Читать книгу Правда о маяках. Книга пилигрима - Виктория Прессман - Страница 8

Жизнь после смерти
Жизнь в квартале маяков

Оглавление

Эххх, а мне бы – поселиться в маленьком таком городке с населеньицем в пару тысяч, записаться в местный ансамбль, по воскресеньям ходить в церковь, дружить с соседями, помогать бездомным собакам, иногда ходить в баню, участвовать в благоустройстве и озеленении, в создании маленького провинциального рая и не забывать про место на кладбище. Да, и чтоб у городка этого был такой красивый герб, обязательно со смыслом, обязательно с историей, берущей свое начало со времен упадка Римской империи… А, ну и чтить местных юродивых и блаженных похороненных на краю кладбища…

Все бы ничего, но, Господи, как же холодно…. Все вроде ничего – природа, люди здесь иногда попадаются интересные, спокойные, но, Боже мой, как же здесь холодно. И пустота… Чувство пустоты… Разрывы пространства… Вроде как даже какая-то щель.

Да, знаете ли, поговаривают, что мы живем в расселине, в жопе мира, в пропасти, куда проникает так мало солнечного света.. Иногда в трамваях, освещенные солнцем, застывшие, фактурные как будто высеченные из гранита попадаются лица. А вот из подвала вышел на перекур кингисепп, сапожник, в кожаном переднике, с мясистым лицом, смачно-привычно курит, смотря в одну точку. Но такие яркие персонажи попадаются редко, все больше – мясо, серая масса, Босховские люди-уроды в расщелинах серых камней. Люди здесь имеют неосторожность исчезать, они просто падают глубоко в расщелину и уже не могут выбраться наверх, к солнцу, к небу. Самое ужасное, что их никто не ищет. Никто не спохватится об их исчезновении, не затрубит в горн, не забьет в колокол, не зажжет сигнальный огонь и не отслужит мессу за упокой. Итак, господа, живу я в расщелине (читаем «в жопе»).

Ревельский квартал маяков состоял из построенных пленными немцами бараков, хрущевок, подвальных магазинчиков с контрабандной продукцией из России, пары супермаркетов, кулинарного техникума. Основное население района составляли алкаши, наркоманы, бедные старики, еле сводящие концы с концами и вынужденные отдавать половину своей пенсии на непомерно высокие коммунальные платежи. Было конечно и несколько плюсов – квартал маяков раскинулся на горе, с которой открывался шикарный вид на башни старого города, на залив, на корабли, заходящие в порт. Неподалеку был парк, названный в честь императрицы Екатерины, в самом квартале до сих пор высился и работал черно-белый маяк. А на границе парка стоял маленький красный маячок, светивший зеленым прожектором, линза к которому была заказана из Франции в 18 веке.

Наконец-то, свершилось, дождливым сентябрьским днем я переехала в свой угол, впервые на первый этаж, впервые одна я снимала двухкомнатную квартиру за коммунальные платежи у пожилого господина, сына которого убили в лихие девяностые, а его тело было найдено и опознано на мед экспертизе через много лет спустя смерти, относительно недавно. Сына когда-то закатали в асфальт.

Первая ночь в новой квартире прошла очаровательно – я почти что выспалась. Наутро выпив кофе и продефилировав голой перед окнами 1 этажа, я подумала, что жизнь прекрасна, немного пострадала от своей новой любви (старой как мир, пыльной как мои мозги) и стала готовиться к выходу во вне. В этом дивном ВНЕ где-то неподалеку в одной из квартир жила новая знакомая а теперь еще и соседка с подозрением на воспаление легких и старой ненужной кушеткой, которая, быть может, вписалась бы в мои пустые хоромы, напоминающие плацдарм для бальных танцев. Перед выходом из дома я подумала, «интересно у моей знакомой к которой я иду в гости толстые лодыжки…?». Эви жила в квартире с видом на маяк и «бездонное озеро, в котором тонули люди» и происхождение которого неизвестно. И, о Боже, первое, о чем она почему-то стала говорить – так это о своей толстой кости и мощной комплекции. «У меня в роду видимо были труженики, землепашцы…». Я многозначительно молчала чувствуя себя почему-то сволочью… В соседней комнате сидел бойфренд новой соседки – еврей-низкорослик с большой головой, похожий на гения – гуимплена, известный футбольный журналист. Сама же Эви была неплохим художником, училась в магистратуре Академии искусств Эстонии на мульти-медиа художника. Не знаю чему их там в этой академии учили, но у молодых т.н. художников Эстонии наблюдался чудовищный вакуум в базовом художественном образовании. Они не знали банальных вещей, могли не знать кто такие конформисты или могли никогда не видеть картин Миро или Мунка, и видео-инсталляций Ребекки Хорн… Как мне потом объяснили – это был один из принципов современного арт-образования в Эстонии – давать художникам возможность самим найти, нащупать свой путь и не пичкать их готовыми представлениями об искусстве. Ну и наверное что-то вроде «пусть сами занимаются своим образованием – интернет, выставки, и т.д.» В квартире моих новых соседей везде были буквально раскиданы ноутбуки и велосипеды, косяки и самокрутки. Пара эта была типичным олицетворением Таллинской русскоязычной молодежи – бездуховной, талантливой, амбициозной, холодной и необразованной, не читающей русские книги, а поэтому в основной массе своей косноязычной. Я была не первой кто принес имбирь больной девушке. Мы уткнулись с ней в экран ноутбука. По информации из «откусанного яблока», в Эстонии есть анархисты и даже ежегодный песенный панк-фестиваль. Многотысячное панк-караоке. Представьте себе огромное поле, набитое ирокезами, полуголыми пьяными мужиками, женщинами и детьми. Особенно комично выглядят 40-45-летние женщины в первых рядах (подставные утки?) со спокойными сытыми лицами и нахлобученными на голову разноцветными ирокезами или с сельскими косичками (причем тут панк?). Они сосредоточенно, словно школьницы на экзамене, уткнулись в тексты песен, старательно открывают рты и на переднем плане – главный панк страны, президент Эстонии.

«Мужчина инвалид избил женщину костылем, а потом обругал её…» – из сводки эстонских новостей. Хорошо, что не надругался и не обрыгал… «В доме интернате сгорело 10 детей-инвалидов» – да, это на самом деле печальная новость, большинство детей встретили смерть в инвалидных креслах. Они не могли убежать или скрыться от огня… Интересно, – где были воспитатели? Кто-нибудь пытался, рискуя жизнью спасти этих ни в чем неповинных детей? Больно в сердце… Начинаешь верить в то, что дети-инвалиды попали сразу в рай… И они молятся о нас, там, в своем новом небесном доме-интернате с большим садом. Вспомнился Бергман, пляска смерти, дети в инвалидных колясках летят по небу словно стая птиц.

Люди нашего времени – они болеют беспамятством. Они поверхностны и патологически забывчивы. Большинство из них не умеет концентрироваться, теряется в потоках информации, не может осознавать, делать правильный выбор, не может собираться внутрь. Людям нашего времени вообще на многое начихать. Они как ветром гонимые облака, вечно пьяные немотивированные ублюдки. Пустые, полые, чучела. Умершие еще до своего рождения. Eyes wide shut, captain, корабль сбился с курса и его носит по волнам словно «Летучий голландец».

Правда о маяках. Книга пилигрима

Подняться наверх