Читать книгу Музей нашей жизни - Виктория Николаевна Эйлер - Страница 7

Массимо погрузился в векселя. Надо было изучить поручителей и сроки истребования. Его облик свидетельствовал о решительном и энергичном характере. С детства он занимался верховой ездой, улавливая на себе цепкий, взыскательный взгляд своего деда. Крепкое и гибкое тело в дорогом английском костюме, выдавало физическую силу и уверенность в себе. Решения по всем вопросам он принимал взвешенно и быстро.

– Lügen haben kurze Beine22 – говорил ему ненавистный дед напряжённым голосом,

крепко зажимая ухо внука за провинность.

– Lassen Sie mich los!23

Ухо рдело алым цветом после таких нравоучений. В те дни он ненавидел этого сухого, противного старика и всю Германию. Впрочем, урок пошёл впрок. Он не врал никому: ни себе, ни остальным, обходясь молчанием в особых случаях.

Много лет назад, Аллегра с трудом отпустила от себя десятилетнего сына в Германию. Будущее молодого наследника курфюрста обеспечивалось ценой разлуки с матерью.

Спустя годы, причины сомневаться в принятом решении отсутствовали. Только одно тревожило. С той поры как он переехал в Германию, к ней он обращался только по имени. Дед обеспечил внуку детство, достойное будущего курфюрста. Он бы не взглянул в сторону своего внука от итальянки, имея других наследников. Отто Оберхайль считал Аллегру ошибкой в жизни своего сына. Об этом он сообщал внуку каждый раз, как только в нём прорывался решительный дух, полный страстности.

Максимилиан Бонэ появился после исправления имени на немецкий вариант. Дед с трудом мерился с французской фамилией, с итальянским именем он покончил сразу. Временами от этой перемены случались казусы. После телефонного разговора с матерью, он невольно забывался и мог представиться как Массимо. Так вышло при знакомстве с Эмилем Дюбуа. Впрочем, на радикальную перемену имени дед не пошёл. Немецкий вариант Макс в Мюнхене закрепился за его внуком с легкостью.

Мари Арно не понравилась ему с первого взгляда. Старая одежда, неухоженный внешний вид и злое отчаяние во взгляде. Она почти вломилась к нему в кабинет. Впрочем, её яростный взгляд, который она бросила на него перед уходом, напомнил ему себя. Отчаяние, ярость и злость теснились в груди десятилетнего внука при виде немецкого деда.

– Ordnung und ordnung!24 – повторял старческий голос, напутствуя его при получении назначения в Рен.

Уверенность в себе сильнее обстоятельств. Тяжелые времена могут случиться с каждым. Нужно лишь держаться подальше от отчаяния. Оно делает многих людей жалкими или злыми. Оба случая легко оборачиваются бедой.

Лучший способ жить – постоянно продолжать действовать, сохраняя видимое безразличное отношение к ситуации и никогда не отчаиваться. Время близилось к четырём часам. Его желудок напоминал о себе жжением, требуя обратить внимание на изжогу. Другой бы бросил векселя, ощущая усиление неприятной горечи. Массимо доводил свои дела до конца наперекор всему.

Ближе к вечеру, с документами на подпись зашёл месье Оливье. Маленький, щупленький мужчина около 60 лет. Он бы смотрелся почти подростком, если заприметить его силуэт издалека. Только лысина, оставившая ему последние волосы по бокам головы, мешала этой иллюзии. Сохранив прямую спину, Оливье вступил в ряды тех, кто смотрит по утрам в зеркало с отвращением.

Он сравнивал свой морщинистый лоб с почти гладким лбом нового управляющего и задавался вопросом: “Какая радость видеть лоб, испещренный паутиной морщин?”. Какая радость в этом чувстве ушедшего времени? Как тяжело ощущать ход времени, наблюдая за опускающимися вниз когда-то упругими щеками. Какое разочарование обнаружить свои силы, отданными на погоню за иллюзиями. Прожил жизнь, не заметив, как время скользнуло от юности к старости.

