вдруг еще кто-нибудь влюбится? При одной мысли об этом Влад чувствовал, как сами собой сжимаются кулаки и стискиваются зубы. Нет уж, лучше где-нибудь поближе к дому, да в терапии, чтобы одни старушки вокруг…

Сам Влад устроился охранником в недавно открывшийся рядом с домом продовольственный магазин, гордо именуемый супермаркетом. А что, служба непыльная, а главное – график сутки через трое! Он всегда старался подгадать рабочие смены так, чтобы они совпадали с Алькиными. Очень уж хотелось больше времени проводить рядом с ней.

Те два года, что они с Алькой прожили вместе, он потом вспоминал, как сплошной праздник. Кто бы мог подумать, что можно быть таким счастливым! Они даже не поругались ни разу по-настоящему. Ходили по улице, взявшись за руки, и все делали вместе – ели, спали, смотрели телевизор по вечерам, разговаривали…

А еще – ездили к отцу. Летом купались в быстрой, холодной прозрачной речке, бродили по лесу, собирая крупную, сладкую землянику, которой в тех местах почему-то было великое множество, помогали копаться в огороде, и бывало, что по осени возвращались домой, увозя корзины с крепкими, ароматными яблоками и мешки рассыпчатой деревенской картошки. Каждый раз Влад не хотел брать, но отец умел настоять на своем:

– Бери, бери, не разговаривай! Мне что, одному это есть?

Через год Влад приехал навестить отца один. Алька не смогла – вышла на работу вместо заболевшей подруги. Едва переступив порог, Влад заметил, как изменилось все в доме. Откуда-то появились и белоснежные занавески на окнах, и пестрые половички, и даже нарядная скатерть на столе… Теперь здесь даже пахло по-другому – теплом, уютом и домашней едой.

Отец, как всегда, обрадовался его приезду, но вид у него был какой-то смущенный. Это тоже было странно и непривычно. Влад хотел спросить в чем дело, когда дверь вдруг отворилась и на пороге появилась круглолицая молодая женщина.

– Пойдем, покурим! – позвал отец.

Они вышли на крыльцо (это тоже было новостью, раньше отец преспокойно дымил в доме!), и, отводя взгляд, он сказал:

– Это Лида, соседка. Помогать приходит… Иногда.

Домой Влад возвращался в плохом настроении. Умом он понимал, что отец еще не старый, крепкий мужчина, и глупо требовать от него пожизненной верности памяти покойной мамы… Но в душе почему-то все равно было обидно. С тех пор в Порецкое он ездил гораздо реже.

И все равно жизнь была хорошая – простая, спокойная, и Владу хотелось только одного – чтобы так продолжалось и дальше. Ну, разве что еще детишек завести через пару лет – мальчика и девочку.

Все кончилось в холодный, ясный зимний день незадолго до Нового года. Супермаркет, где трудился Влад, торговал допоздна, работы прибавилось, но сотрудники не роптали. Еще бы – выручка хорошая, начальство премии пообещало! Можно и поработать.

Влад вернулся домой со смены за полночь, и сразу понял – что-то не так. На вешалке в прихожей не видно красной куртки – значит, Алька еще не приходила. А смениться с дежурства она должна была вечером… Это было странно, но в первый момент Влад не слишком удивился. Мало ли, что там в больнице! Может, кого из подруг подменяет. Алька часто так делала. Ее и просить не надо было особо. У одной ребенок заболел, у другой – свидание, третья с родителями поругалась и в истерике… Влад иногда ворчал из-за ее вечной безотказности, но беззлобно, для порядка.

Наверное, нужно было бы позвонить в больницу – просто услышать ее голос, спросить, как дела, поболтать хоть пару минут. Обычно он так и делал. Но именно в тот день он устал, как черт, так что глаза слипались на ходу. Влад скинул в прихожей куртку, тяжелые ботинки, и завалился спать. Именно этого он потом долго не мог простить себе. Если бы разу кинулся искать, может, все сложилось бы по-другому…

Влад заснул, как омут провалился. Он чувствовал себя таким разбитым, но в этот раз сон не принес отдыха и успокоения. Он задыхался, словно на грудь навалилось что-то тяжелое, ворочался и стонал, но проснуться никак не мог.

Разбудил его телефонный звонок. Влад с трудом открыл глаза. За окном еще не рассвело и часы на стене показывали половину седьмого. Он чертыхнулся в сердцах на назойливых идиотов, которые трезвонят ни свет ни заря, спать не дают… Но телефон все не унимался. Делать нечего – пришлось ответить!

