Читать книгу Со своих колоколен - Виталий Аверьянов - Страница 5

Что с душою происходит,

Когда обморок находит,

                        кто в ней мечется?

Вне себя лежит обморыш,

И в него лукавый сторож

                        вчеловечится.

Он впускает в крепость морок,

Спит душа, не дремлет ворог,

                        и мерещится…

Что сулилось как услады,

Что гремело громом славы, –

                        примерещилось…

Обращали бездны в царства,

Обращали все в богатства, –

                        примерещилось…

Обращали камни в хлебы,

Обращали земли в небы…

Вижу, будто реет ворон:

Окоем Востока порван.

Пропасть Запада раскрылась

И в нее звезда скатилась.

Нас Господь не с миром вяжет,

Миражи зачем-то кажет.

Все померкло, жар за сорок.

Засмурел тяжелый морок.

Ты душа моя, беглица,

Что за морды, что за лица

Изнутри тебя пытают,

По суставам разбирают?!

Кто, душа, в тебя вселился,

Над тобой возвеселился?

Плачешь не своей слезою

Над другим, как над собою.

Время стало клином в горле,

И тебя на край приперли.

И следит за этим бредом

Тот, Кто стал тебе неведом,

Но тебя Он не оставил

И гонца к тебе отправил.

И когда все глохло в полночь,

Чудом лишь приспела помощь…

То, что наша Русь святая,

Это тайна непростая,

                        крепкий наш орех.

Кто орешек не раскусит

И на Русь собачек спустит, –

                        тяжкий на нем грех.

Мы роднимся не по крови,

Соберем в своем покрове

                        всех, кто ниже всех.

Царству золотого быдла

Наше житие обрыдло б, –

                        они круче всех.

И когда вконец достали,

Мы из уст их изблевали,

                        всех, кто выше всех…

Мир лежит у наших ног.

Положил к ним землю Бог.

Вот летит иной уж ворон,

Клюв двумя водами полон.

Не смешал живую с мертвой –

Он уносит напрочь мор твой:

Долго же ты спал, однако,

Но во сне не видел знака.

И ни пропасти, ни бездны,

И ни славы невозмездной…

И ни греков, ни евреев.

А без них мы свято верим.

И хоть бродим как анархи,

Но в сердцах мы иерархи.

Колыбельную про волка

Слушаешь и спишь глубоко.

Стороны четыре света

В кулачке зажаты этом.

Просыпаешься ты дома,

Где все живо и знакомо. –

Где за речкой ветер веял,

Дождь из тучки поле сеял.

Где трава в траву вплеталась,

Птица с птицею слеталась.

Где душа поет о небе,

Три звезды горят над нею.

Осень. Мудрость, вескость слова.

Хоровод вокруг Покрóва.

К Покровý уж все готово,

Все смирилось перед Ним.

Осень – и сыта, и пьяна,

Отдых с праздником крестьянам,

Промысловым северянам

И обходчикам лесным…

Воздух чист, вода хрустальна,

Лес богат необычайно.

Лишь земля, раскрыв все тайны,

Небу буйство отдает…

Небо бьется, небо плачет,

Гнет верхи шестов и мачт,

Дань страстям земным заплатит –

Звездным хором запоет.

Ты этап в моих этапах,

Осень,

       прокрути назад их!..

Умолкает всякий запах

Матери-сырой-земли,

Скважин, пор, подземных тропок,

Всех ее букашек ропот,

Чей осенний труд был кроток:

Все законопатили.

Все в тебе явилось цельным,

Крепким, зрелым, драгоценным.

И горят огнем прицельным

Грани лика твоего.

Станем черною золою,

Станем светлою смолою,

Станем пестрою листвою, –

Станем памятью живой.

Встреть же осень, превращенье,

Судеб перевоплощенье

Как вселенское Прощенье,

От обиды откажись…

И в упор не видя таинств,

Век живем мы, в них купаясь,

Каждый миг преображаясь

В кровь ли, в плоть, в иную жизнь!

И стихии ищут Матерь,

Ищут общий знаменатель

И находят, что Создатель

Их привел в осенний суд.

Как ни странно, все спокойны

И ведут себя достойно.

Слезы высохли. И стройно

Подсудимые идут:

«Наша печь самодержавна

И полна народным жаром,

Пламя ровно, православно,

Ну а мы… а мы дрова!

Станем черною золою,

Станем облачною мглою,

Станем памятью живою,

Ясной плотью Покровá!»

Осень. Мудрость, вескость слова.

Хоровод вокруг Покрова.

Помирать земля готова.

Смерть пройдет –

                   земля жива…

Весной-осенью у нас – ничего дороги.

Потому и пьем мы квас, и строим остроги.

А зимой у нас буран, а в тюрьме у нас пахан.

И страшнее мата нету ничего на свете.

Приходил к нам Бонапарт, он искал ключей от врат.

«Ничего», – Москва сказала, без ключей пускала.

Гитлер тайно прилетел – Сталинград иметь хотел.

«Ничего! – сказала Волга. – Волк в гостях у волка».

А на воле тишина,

А на родине жена,

А на родине весна.

Бездна красна.

А на небе тишина,

Бесконечная война.

В тихом омуте луна.

Бездна…

Бисмарк едет по степи, видит: буря, нет пути.

Только вьюга впереди, ничего в груди.

Барин к буре не привык. «Ничего, – сказал ямщик, –

Во немецкой стороне будешь на коне».

А на небе тишина (…)

Один есть способ раскусить

То, что мешает нам любить.

А нам мешает лишь одно:

Стремленье спрятаться на дно.

Пусть лось, пусть лошадь стоя спят.