Как шёлковый платок скользит время с каждой шеи при неумелом узле. Какая надобность молодости терять себя в пустых разговорах, наполнять жизнь суетой. Впрочем, остается опыт, или раздражение, если не удаётся осознать жизнь.

– Как Вы? – поинтересовался Массимо.

– С утра болят суставы, – ответил Оливье, не скрывая своего недовольства.

Дважды он намеривался стать управляющим банком. Прежде он держался куда резвее, даже не заикаясь о своих болячках. Назначение Массимо принесло горечь обмана в собственной важности. Оливье отлично годился на роль главного заместителя – главного исполнителя иными словами.

В качестве руководителя банка его никто не рассматривал. Никто не умолял ценности его опыта, но и поддержать его в назначении на место, желающих не нашлось.

– Сегодня такой снегопад, – задумчиво сказал Массимо. Он внимательно читал каждое подготовленное письмо.

– Будь он неладен. Мой ревматизм не даёт мне покоя! Какой ещё снегопад в начале ноября?! – выражая недоумение, возмущался Оливье. – Никогда такого не было!

– Может, это хороший знак?

– Я не верю в знаки, гораздо больше в то, что в жизни справедливости нет.

– Не могу сказать, что это тонкий намёк! Однако, он услышан и принят!

– Вот тут тоже надо подписать!

– Сейчас! Я просто ещё раз читаю! Кстати, я ценю вашу работу в банке!

Оливье промолчал. Отвечать на слова благодарности за безупречную работу, желания не было. Его исполнительность в банке ценили высоко, каждый раз назначая новых управляющих. В первый раз, это делалось как бы с извинением и обещанием последующей компенсации. При назначении месье Бонэ, с ним ничего не обсуждали. Забыли обо всём обещанном в первый раз.

Каждое утро с тех пор, он просыпался без удовольствия. Разбитый человек, уставший и больной. Его организм болезненно реагировал на назначение этого итальянского немца с французской фамилией.

После такой подлости по отношению к себе, Оливье куда больше интересовала собственная тазовая кость, чем мнение о его работе. Для её вправления требовалась особая ловкость. Надо максимально повернуться вправо, затем уйти влево, ощущая неприятный хруст. Затем щелчок и можно идти. Вот бы так налаживалась жизнь! Один поворот, второй и уже всё в полном порядке.

Если бы назначение на место имело другой расклад, то жилось бы теперь иначе. Ликование и опустошение – не синонимы друг другу. Выбор в Париж спровоцировал все болезни. Они появлялись одна за другой.

Вторую неделю подряд, Оливье постоянно мучила поясница и прострелы в ней. “Прострел в спине лишает дара речи, – говорил он младшему сыну. – Береги спину”. Наставление подобного рода давал ему собственный отец. Никакого толку. Пока сам не поймёшь, то ничего не будет.

– Оливье! Мне бы хотелось обсудить ситуацию. Она возникла сегодня утром в моём кабинете, – важно сказал Массимо.

– Вот как! – ответил Оливье, поправляя пенсне.

– Сегодня утром ко мне ворвалась одна мадам!

– Клиент банка?

– Да! Вы следите за клиентским залом?

– Разумеется! Только сегодня я по вашему заданию занимался ячейками, сверяя записи в двух книгах! – в ответе угадывался сарказм.

Этот человек-симбиоз европейских народов исключительно раздражал Оливье в отдельные моменты. Бестолковая работа по его поручению, отвлекала от общения с клиентами. Раньше, его бы затрясло от всего сказанного. Наверняка, пришлось бы бороться с собой. Теперь безразличие пришло на смену переживаниям.

Возможность уйти в любой момент радовала больше, чем призрачные перспективы в банке. Он смотрел на своего соперника почти сверлящим взглядом. Массимо присмирел от взгляда своего заместителя. В воздухе повис поток из несказанных слов.

– Ах да, ячейки! Помню-помню, – растерянно припомнил он.