– Алло! – рявкнул он в трубку.

– Влад, это Лена… Из больницы.

Голос Алькиной лучшей подруги дрожал, и Влад сразу понял – произошло что-то плохое.

– Лена? А что случилось? – осторожно спросил он. Сонная одурь мигом слетела и под сердце подкатил нехороший тревожный холодок. Влад хотел было спросить, где Алька, но не успел.

– Приходи скорее! – выпалила Лена и отключилась.

Тот день Влад запомнил в мельчайших деталях. Кажется, до самой смерти не забыть, как одевался, не попадая дрожащими руками в рукава свитера, как бежал по сугробам, не разбирая дороги… Когда приземистое трехэтажное здание больницы показалось за поворотом, он запыхался хуже, чем после многочасового марш-броска, и сердце колотилось, словно пытаясь выскочить из груди…

Ленка встретила его у входа. Она нервно и неумело пыталась закурить, даже не замечая, как по щекам ручьем текут слезы, оставляя грязноватые разводы туши. Увидев Влада, она бросила сигарету и кинулась к нему:

– Ну, наконец-то! Тут такое… Даже не знаю, как сказать… – всхлипнула девушка.

– Где Алька? – Влад схватил ее за плечи и бесцеремонно встряхнул, – да говори ты, чертова кукла, не молчи!

Ленка разрыдалась.

– У нас, в реанимации! – вымолвила она.

Плача и размазывая слезы по щекам, Ленка сбивчиво рассказала о том, что вчера вечером Алька ушла домой, сдав свою смену. Еще торопилась, хотела ужин приготовить… А рано утром ее нашли без сознания, окровавленную и полураздетую. Случайные прохожие оказались людьми совестливыми и не оставили девушку умирать на снегу, а потому вызвали «скорую». Альку привезли в ту же больницу, где все ее так хорошо знали и любили. Врачи делают, что могут, но надежды почти никакой. Даже удивительно, что она до сих пор жива…

Влад слушал ее молча. Он чувствовал себя так, будто по голове ударили чем-то тяжелым. Весь его мир рушился в эти минуты… Наконец, он собрался с духом и сказал:

– Пусти меня к ней.

Ленка вздохнула.

– Вообще-то не положено… – начала она, – реанимация все-таки. И потом… Она ведь все равно без сознания.

– Пусти, – упрямо повторил Влад.

Лена посмотрела ему в лицо – и махнула рукой:

– Ну, хорошо, проходи… Только тихо.

Он вошел в палату, неловко придерживая белый халат, накинутый на плечи – и ахнул. Тело, что лежало на кровати – распухшее, посиневшее, обезображенное, опутанное проводами и трубочками, – не было Алькой, не могло ею быть! В Афгане и в госпитале он повидал всякое, но то была война…

Он еще долго стоял, пытаясь хоть как-то осознать произошедшее, и тут случилось чудо – Алька очнулась. Она даже узнала его!

– Ты… Пришел. Успел. – вымолвила она разбитыми губами.

– Да, да, я здесь! Я никуда не уйду! – обрадовался Влад.

Алька попыталась отвернуться.

– Не смотри. Я… страшная.

Влад сглотнул комок в горле и быстро заговорил:

– Нет, что ты, Аленька! Не говори так. Ты у меня самая красивая. Не говори ничего, молчи, тебе, наверное, нельзя разговаривать…

Но Алька упорно продолжала, хотя говорить ей было трудно:

– Подвал… трое затащили. Не смогла…

При мысли о том, что какие-то подонки глумились над его Алькой, Влад задохнулся от гнева и бессилия, но быстро сумел взять себя в руки. Все это сейчас не важно! Главное – чтобы Алька выздоровела, а со всем остальным он потом разберется.

Он опустился на шаткий табурет рядом с кроватью, осторожно взял ее руку в свои, словно хотел отогреть, посмотрел ей в глаза… Теперь он больше не видел изуродованного лица, синяков и ссадин. Перед ним снова была Алька! Влад говорил о том, как любит ее, что она непременно поправится… Кажется, за все время, что они прожили вместе, он никогда еще не произносил таких слов! И Алька слушала, даже чуть улыбалась разбитыми губами. Видеть эту ужасную улыбку было невыносимо, но Влад не отрываясь смотрел ей в лицо, не отпускал ее руку, и уже сам не понимал, ее ли он утешает или себя самого.

