Читать книгу Лабиринты миров. Мир, в котором меня любят - Виктория Короткова - Страница 5

Следующее утро началось с посещения очередной девушки-проверяющей. Я, по привычке игнорируя ее, спокойно занималась своими делами. Девушка перегородила дверь, и когда я подошла вплотную, она движением попросила остаться на месте.

– Прошу вас задержаться в комнате и дождаться нового расписания. Вы переходите на новый режим тренировок.

– Да, конечно, – сказала я и присела на кровать.

Девушка заполнила свежий бланк, подняла голову и отчетливо объявила:

– Поздравляю вас с переходом на третий уровень.

– Спасибо. А можно поподробнее про систему уровней?

– Конечно. Изначально было рассмотрено несколько десятков тысяч кандидатур, по итогам каждому прошедшему был присвоен свой уровень подготовки. Самый низкий уровень допуска был десятый. Но многие из них быстро выбыли.

– Хм, то есть шли от большего к меньшему, – думала я вслух.

– Вы поступили с … э-э-э… – она сделала паузу, листая документы в папке, найдя нужное, удивилась, но сохранила спокойствие голоса, – с… седьмого уровня. Хм… Из пяти тысяч только один человек прошел с тем же результатом.

– И я даже знаю, кто.

Она непонимающе посмотрела на меня, но уже в следующее мгновение осенившая мысль осветила ее лицо. Она быстро кивнула и вернулась к документам. Это было настолько очевидно, что даже смешно. То, через что прошли мы с ним, нельзя превзойти интеллектом или мотивировать попаданием в историю. Этот путь – самый тяжелый из всех, но он сделал нас непобедимыми.

– Сегодня вас переводят на другой этаж, где вы будете продолжать обучение и тренировки. Вещи мы перенесем сами.

– Как скажете.

Девушка вручила мне лист о переселении и вышла из комнаты. Прозвучал сигнал о поступлении сообщения на планшет, и я легла на кровать, чтобы его прочитать. Это оказалось долгожданное расписание. Просмотрев его последовательность, я отложила гаджет и покинула комнату. Я даже не обернулась попрощаться с комнатой, потому что не питала к ней никаких чувств. Все, что осталось внутри, было лишь вещами, тем более мне не принадлежащими, они не имели никакого эмоционального отклика, а значит, не стоили и ностальгии. Не было смысла держаться за временные ощущения. Только вперед. Только до конца.

Дойдя до нужной аудитории, я немного удивилась ее размеру. Она оказалась намного меньше предыдущих: в помещении стояло не больше пары десятков столов, большая часть которых была уже занята. Первые ряды как в любом учебном заведении занимались редко, и сейчас они тоже были свободны. Нацелившись на одно из таких мест, я пошла между рядов и зацепилась взглядом за интерактивную доску. На экране высветилось имя профессора, Палин Михаил Лаврентьевич, а рядом стоял тот самый мужчина, запомнившийся мне на собрании.

Вблизи он казался выше, и в этот раз его волосы были коротко подстрижены и аккуратно уложены, но образ Эйнштейна навсегда остался со мной. Прежняя усталая сосредоточенность сменилась спокойной серьезностью, заставляя глаза гореть в нетерпении.

Он о чем-то активно переговаривался со своей помощницей. Она кивала и делала пометки в блокноте. Он вдруг поднял глаза и посмотрел на меня. Доли секунды, и я поняла, что он узнал меня. Меня, которую видел впервые. Мы поздоровались, и я поспешно отвела взгляд, внезапно испугавшись такого внимания.

Сердце еще трепетало, когда дверь в аудиторию скрипнула, и я услышала уверенную поступь вошедшего. Ритмичность движения и твердость походки подсказали, кем он был, поэтому не стоило оборачиваться. Звук шагов приблизился и стих. Не говоря ни слова, ко мне подсел сосед. Сначала меня удивило его поведение, ведь он никогда не садился рядом, если были другие места, и я строго на него посмотрела. Он не видел этого, потому что его взгляд был направлен вперед. В зале было достаточно свободных столов, когда я пришла, но в считанные минуты помещение набилось до отказа. Когда сосед повернулся ко мне лицом, я была приветлива.

Вечером мне показали новую комнату. Теперь шкаф был забит текстилем и одеждой фиолетового цвета, такого же пастельного и мягкого оттенка как предшествующий зеленый. Сама комната была больше предыдущей, с удобным креслом и журнальным столиком, с оборудованным рабочим местом. Я сразу вспомнила неудобные позы, в которых приходилось сидеть, чтобы вместить вокруг себя все раскрытые учебники и тетради. Но первое, что бросилось в глаза, это моя книга, лежащая на кровати в том же месте, где я оставила ее утром.

Дочитав произведение в короткий срок, я понесла его в библиотеку. Знакомая девушка сидела за конторкой и заполняла какие-то документы. Она улыбнулась, увидев меня.

– Добрый день. Что-то вы долго в этот раз. Новый уровень, да? Поздравляю. Теперь за вас возьмутся серьезно.

– Спасибо. Пока мало что поменялось, но у нас впервые вел Палин.

– О! Михаил Лаврентьевич. Не знала, что он преподает. Он же здесь главный, вы знали?

– Догадывалась, но не вникала в подробности. Нам никто ничего не рассказывает.

– Да, это его открытие и его проект. Он когда выбивал гранты для проекта так и говорил, что либо он лично контролирует на каждом этапе, либо он уничтожит все документы по открытию и пусть сами ищут способы. Представляете? – она звонко засмеялась, но книги скрадывали звуки, поэтому в комнате скоро вновь воцарилась тишина.