Оливье Ксавье ликовал внутренним триумфом странного качества. Признание – вещь очень тонкая, рождающаяся из очевидной истины происходящего. Массимо уверенно занимал место управляющего в том числе, благодаря этому человеку, вновь поправлявшему пенсне. Эмиль однажды видел его и заметил схожесть с филином.

– Именно! – отозвался Оливье.

– Сегодня у меня была мадам Арно, – многозначительно сказал Массимо.

– Какая именно Арно? – Оливье посмотрел на Массимо поверх очков.

– Почти полный банкрот и наш клиент!

– Так было не всегда!

– Она зашла ко мне с видом ликующего триумфатора как к себе домой, – сказал Массимо, – следом зашёл Анри и дал мне записку.

– Вот как!– безразлично произнёс его заместитель.

– Именно! В записке указали размер прежних вложений в банке на её имя.

– Какая судьба! Самая богатая наследница и муж-игрок в казино.

– Она просила деньги на новое дело. Рассказывала мне про циркулярную пилу, кровать в стене, и дворники на автомобиле, – продолжал Массимо. – Я ей отказал.

– Любопытно! Почему она не интересуется облигациями своего отца? – ехидно улыбаясь глазами, спросил Оливье. Массимо почти ничего не знал про семейство Арно.

– Оливье! Какие облигации?

– Я совсем забыл про них!

– О чём Вы говорите?

– Она же хочет открыть своё дело?

– Я ей отказал. Нет поручителей и сбережений.

– Вы действовали согласно инструкциям!

– Конечно! Про какие облигации идёт речь?

– У отца мадам Арно имелись облигации. Он покупал и хранил их в нашем банке. Она ещё не истребовала их.

– Она имеет на них право?

– Вероятно. Я занимался делами этой семьи на протяжении ряда лет. Потом ими занимался Жак, впрочем, он переехал от нас в Нант ещё до вашего прибытия. В его бытность месье Арно купил облигации. На этой неделе, делая отчёт по вашему заданию, я наткнулся на его записи про облигации Мишеля Арно.

– Просто невероятно! Она осталась на фамилии отца? – немного растерянно ответил Массимо. – Выясняйте всё до конца!

– Разумеется, как скажите! Она его единственная дочь и видимо решила сохранить её. Что-то ещё?

– Она сможет обеспечить кредит облигациями?

– Вероятно! Только зачем ей тогда кредит?

– Хорошо! Тогда разберитесь с делом мадам Арно, – сухо отозвался Массимо. – Мне не понравилось внезапное вторжение в мой кабинет.

– Она попала под чары итальянского обаяния? – поинтересовался Оливье. Он смеялся про себя, видя управляющего банка слегка смутившимся.

– Простите!

– Вы прекрасно справились с ситуацией. Шум в банке ни к чему!

Слишком маленькое отделение и маленький город для создания проблемы на пустом месте. В крупном банке попасть к управляющему стоит больших усилий. В маленьком, препятствия больших городов отпадают сами собой.

Оливье добавил: “Небольшой кредит можно одобрить. Я порой так поступаю”.

– Без обеспечения? Вы действуете вне правил!

– В моём возрасте уже безразлично чужое мнение. Я лишь предлагаю, как можно поступать с подобными клиентами!

– У нас много таких кредиторов? – уточнил Массимо.

– 7 человек и все на моей ответственности! Вы не одобрили ещё ни одного из подобных.

– Вы находите это приемлемым?

– Почему нет? Наш банк уделяет внимание работе с разными клиентами!

– Удивительная самоуверенность, – резко ответил Массимо.

– Принимаю как комплимент, – парировал Оливье.

– Я не потерплю такого!

– Конечно! Я улажу это дело лучшим образом, – сказал Оливье и направился к выходу.

Он вернулся на своё новое место за деревянной перегородкой. Отсюда хорошо просматривался весь клиентский зал, при этом самого месье Ксавье оттуда не было видно.