Читать книгу Тлен - Виктория Королёва - Страница 4

Вата. Ноги, воздух, пространство вокруг. Ступни сами переставляются, с запозданием реагируя на команду, проваливаются, скользят, вязнут в чём-то мягком…

Хрустит: внутри, снаружи, везде.

Мне надо дальше.

Надо, блядь, идти.

В голове перезвон, тремор какой-то гул нарастающий.

Трясёт. Но и дрожь какая‑то замедленная, вялотекущая. Плечи подрагивают, руки мелко вибрируют, пальцы не слушаются, а память рвётся кусками: вспышки света, музыка, чужие лица. Всё близко, очень и очень близко… по всей коже… везде. А ещё, я слышу маму. Её добрый, ласковый голос.

Зайчику шубку… надо шубку зайчику. Маленькому зайчику шу-убку.

И именно в этот момент впереди, в чёрной каше, вспыхивает тёплое пятно.

Свет.

Зрачки расширяются, глаза щиплет, но реакция всё ещё откровенный тормоз. Должно быть больно, но это ощущение оттягивается на несколько мгновений или минут…

Щурюсь, пытаясь разобрать и наконец понимаю – окна. Останавливаюсь, чувствуя порывы ветра нещадно подкидывающий мои волосы. Впереди тёмная ступенчатая коробка и она расползается по углам… корёжится. Это дом, я уверена, но он… странный?

Медленно моргаю. Веки весят по килограмму – не меньше. Зажмуриваюсь до боли, вдавливая ладони в лицо. Пальцы ледяные, но это не сразу доходит, сначала я чувствую давление, а уже после – обжигающий холод костяшек. Считаю до трёх. Цифры вязнут. Сука!

Насильно открываю глаза. Дом становится другим – превращается в огромный серый куб.

Да чё за нахрен!

Плывёт. Всё до чего дотягивается взгляд – плывёт! Дорожка под ногами медленно уходит вниз, следом резко вверх, влево, вправо, куда-то по диагонали. Организм реагирует с опозданием: головокружение накрывает чуть позже, чем «поехала» земля. В горле спазм, желудок сводит судорогой, но рвоты нет, только спазмы.

Пиздец…

Зажимаю виски пальцами. В груди то взрывается, то испуганно затихает. Двигаюсь вперёд, сжимая зубы. Мотает в разные стороны. Вжимаю пальцы в кожу, под ними пульс как взрывы.

Шаг, ещё шаг… косит влево. Плечо вдавливает в сетку или… прутья, или стекло. Я не понимаю во что…

Холодно. Мурашки бегут вверх по ногам, сужая в круговорот восприятий только до этого ощущения. Цепляюсь за это чувство – держусь как за верёвку. И в тот момент, когда кажется – поймала, руки проваливаются вперёд. Резкий вдох и… всю меня несёт следом.

Не успеваю испугаться. Тело… чтоб его, каким-то чудом удерживается в балансе, не даёт упасть на вычищенную до блеска дорожку.

Дыхание сбивается, а следом и вовсе исчезает. Глаза медленно скользят по двору: белое месиво снега, чёрные пятна, камни, какие‑то круглые кусты, присыпанные инеем. Дорожка… много дорожек.

Сглатываю вязкую слюну, собираю разъезжающиеся в разные стороны каблуки воедино.

Лай собак. Не тут – далеко, но меня передёргивает от звука. Шаги даются с трудом – трясёт всё сильнее и сильнее. Зубы стучат друг об друга. Двигаюсь на тёплый свет и… и всё-таки поднимаюсь по ступеням вверх, пальцами ощущая металл перил. Дверь. Большая, тяжёлая, она сливается с такой же тёмной и гладкой стеной. Я понимаю, что это дверь только потому, что есть вертикальная линия и ручка, на которую случайно напарываюсь ладонью. Прижимаюсь лбом к поверхности – холодная и действительно гладкая, но откуда‑то изнутри жаром пышет. У меня изнутри или из дома – не понимаю.

Ручка поддаётся без усилия. Щёлк и открылась. Холод ползёт не просто по коже. Он уже внутрь продирается, сжимая все внутренности. Без раздумий делаю шаг вперёд.

Вдох. Удар сердца. И тишина… Тяну воздух с усилием, с раздирающей болью.

Пахнет чем‑то острым, древесным, сухим… чужим. За спиной тихо закрывается дверь. Не удержавшись, приваливаюсь к ней спиной. Тело волной, какой-то бесконечной дробью. Больно.