Постепенно Алька как будто успокоилась. Ее дыхание стало тихим и ровным, лицо разгладилось, исчезла гримаса страдания… Только раз по щеке скатилась слезинка. Влад осторожно вытер ее ладонью. Алька глубоко вздохнула, словно ребенок, который наигрался за день, устал, а теперь засыпает в кроватке под мамину сказку… И закрыла глаза.

Ему показалось, что она просто заснула. Но тут раздалось противное пикание, кривая на мониторе превратилась в сплошную ровную линию. Мигом набежали сестры и врачи, и Влада выставили из палаты.

Он долго маялся в коридоре, тупо глядя в окно. Там, на улице, жизнь шла своим чередом – прошла женщина, нагруженная сумками с покупками, толстяк в сдвинутой на затылок шапке-ушанке тащил огромную елку, девчушка лет десяти выгуливала маленькую рыжую собачку, похожую на лисенка. Собачонка весело тявкала, прыгала, пытаясь отнять у хозяйки красную варежку, а девочка смеялась и дразнила ее. Влад загадал про себя – если отнимет, то Алька непременно выживет и поправится, и все еще будет хорошо…

Не отняла.

Из реанимации вышел доктор Тимофей Андреевич – по молодости лет его все звали просто Тима. Кажется, он и бороду отрастил только для солидности, чтобы не выглядеть мальчишкой. Влад, помнится, еще ревновал к нему Альку… Ну да, молодой, веселый, на гитаре играет, истории всякие рассказывает, и доктор от Бога – Алька сама так говорила.

Но сейчас Тима вовсе не выглядел веселым. Он как будто постарел на много лет. Глядя куда-то в сторону, он тихо сказал:

– Держись. Нет больше Альки. Ничего сделать не смогли…

На похороны собрались все Алькины подруги из больницы. Из деревни приехал отец. Вечером, когда все уже разошлись, он вдруг предложил:

– Хочешь, я останусь? Поживу с тобой, а?

Влад только головой покачал. Не стоит вмешивать отца. У него теперь другая жизнь – дом, огород, тихая улыбчивая Лида…

– Нет, не надо. Справлюсь.

На следующий день Влад уволился с работы по собственному настойчивому желанию. Теперь у него было одно, но очень важное дело – наказать тех подонков, которые убили Альку. По-своему наказать. А дальше – все равно, что будет… Об этом Влад как-то не задумывался.

Но как их найти в большом городе? Как узнать? Снова и снова он мерил шагами дорогу, по которой Алька шла домой в тот вечер, вглядывался в лица прохожих, обошел каждый дом… Ничего. Влад почти совсем отчаялся, когда ему вдруг повезло.

Он остановился у коммерческой палатки, чтобы купить пачку сигарет. В кармане оказалась только крупная купюра, и продавщица, как нарочно, долго отсчитывала сдачу. Влад терпеливо ждал – все равно торопиться теперь некуда! Стоило ему лишь отойти от ларька, как кто-то вдруг тронул его за плечо.

– Слышь, парень, купи кольцо, а? Настоящее, золотое!

Влад обернулся. Перед ним стоял бомжеватого вида малый, неопределенного возраста в отрепанной куртке с опухшим лицом, свидетельствующим о пристрастии к дешевым, но крепким напиткам. Он даже скривился от запаха перегара и табака, но в следующий миг позабыл обо все на свете. На грязной ладони он увидел кольцо – то самое, мамино, старинное, с фиолетовым камнем! Другого такого просто быть не могло.

Он с трудом удержался, чтобы не убить его прямо сейчас, посреди улицы – просто свернуть шею, как в десантуре учли. Но нет, нельзя… И Влад сумел сдержаться.

– Золото? – спросил он каким-то чужим, деревянным голосом.

– Точняк! – осклабился малый – Вон, проба стоит!

– А еще есть? – он лихорадочно соображал, как уйти побыстрее с улицы в какое-нибудь укромное место, пока он еще не потерял самообладание.

– Есть, есть! Еще сережки такие же. Купи, дешево совсем отдаю.

Влад вспомнил Алькины разорванные уши, распухшее лицо… Он почувствовал, как сжимается горло и взгляд застилает багровая пелена.

– Пошли, покажешь.

Они свернули на неприметную утоптанную тропинку между домами, и через несколько минут оказались в подвале. Там их радушно приветствовали еще двое таких же персонажей.

– Серый пришел! А пузырь принес, ёптыть?

– Лучше! – осклабился оборванец, – покупателя привел! Ну, на золотишко. Щас поправимся!

– Ага. Сейчас. – сказал Влад, аккуратно прикрывая за собой дверь.