– Вот это уверенность! – удивилась я. Это вдруг натолкнуло меня на мысль, что раз Палин был так сильно вовлечен в процесс, он мог лично отбирать кандидатов. Отсюда мог знать и обо мне. Но эта догадка все же казалась притянутой за уши.

В это время библиотекарь взялась за мои книги. Помечая галочками проверенные, она резко стала серьезной. Что-то изначально ее смутило. Она порылась в карточках, нашла нужную строчку и подняла голову.

– Это не ваша книга.

Пока мысли пытались упорядочиться, она засмеялась и даже просияла. Я упускала что-то важное, что она видела, а я – нет.

– Подождите, – сказала я. – Давайте с самого начала.

– Ха-ха, давайте! Смотрите, вас не было чуть дольше, чем обычно, а сейчас вы сдаете книгу, но не ту, что брали.

Она так выразительно на меня посмотрела, что извилины поднатужились, и я, наконец, спустилась из космоса на землю, и поняла, какую романтическую развязку ждет библиотекарь. Я засмеялась, вспоминая ту неловкую ситуацию в столовой.

– Ну, конечно! Мы обменялись за ужином. Потому что книга уже закончилась, а вечер только начинался! – выпалила я.

– Как мило, ужин… Хотя в правилах вроде запрещено…

– Это не то! Это ужин, в столовой, – перебила я. – Как бы это объяснить…

– Вы о том, что вы потеряли семью, он потерял семью, и вы держитесь вместе, потому что понимаете друг друга?

Улыбка мгновенно сошла с моих губ. Я не могла видеть себя со стороны, но уверена, что лицо резко побледнело. К горлу подошел ком, и я не сразу и уже измененным голосом, но тихо спросила:

– Это так очевидно?

Видимо, мое выражение достаточно живописно отразило изумление, потому что она поспешила объясниться:

– Ах, простите, если я взболтнула лишнего. – Я заметила, что ее глаза округлились, а уши вспыхнули. – У меня ваши личные дела и строгие инструкции насчет общения. Психология – штука сложная, мы проходили специальный курс перед тем, как нас взяли на должность. У меня информация на всех, кто в анкетах изъявил желание получать бумажные книги. Таковых оказалось сравнительно немного, но мне хватает работы. И поэтому же я ваши данные знаю наизусть, – все еще извиняющимся тоном говорила она.

– Но они мои личные… – пыталась протестовать я.

– Да, но вы подписали разрешение. Теперь все ваши счета за рестораны, салоны, магазины, телефоны, принадлежат им. Они знают о вас все, что когда-либо попало в базу, включая скорость роста, набор веса, болезни, роды, свадьбы, смерти. Все прошедшее через государственные системы и учреждения, все данные, выложенные в фото, видео или аудио формате. Вся ваша жизнь у них на сервере: все, что вы когда-либо прилюдно делали или говорили, все ваши улыбки, слезы и пьяные выходки.

– Хватит! – не выдержала я.

– Вы думаете, нам легко? Первые три месяца были простыми: все были милыми, общались с удовольствием, задавали вопросы, спрашивали совета. А потом пошли сокращения, и началось… В меня запускали мои же книги! Один чуть не уронил стеллаж, пока искал нужное издание, чтобы доказать, что он ответил правильно, а ответ не засчитали и он потерял три балла, из-за которых его и отчислили. Сумасшествие. Боюсь представить, что у вас там наверху происходит! – и почти шепотом добавила. – Но вы двое… – Я замерла при этих словах. – Знакомая из столовой рассказала, что вы вместе сидите, и я сравнила ваши анкеты. Представьте мое удивление, когда я прочла одно и то же у двоих совершенно разных людей. Признаюсь, прочитав впервые, я не сдержалась. Я даже не знаю, что говорить в таких случаях. Кажется, что заученные фразы сюда не подходят.

Ее прорвало так, что она, забыв о камерах, выпалила все, что накопилось. Парализованная ее словами, я не реагировала, даже не моргала, думая только о том, почему ожидала, что личное будет личным, когда сама же не читая подписала разрешение на все, что они просили. А значит, на использование и распространение личных данных среди всех заинтересованных лиц, имеющих соответствующий доступ.

Они следят за нами, прячась за камерами и наблюдая на экранах, обсуждают нас, когда мы не можем их слышать. Мы для них – развлечение, интерактивное шоу, увлекательный сериал. Они оценивают и сравнивают нас, делая ставки, кто попадет в финальную группу. Мне стало тошно, и захотелось просто уйти.

– Слова здесь лишние, – ответила я ей. – Я не буду ничего брать.

– Я все-таки сказала что-то не то, – вдруг сказала она, заметив мой отрешенный взгляд. – Простите, я не хотела вас задеть. От этого эксперимента ждут определенных результатов, и их достижение на грани невозможного. Руководство, да и все мы находимся под огромным давлением. У каждого этапа есть свои критерии прохождения. Малейшее отступление, и ты за бортом. Так просто смотреть на цифры и вычеркивать имена, когда ты сидишь в уютном офисе с прекрасным видом. А мы смотрим в лицо каждому из вас. Мы видим людей, живых, мечтающих. Нас бросили на растерзание людям, которым они подарили надежду, а нас заставляют бесцеремонно ее отбирать, – она тяжело выдохнула. – Я сидела в холле, регистрировала волонтеров. Я видела их горящие от предвкушения глаза. Поставив все подписи, они считали, что уже достигли звезд. Несколько месяцев они строили иллюзии, рассыпавшиеся в одночасье, когда их пнули под зад за недостаток в полбалла.