Почему же так больно?!

Перед глазами широкий коридор, но вижу обрывками, какими-то пятнами: тёмные стены, блеск стекла, что-то серое.

Вашу мать…

Сползаю вниз, опускаясь на пол. Пытаюсь сфокусироваться на конкретных деталях, чтобы не утонуть в тумане, но хрен там был. Вспышками: чёрные линии, тёплый свет, отблеск чего-то холодного.

Опускаю голову вниз… тяжёлая, буквально пуд весит.

В какой-то момент проваливаюсь, плотно прижавшись к двери, но как только сознание снова возвращается, откидываю голову назад и смотрю вперёд. В этот раз вижу более ровно: бетонные плиты, идеальные углы, дорогую мебель. Это точно не недострой… совершенно точно не он. Там как из одного место всё было, а тут очень даже. Сравнение режет роговицу. И тошно, до боли! До рези в желудке!

Перед глазами мельтешит: дорога, сугробы, лес, руки, свет фар, музыка, смех Насти… чей‑то шёпот у уха, стакан в руке, вкус шампанского… а дальше – провал.

Несколько коротких вдохов через силу. Ладони дрожат. В горле сухо-сухо. Прижимаюсь затылком к двери плотнее, чувствую каждую неровность на её поверхности. Свет в окнах был обманкой… он не тёплый, он просто тусклый, он…

Стряхиваю мысли, рывком поднимаясь на ноги. Дыхание сбитое, какое-то шквалистое. Прикладываю ладонь к груди – сердце фигачит по самые не могу. Это точно ненормально. Вжимаюсь спиной в дверь, чтобы не упасть, потому что тело как было ватным, так и остаётся.

Да какого хрена я тут делаю?

И вместе с этой мыслью, пространство вокруг разворачивается на полную катушку. Всматриваюсь повторно, стягивая с себя морок. Как могу стягиваю его!

Слева сплошная стеклянная стена. За ней – гостиная, как аквариум с тёплым светом внутри: широкие диваны, подушки, низкий стол, высокий белый торшер с огромным абажуром. На стене – ровный ряд картин или фотографий; из‑за расстояния и света они сливаются в прямоугольные пятна и мне становится сложно определить. Жёлтый свет разливается по полу вытекая сюда, но до меня не доходит… я в тени, практически в черноте.

Потолок над всем этим тянется далеко вперёд. Я вижу ряд крошечных точечных светильников, от взгляда на которые, начинает рябить. Они светят одинаково, но тускло – не на всю мощность…

У нас дома никогда так не было… даже близко не проходило.

Мир плавает, свет расползается ореолами, углы уплывут… снова, блять! Моргаю – кресла, лестница, стекло, огоньки… Грёбаная каша!

Тело согревается. Уже не так сильно трясёт. Я не понимаю сколько прошло времени в обнимку с дверью, но сдвинуться не получается. Нужно уйти… развернуться и уйти, только вот…

Снег, дорога, посёлок…

Где я?! Чёрт! Где?!

Приходится смириться с собственным состоянием, но как только думаю об этом – картинка меняется.

Свет дрожит. Спустя один удар сердца вижу тень, вот там – в самом начале дома или коридора… не понимаю, чего именно.

А после… тень сдвинулась, и я поняла – мужчина.

Что-то очень глубоко отозвалось не испугом, а предвкушением – жалящим, совершенно нереальным… неподходящим к ситуации ни с какой стороны. Но меня накрывало, с каждым вздохом всё больше и больше.

Он стоит на границе света и тени. На нём что‑то тёмное: чёрное или тёмно‑серое… рубашка, свитер… пиджак. Лицо так же частично в тени, я вижу линию подбородка, тёмные волосы, угадываю спортивную фигуру. Незнакомец стоит… нет, не просто… он разговаривает по телефону.

Смотрю на силуэт и точно понимаю, что его не было. Я смотрела – и его не было!

Да что такое…

Сердце подскакивает к горлу и тут же замирает. Мужчина поворачивается в мою сторону, а может, мне только кажется. Лицо по‑прежнему наполовину прячется в тени, но я чувствую на себе взгляд – слишком явственное, физическое ощущение, словно он провёл по моей коже пальцами.

Я бы хотела, чтобы провёл, чтобы ниже… и ниже, и…

И в этот момент меня ломает.

Не страхом – хотя я бы предпочла испугаться. Нет. Изнутри, снизу, как удар, поднимается что‑то другое: острое, дикое, болезненное.