То, что происходило потом, как-то выпало у него из памяти. После того, как последний из подонков, ползая в собственной крови и блевотине, наконец-то затих навсегда, Влад, брезгливо скривившись, выбрался из вонючего подвала.

Вечерело. Он шел по улице, вдыхая чистый морозный воздух, а в душе не было ни-че-го – ни злобы, ни радости от свершившейся мести, ни даже простого удовлетворения от того, что эта мразь больше не будет ходить по земле. В душе была только огромная, бесконечная усталость… И пустота, которую теперь уже ничем не заполнить.

Вернувшись домой, Влад опрокинул полный стакан водки, и, не раздеваясь упал на кровать. Проснувшись среди ночи, он выглянул в окно. Ночь была морозная, ясная, светила луна, снег переливался и сверкал, словно алмазная пыль. В мире было удивительно тихо и красиво, но красота эта была какая-то чужая, словно на картинке.

Только сейчас Влад окончательно понял, что теперь он один, совсем один на свете, и жить ему больше, в общем-то, незачем. Залпом, прямо из горлышка, допил все, что осталось в бутылке, и снова завалился спать.

И потянулись долгие, пустые дни… Поначалу Влад еще ждал, что за ним придут. Почему-то он даже не боялся этого, и к собственной дальнейшей судьбе относился на удивление равнодушно. Ну, посадят – значит, так тому и быть! Отца только жалко.

Но обошлось. Проходили дни, недели, месяцы, а Влада никто не тревожил. Видно, не очень-то старались доблестные органы… Правда, и легче не становилось. Он ел, спал, «бомбил» иногда на отцовской шестерке, когда уж очень нужны были деньги, и каждый час, каждую минуту ощущал противную сосущую пустоту где-то в глубине своего существа. Все чаще по вечерам он напивался в одиночестве, сидя на кухне.

И все чаще ему хотелось просто выпить бутылку водки, разогнаться как следует и врезаться в столб или бетонную стену.

Все изменилось в пасмурный и дождливый день, когда Влад, заглянув в нижний ящик серванта, обнаружил, что денег на жизнь почти не осталось. Выходить из дома ужасно не хотелось, но что ж поделаешь! Деньги-то все равно нужны.

Ему не везло. Дождь разогнал всех прохожих. Тщетно колесил он по улицам, но так и не подобрал ни одного пассажира. Влад уже потерял всякую надежду хоть что-нибудь заработать, и хотел было поворачивать к дому, но тут за пеленой дождя заметил долговязую фигуру в потертом кожаном плаще. Он еще удивился – охота же людям по ночам бродить, да еще в такую погоду! Даже жалко стало этого чудика.

Влад затормозил рядом с ним, мигнул фарами, посигналил…

– Эй! Тебе куда?

Прохожий обернулся. В свете уличного фонаря Влад увидел худого, костлявого парня – наверное, своего ровесника или чуть старше.

– На Ленинградский… Только у меня денег нет.

– Ладно, все равно садись.

– Спасибо!

В салоне Влад оглядел своего пассажира – и тот ему совсем не понравился. Волосы длинные, почти как у бабы… Гомик, что ли? На всякий случай он отодвинулся подальше, чтобы не задеть ненароком.

Но пассажир не пытался заговорить с ним и даже не смотрел в его сторону – молчал и думал о чем-то своем. Влад щелкнул кнопкой магнитолы. Там была только одна кассета – заветная, с «афганскими» песнями. Ничего другого он не слушал принципиально – тухлая попсятина раздражала безмерно, а «шансонный» надрыв и блатные три аккорда казались фальшивыми. Разве стоят сочувствия какие-то уголовники, если на войне погибло столько хороших, настоящих ребят?

Влад как будто снова ощутил себя там, на выжженной чужой земле, среди гор и песков, где стреляют из-за угла, где каждый камень таит опасность, и никогда не знаешь, удастся ли дожить до следующего утра.

Было, было и такое… Приходилось отправлять на родину проклятый «груз-200». И разве сам он не выжил лишь чудом? Тогда они так мечтали о том, чтобы вернуться домой… Казалось – больше и не надо ничего! Так почему же теперь кажется, что только там он и жил, а теперь остается только доживать?

Песня кончилась, и голос из динамика запел совсем другое:

Этой песни Влад не любил. Сразу вспомнил Альку, и в который раз подумал о том, насколько было бы легче умереть самому, чтобы она была жива… Он уже потянулся было, чтобы перемотать кассету вперед, но его пассажир почему-то оживился. Кажется, эта песня была ему знакома!