Сон человека есть распад.

Но утром падший восстает

И головою в небо бьет.

Когда ж распустишь панцирь свой

И вкусишь раны ножевой,

Ревнивый омут, мутный спрут

Тебя и примут, и проймут.

А после, духом сокрушась,

И пораженья не страшась,

Опять всплывешь, блистая ты –

Щитом добытой нищеты.

Но если выжить ты не смог,

Себя земле принес в залог, –

То утром падший восстает

И головою в небо бьет.

Ты долго спал, ты спал, но вот

Сон смыт потоком мертвых вод.

С могильным холодом весны

Уйдут рассеянные сны.

Один лишь способ все понять,

Загадку жизни развязать, –

Идти вперед и воевать

И кровь победы проливать.

От сует меня, Боже, молю, отреши,

От заботы о том, что не властен вершить.

Пробуждаются токи глубинной судьбы.

Вот бы нам с ней прозреть, ну а мы все слепы…

Я крестился крещеньем, я вышел из тьмы.

Пробуждается око из смертной тюрьмы.

Разве духом в темницу томиться я влез?

Нет, тела суть светила в светлице небес!

Нéмыми да полыми

Бывают ли слова?

Слово жжет как полымя

И чашу пьет сполна.

Слово как победа

И крещенье в жизнь.

Слово как погибель.

Душу вырвешь – из…

Не бывает лишений без достойных наград,

Не бывает свершений без должных утрат.

Высоко свои жертвы завсегда мы гвоздим.

Но даров благодатных распознать не хотим.

Я Тебе не словом, –

Делом изменил.

Но простил дела мои,

Слова в дела вменил.

У черты последней

Так бывает, старина,

Слово и победно,

И погибельно.

Нету тьмы в слове-теле, в забвении тьма.

Но забвенье у Бога – лишь прощение нам.

Я крестился крещеньем, я вышел из тьмы.

Пробуждается око из смертной тюрьмы.

У черты последней,

Даже за чертой

Я не отрекаюсь,

Сердцем я с Тобой.

Слово как победа

И крещенье в жизнь,

Слово как погибель.

Душу вырежи

                        из камня слова…

Как Чапаев на молитву становился на всю ночь.

Как просил он перед битвой Матерь Божию подмочь.

Чтоб путями боевыми наскаку и наплаву –

Чтобы целыми, живыми провести свою братву

Чрез казачьи, чрез мужичьи пепелища-хутора,

Чрез яицкие погосты, обновленные вчера,

Чрез тифозные обозы, чрез наезды из ЧКа,

Комиссарские угрозы, агентуру Колчака.

Сын Поволжья, гордость края – он народный наш герой.

Не пятнает кровь Чапая и для каждого он свой.

Он штабы по телеграфу кроет жарким матерком.

«Мотивирует» Антанту, заодно и Совнарком.

Тесен мир, и в нем встречаясь, все мы схожи меж собой.

Утечем от них, рябята, в свой последний светлый бой!..

Думу думает Чапаев. Петька ж видит вещий сон:

Как к Уралу отступая, прикрывает друга он.

Плачет Петька-ординарец, а не дрыхнет как сурок

И во сне сгибает палец, чтобы вновь спустить курок.

Из тисков бесовской злобы есть исход в лихом бою.

Покажись, казак, из степи, я судьбу твою спою.

Ты споешь про атамана, я спою про бурлака.

Дай пощупать твою волю, что нагуливал века!..

Но не хочет в лобовую битву выйти казара,

Схоронилась за погосты, обновленные вчера…

Между белою Сибирью и кровавою Москвой,

Меж землей, где изобилье и землею, где покой

С прежней вольницей схлестнулась угнетенная печаль,

Пред которой глохла слава и зазубривалась сталь…

Как Чапаев на молитву становился на всю ночь.

Как просил он перед битвой Матерь Божию подмочь.

Весь отряд во сне глубоком, вся дивизия храпит,

Часовые дремлют оком, лишь один Чапай не спит.

«Как по волжскому по краю я с шарманкою бродил.

Помнишь, Настя дорогая, помнишь, как тебя любил?

Ты теперь уж в вечной жизни, на меня оттуда глянь

И невидимо нависни – мне в бою покровом стань.

Стань мне светлою судьбою, Черна ворона мне спой,

Мы обманем смерть с тобою, выйду я на берег твой…»

Не берут Чапая пуля, ни засада, ни налет,

Потому что с небесами разговор он свой ведет.

Из уральских вод багряных вышел новый человек,

Что хотел коней буланых искупать у дальних рек.

И теперь расправив спину, поднялся уже и сам

К светлым далям и глубинам, к невозможным небесам…

Как Чапаев на молитву становился на всю ночь.

Вновь война-японочка…

Прощай, смазливая девчоночка!

Ты потерпи всего годочек –

Дождись меня, чертеночка!

Нагрянет с войны весточка,

Что я в Японии загинул…

А ты не верь тому, невестушка,

Что так легко тебя покинул!

А станет сватать тебя мельник –

Ему ты твердый дай отказ!

А будут звать за землемера –

Ему ты тоже откажи!

Ты им скажи: я жду солдатика,

Что за Россию воевал.

Уж он красу мою оценит

И станет он ее беречь…

Вновь война-японочка…

Прощай, хорошая девчоночка!

Ты потеряй один годочек –

Дождись свово миленочка!

Но если долго не вернуся я,

Ты вспомни, что тебе сказал.

Тогда ты выйди за солдата,

Что кровь на море проливал.

А выходи ты за солдата,

Что на Востоке погибал.

Уж он красу твою оценит

И станет он ее беречь…