Ноги становятся вялыми и тяжёлыми одновременно, пальцы сжимаются. В животе сводит сладкой, почти нестерпимой судорогой, кровь отзывается жаром. Судорожно глотаю воздух.

Мысли круговоротом: грязные, яркие… горячие. Мутная волна поднимается вместе с горечью, но это не тормозит… о, нет! Всё что чувствую – подливает масла: сердце чаще, дыхание на излом, пульс галопом.

Он всё так же стоит в тени. Не вижу характерных черт, только силуэт: широкие плечи, тёмная одежда, чуть наклонённая голова. И от этого становится только хуже. Если бы он сказал что-то… или двинулся хотя бы на миллиметр… может быть это «что-то» что-то бы и поменяло… может, но совсем не факт. Тело приходит в движение. Тёмное пятно в красивой гостиной отражается во мне мириадой вспышек. Горячих, снедающих, безумных вспышек!

Сдаюсь. Иду к нему.

От любого движения – обжигающий ток. Ощущения усиливаются, проламывают стыд, сюрреализм и что-то ещё…

Я иду, а он смотрит. Два, три, пять ударов сердца и незнакомец делает крошечное движение – меняет положение руки, но мне достаточно, чтобы волна накрыла сильнее.

Сжимаю губы, чтобы не застонать. Это не желание… нет, для желания слишком просто! Меня в крошку! В котёл, на самое днище швыряет! В стратосферу без предупреждения!

Он замолкает на полуслове и медленно убирает телефон в карман. Плавное движение и пальцы скользят по ткани брюк, в тот самый момент, когда он полностью разворачивается ко мне.

Глаза. Карие. Тёмные, тяжёлые, густые, как расплавленный шоколад, но холодные -каменные. Взгляд не изучающий, не мягкий – прицельный. Сквозной. Меня пробивает его взглядом до самого основания, но вопреки всему, не отталкивает, а наоборот: тело сводит судорогой.

Он делает едва заметный шаг вперёд… или мне кажется. Свет сильнее задевает лицо, я вижу больше: подбородок, чёткая линия скул. Тень ложится под скулой, подчёркивая жёсткость. Губы незнакомца дрогнули, но взгляд ни на секунду не смягчился.

Я не слышу, как бьётся сердце. Этого не нужно. Оно словно бьётся во мне. Горячие вспышки: живот, грудь, ладони. От любых его микродвижений накатывающими волнами по всему моему нутру.

Всё вокруг умирает: коридор, стены, свет, тень, прошлое, будущее – нахуй. Меня нет, мира нет. Есть только его взгляд: тяжёлый, цепкий, давящий. Сердце рвётся из груди то пропуская удары, то наращивая темп.

Хочу к нему… Сейчас!

Никакого решения, никакого «надо/не надо». Куда-то испаряется страх – он вспыхивает, пытается задержаться, но гаснет, не выдерживая напора другой волны: острой, животной, далеко нескромной. Хочу подойти и вжаться полностью. Без остатка вжаться!

Тело не слушается, но и не сопротивляется – упрямо иду дальше. Он не шевелится, не идёт навстречу, не отступает… он ждёт?

– Ты откуда, чудное создание?

От звука его голоса внутри сдирает тормоза. Колени мягко подкашиваются. Я не могу ответить. Слова – это слишком мало, практически несущественно сейчас.

Вместо того, чтобы замедлиться, чтобы перестать вести себя вот так, я иду всё быстрее и быстрее.

Ещё шаг. Ещё.

Жар концентрируется в животе. Там не просто тепло – там до боли приятно от самого факта его нахождения рядом.

Меня тянет вперёд, как магнитом.

Гори всё в синем пламени!

Прилипаю к нему. Без подготовки, без попытки остановиться. Просто вваливаюсь в его пространство. Врезаюсь грудью в грудь. И в ту же самую секунду тыкаюсь носом шею жадно вдыхая запах его кожи, тяжёлого парфюма, чего-то тёмного… Ведёт.

Это ненормально.

Так не должно быть!

Так не реагируют на незнакомого мужика. Но мне так это нужно… и я не могу остановиться.

Он резко, как-то очень грубо, отрывает от себя. Пальцы сжимают мои плечи. Мгновение – и между нами полметра расстояния. По коже бежит ледяной холод. Он лишил меня воздуха! Буквально перекрыл его.

Карие глаза быстро бегут по лицу: губы, шея, подбородок и снова – прямо в глаза. Задыхаюсь. Задыхаюсь исключая намёк на неловкость. У меня нет возможности его касаться, а мне… мне безумно надо.

