Читать книгу Таблетки Сансары. Том I - Виктория Сачконечко - Страница 12

Время – это разумная стихия. Уникальная стихия – её способностью является уничтожение прошедшей реальности. Будто жизнь человека – это ступеньки, которые появляются ровно там и когда нога его наступает на ход мгновений и исчезающая ровно там и когда стоящая нога позади поднимается, чтобы наступить вперёд. Множеству людей свойственно повторять за будничными разговорами и расхожую фразу о том, что прошлого не изменить. Но важно помнить, что время – это разумная стихия, а с разумом возможны переговоры.

Атэ, едва придя в себя, сразу пожалел об этом. Ещё вчера у него было огромное поместье, еда по расписанию и множество интересной информации в открытом доступе, занимавшей весь его досуг. Занятия по медитации и когнитивному сосредоточению, противные пробирочники слонялись туда-сюда без дела, раздражая своим присутствием. Надоедливая Лана вертелась вечером по замку, напоминая о долге перед родителями и государством, который должен отдавать каждый аристократ по указу Анго. И нет здесь скучного идеального города, каждый переулок которого симметричен относительно центра. Здесь нет мягких спальных капсул, здесь нет ничего. Всё казалось осточертелым, Атэ хотел уснуть снова и не просыпаться больше. Тело млело с каждым днём, не желая шевелиться. Парень впал в немое безразличие. Он часами смотрел в одну точку, не понимая, что происходит вокруг, отказываясь воспринимать весь этот абсурд. Где-то рядом щёлкнуло, послышались глухие шаги. Такой же, как и накануне, только ещё более сморщенный человек в белой грубой ткани похлопал его по щекам, затем посветил странной палочкой в глаза. А потом приходили много людей. Часто. Сидели, говорили на непонятном языке, уходили и приходили снова. Много дней. Атэ регулярно приносили, как он понимал, местную еду. Но она не вызывала ничего, кроме отвращения и чувства тошноты. Ещё была боль, эти люди кололи металлические иглы в руки, и делали это постоянно.

Тело привыкало к боли, ощущения которой с течением времени перестало заботить, скорее, воспринималось, как должное. Разум Атэ, замкнутый в чужой среде, без возможности делиться мыслями, парил далеко за пределами не только маленькой серой палаты психбольницы, но и времени. Он летел в прошлое, в воспоминания о детстве, проведённом в учении и упражнениях, о родном доме, о прошлом, которое на самом деле находилось далеко в будущем. Организм истощался вместе с жизненным огнём в глазах, недели теряли счёт. Иногда взгляд, скользящий, по поднятой исхудавшей руке, затем цеплявшийся за некрасивую люстру посреди белого потолка, силился увидеть сквозь стены, небо и пространство того, кто всё это придумал и воплотил в жизнь. И мимолётные мысли превращались в немой отчаянный вопль: «Зачем?!»