– Эй, командир! Сделай чуть погромче, пожалуйста.

Странный парень слушал, чуть улыбаясь, и покачивал головой в такт. Даже подпевал – еле слышно, одним дыханием. Влад удивленно покосился на него. Вот уж никогда бы не подумал, что такой чудик слушает те же песни, что и он сам!

– Что, нравится? – спросил он.

– Не в этом дело.

– А в чем?

– Это моя песня. То есть слова – мои, а на музыку ее Тимур сам положил.

– Да ну! – изумился Влад. Мысль о том, что рядом с ним сидит человек, который сочиняет песни – и явно не имеет денег на такси, как-то не укладывалась в голове. Он подозрительно посмотрел на него.

– Правда, что ли? Не врешь?

– Точно.

– Ни фи-га себе! А ты что, тоже там был? За речкой?

Он покачал головой.

– Нет. Друг мой там погиб… А девушка осталась. Он ей потом каждую ночь снился. Вот я и написал…

Потом подумал и зачем-то добавил:

– Я пацифист.

– А это что за хрень? – удивился Влад

Пассажир досадливо поморщился, словно уже жалел о том, что ввязался в разговор, но все же объяснил:

– Ну, в общем, человек который против насилия.

– А-а, трус значит! Маменькин сынок. За юбкой привык отсиживаться?

Влад словно нарочно нарывался на ссору. Хотелось сорвать на ком-нибудь тяжелую, мутную злобу и тоску, может подраться даже… Авось, легче станет! Но странный парень, кажется, вовсе не собирался отвечать тем же. Он лишь отвернулся к окну и равнодушно сказал:

– Ну, можно и так сказать. Вот здесь останови, приехали.

А Влад все не унимался:

– Нет, подожди! Значит, другим за тебя воевать, а ты хочешь чистеньким быть?

– Дурак ты, – беззлобно отозвался он, – за меня воевать не надо! Каждый сам за себя воюет. Только автомат для этого совсем ни к чему.

Влад хотел ответить резко, даже грубо, но вдруг остановился. Слова незнакомца удивили его. А ведь если подумать – верно говорит чувак! Настоящая война – не только с автоматом… Ему ли не знать об этом?

– Может, и так… – задумчиво протянул он, – только устал я воевать… Очень устал.

Наверное, в лице его было что-то такое, что парень впервые посмотрел на него с интересом.

– Бывает. Но это долгий разговор, и время позднее. Хочешь – зайдем ко мне, посидим… Все равно сегодня спать уже не хочется. Поговорим… Тебя звать-то как?

– Влад.

– А я – Глеб. Будем знакомы.

– Будем обязательно…

Так, совершенно неожиданно, у него появился друг. Поначалу Влад больше помалкивал в его присутствии, только слушал и удивлялся – сколько же всего может знать человек! Как загнет что-нибудь про римскую империю или крестовые походы – так заслушаешься, никакого кино не надо! И стихи пишет – не хуже чем в книжках печатают. Может, даже лучше.

Влад радовался новому знакомству, но вскоре заметил, что Глеб стал как-то рассеян и невнимателен. Нет, не гнал, не отговаривался недосугом, но Влад все чаще замечал его отрешенный взгляд, словно он сосредоточенно думает о чем-то важном, и едва замечает его присутствие.

Однажды Влад рассказал походя о нелепой смерти соседа – возился мужик в гараже, выпил, заснул в машине, а двигатель не выключил. Так и не проснулся… Утром уже мертвого нашли. Почему-то Глеба очень заинтересовала эта печальная история.

– Ну-ка, ну-ка… С этого момента поподробнее!

– А тебе зачем? – удивился Влад, – ты что задумал-то?

Глеб помолчал, оценивающе глядя ему в лицо, словно прикидывал – а стоит ли говорить? Наконец, словно собравшись с духом, он тихо вымолвил:

– Знаешь, бывает такое, что умереть лучше, чем жить. И… Не мне одному. Ты за сколько бы свою тачку уступить согласился?

Влад не сразу понял, что именно он имеет в виду. Он подумал немного, глядя в пол, и сказал тихо, но твердо:

– Я с вами.

Так он принял главное и последнее решение в своей жизни. И теперь остается только выполнять его, чтобы все прошло по возможности гладко, без сучка и задоринки…

Влад посмотрел на часы. Половина второго уже! А завтра очень трудный день. Старенькая «шестерка» еще может сослужить последнюю службу.

Надо бы поспать хоть немного.