– Ты кто такая? – низко, с нажимом. – Тим постарался?

Насрать кто такой Тим…

Какой у него голос…

Его пальцы на моей коже, его внимание – целиком на мне, но этого всё ещё очень мало. Катастрофически мало!

Мне нужно… назад.

Дёргаюсь, пробую шагнуть вперёд – но он держит слишком крепко.

Прищуривает, голос становится резче, гораздо жёстче, чем был до этого:

– Невменяемую прислали, ёбнулись там?

Слова должны оскорбить, отрезвить, обидеть – но они тонут. Я едва их регистрирую.

Губы сохнут, а голову и вовсе разносит в разные стороны. Ощущений очень… очень-очень много, но главное всё равно выходит на передний план. Затмевая даже необходимость дышать.

Смотрю на него снизу вверх, пока его пальцы оставляют пульсирующую боль в подбородке. Опускает. Но свобода – это, сука, как кислород, нет это лучше, чем кислород! И моё тело, не дожидаясь разрешения, само принимает решение.

Я снова оказываюсь максимально близко. Никаких дистанций, полумер и расстояний!

Нахер всё это дерьмо.

Обхватываю руками, как могу, вцепляюсь в ткань. Пытаюсь буквально влезть в него. В груди тесно, в животе раскурочивает всё.

Зарываюсь лицом в его шею. На этот раз без колебаний – сразу к коже. Вдыхаю, пропуская первый стон и теряя все берега, провожу языком по шее… упиваясь этим.

Охеренно…

Щетина колет губы, но я не отстраняюсь – наоборот, тянусь ближе, глубже. Ещё. К ключице, к чему успею.

На вкус во стократ лучше.

Внутри рвёт. Разносит в щепки! Сладко, мерзко, до стона.

Прижимаюсь животом, дурея от контакта. Дрожащие пальцы шарят по груди, вверх снова вниз, а там я пытаюсь поднять край, чтобы…

Он реагирует быстрее. Мужские пальцы обхватывают запястья, тормозя безумие. Руки тянут вниз, отрывая их от себя. Стальная… жесткая хватка: он не будет церемониться. В движениях ни грамма ласки. Он удерживает, контролирует, пытается привести меня в чувства, но мне на хрен этого не надо!

Меня подстёгивает… он не отталкивает. Грудь так же плотно прижата к его груди и… я со стопроцентной вероятностью чувствую, насколько он твёрдый и горячий. Через ткань чувствую!

Грёбаная одежда… как же её много.

Трусь бёдрами, а он матерится сквозь зубы:

– Да что за… блядь…

Не слышу целиком, не собираю слова в фразы. Это шум на фоне. Ничего не значащий для меня шум. Хочу прижаться ещё теснее, попытаться укусить, лизнуть…

Я пытаюсь. Игнорируя его хватку на запястьях и, дёргаюсь ближе. Где-то внутри остатки сознания в ужасе смотрят на меня со стороны: «Ты что творишь, блядь?! Остановись! Это незнакомый мужик! Чужой дом! Совсем?!». Но голосок слишком тихий… слишком глухой.

Но любые попытки мыслить здрава подтоплены под густым, липким жаром, который течёт по венам. Всё бессильно против тупой, физической, сверлящей нужды. Плевать, кто он. Плевать, что он думает. Плевать, опасен ли он.

Он – единственное, что сейчас существует.

Его запах, его кожа, его тяжёлое дыхание. Пальцы намертво держат запястья, но я не на секунду не сомневаюсь – он уже сдался. Как бы грубо ни держал – сдался. И бесится от того, что сдался.

Я чувствую, как у него под кожей дёргаются мышцы, как он несколько раз пытается отдёрнуть меня, удержать, прижать мои запястья к себе… но нет, не выходит. Он матерится, кажется, угрожает – но я каждый раз тянусь, наплевав на «сопротивление».

И в какой-то момент, что‑то щёлкает. Он так же держит, так же сильно, но меняется смысл хватки. Всё меняется.

Следующее, что я понимаю, – вышвыривает за круг.

Тело перестаёт принадлежать мне. Бёдра сами собой ищут его, трутся, губы скользят по шее, мои пальцы зарываются в жёсткие волосы, цепляются до боли.

Платье слетает слишком быстро, чтобы я обратила на это внимание. Холодок касается голой кожи всего на мгновение, а дальше шлепок по бедру – не больно, нет… властно, ставя точку. Шелест ткани, тяжёлый вдох-выдох, кружево ползёт по ногам, он грубо сдёргивает его, не заботясь… не думая: больно мне или нет.

Он грубый. Ни намёка на осторожные прикосновения. Ладонь падает на бедро, сжимает так, что кожа горит, другой рукой он хватает за спину, за рёбра, за затылок – не разбирая, где можно, где нельзя. Его пальцам похуй, что под ними. А под моей кожей безостановочно зудит, болит и корёжит. Выгибаюсь, дёргаюсь, сама подставляюсь, трусь о него, как ебанутая. Соски, шея, внутренняя часть бедра – всё это отзывается искрами.

Мне мало, хочу чтобы больнее, чтобы ещё сильнее, чтобы до синевы!

Шуршание фольги, короткий рывок и схождение всех планет разом.

М-м-м…

Я кричу, когда он входит. Кричу, потому что это не его начало – моя точка. Я… задыхаюсь, чувствуя жар, бушующие волны и разрывные тянущие меня на самое дно.

Он не просто двигается – он вбивается. Жёстко, с силой, без скидки на то, как мне. Фиксирует тело так, что остаётся только скрести ногтями и стонать, захлёбываясь в приступах.

– Тише, блядь, – шипит в ухо, когда я срываюсь на крик. – Не ори так.

Всё смешивается в один нарастающий ком. Он бьётся внутри меня и образуется снова, снова и снова, и ещё, и…Внутри – горячо, мокро, опасно сладко.

Он скидывает верх как что‑то лишнее, ненужное его резко становится больше. И этого мало! Тело выгибает дугой.

Жадная. Голодная. Навязчивая до безумия. Никакой ванили, никакого «ой, неловко». Я готова разорваться, если он отодвинется. Выпрашиваю каждое касание: подаюсь навстречу, тянусь, трусь, раскрываюсь, даже не понимая, насколько это… много. Насколько я сейчас неприличная, липкая, блядская.

Да по херу… так, блять, по херу.

Разворачивает к себе спиной. На секунду теряюсь, а после грудью падаю на что-то мягкое. Он просто швырнул меня туда, куда ему удобно. Слышу своё дыхание – рваное, сбитое. Грудь трёт о мягкую обивку, соски реагируют болью. Бёдра сами подаются назад – к теплу, к нему.

– Не дёргайся, – хрипло, с нажимом. – Я сказал: не дёргайся. Или дёргайся, чёрт с тобой – только не ной потом.

И тогда он по-настоящему начинает трахать. Безумно, дико, жёстко. Без скидок. Без «ты в порядке?» и «тебе не больно?».

Мне не надо нежностей! Я хочу зверя, я хочу, чтобы раскатало, чтобы ещё сверху, чтобы до самого упора на грани с болью, на грани агонии.

Остро. Жарко. Грубо. Ещё! Да громкого «да», до еле слышного: «ещё чуть-чуть».

Дыхание перехватывает. Обжигающий удар по ягодице, мой стон, его хриплое дыхание. Внутри разрыв давно сжавшейся пружины.

Он жёсткий. Не нежный, не осторожный, не пытающийся понравиться.

Каждый толчок – удар.

– Ещё… – выдыхаю в обивку, стискивая пальцами ткань.

– Да, блядь…

– Тебе мало, да? – голос жёсткий, хриплый, прерывающийся. – Вот так тебе надо?

И задвигался вдвое быстрее, вдвое острее!

Я, кажется, кричала: «Да!» – и задыхалась, и снова кричала, вжимаясь лицом в обивку, глотая свой собственный стон.

Он имел меня по ощущениям долгие часы, а может быть и дни… я не знаю, правда. Просто каждая клеточка моего тела горела и при всём своём желании я не могла потушить этот огонь. Никак. Но смог он.

Он много смог. И кажется, он не оставил живого места на моём теле, но я просила ещё и получала это.

Меня никто не трахал таким варварским образом. Никто не сжимал горло так, чтобы мир сужался до узкого коридора между вдохом и выдохом, до паники, до дрожи – и чтобы эта паника превращалась в удовольствие. Никто не утыкал мое лицо в жёсткую обивку, забирая голос, воздух, возможность посмотреть в глаза, доминируя настолько сильно и настолько… правильно, что я вместо «остановись» шептала «ещё».

И даже когда он закончил, я не смогла отпустить. Вцепилась в него намертво – не дала уйти.

Это, возможно, был единственный момент, где я что-то решала. Что он в принципе позволил решить…