Читать книгу Витражи - Виталий Черников - Страница 3

– Нет, Руста, врешь ты все. Как это старикан будет маленьких девочек есть? Он же старенький, у него, наверное, и зубов-то нет.

– Гляди, отрастут на языке бородавки, – не оборачиваясь бросил отец, – а то я вожжой протяну. По самому – по мягкому. Ишь мелкота. Стариканы летом в валенках да на завалинках. А он… Одно слово – кудесник. – Отец легонько хлестнул кобылку Феньку по упитанному крупу, чтоб не прислушивалась к людским речам. – Ты, Руста, сестре голову не морочь. Даром что велик, а попотчую. И спать и есть стоя будешь. Внял?

– Внял. Чего не внять-то.

Руста развалился на дне телеги, щекотал соломинкой ухо спящего Пуська. Кот ухом дергал, прижимал, но просыпаться отказывался. Пуська пришлось взять из-за Саньки. Ревела в голос, боялась к кудеснику ехать. Потому и спорила с Рустой: то ли его, то ли себя уговаривала. Вроде и добрый кудесник, а поди знай, что по-кудесничьи добро, то человеку, может, и не добро вовсе.

– А вот скажи, отец, – это снова Руста голос подал. Скучно ему.

Пусёк, обиженно мяукнув, шмыгнул за Санькину спину, сама Санька, набычившись, смотрела в поля. Малой – а Ланьку все называли Малым – сидел спиной ко всем, свесив ноги с телеги, и рассматривал след от колес в пыли.

– А вот скажи, отец, когда с тебя Злого сгоняли, этот же ста… кудесник в Колонцах жил?

– Тебе что за печаль? – буркнул отец, но, смягчившись, добавил: – Говорят, еще самих Колонцов не было, а он уж по этим местам хаживал. Только со мной не он, церковь постаралась.

Строг отец, да отходчив. Руста старший у него. Год, как сам в поле за сохой ходит. Вот и начинает характер выказывать. Ланька слушал неспешный разговор, думал о своем. Эх, кабы не приметила тетка Нюра крольчат, не пришлось бы отцу к кудеснику по жаре трястись. И то сказать: ну крольчата. Ну народила бы крольчиха новых. Может, и прав Руста… А все-таки здорово. Ланька возбужденно поерзал костлявым задом по доскам телеги. Раз – и ожили. И чувство такое, как от городского питья шипучки, – веселые такие пузырьки царапаются в носу. Смешно и радостно. А тетка Нюра как увидала, так и побелела вся. Смотрит на Ланьку, как будто это сам Злыдень у ее крыльца, в пыльных портах и с побитыми коленками. Смех один. Тетка-то с трех ступенек ухнула – чуть землю до драконьих костей не пробила – да прямо сквозь калитку к Ланькиному отцу. Едва плетень не снесла. Что она там говорила, Ланька не знал, а только почти сразу пришел за ним Руста, злой как черт, пинком калитку распахнул – и то ли буркнул, то ли прошипел: «Доигрался? Сам дурной, так хоть другим не пакости! Тоже чародей – от горшка два вершка. Эх ты… Это ж втихую надо, а то враз все отымут. Да что уж теперь… Кудесник из нас с тобой искру-то повышибет». Руста, когда сердится, точь-в-точь как отец. И слова те же, и даже стоит так же сутуло, словно медведь над бедолагой-охотником. «Это что же, Руста… и ты?» – обалдел Ланька. «А то ты один такой на всю семью» – уже по-доброму усмехнулся Руста. – «Смотри, мелкота». Руста нахмурил брови, медленно поднял вверх руки. Брошенные теткой Нюрой вилы послушно поднялись над травой, с ленцой перевернулись и хищно вонзились в землю. Ланька вздрогнул. «Так-то, Малой. Это, почитай, у всех есть. Подарком зовут. У кого больше, у кого – меньше. Как бы побаловаться дает Злыдень. А кудесник с батюшкой эти его силы с человека сгоняют. А не сгонят – человек этот как вырастет, так сам к Злыдню и приходит. Не может уже без колдовства. Понял?»

– Не-а, – обалдел Ланька. – А что ж тогда… а почему отец с мамой мне ничего не сказали?

– Мал ты еще. Одно слово – Малой. Через год все бы и рассказали. А ты вон какой шустрый. Я в твои года… («Давно ли у тебя были мои года», – благоразумно про себя усмехнулся Ланька.) – …я в твои года и думать не думал Подарком баловаться. Ладно, пошли, что ли, родители ждут.

Дома мать не сводила с Ланьки настороженного взгляда. Он даже поежился. Нехорошо смотрела мама. Как на чужого смотрела. Что же это за Подарок такой, если из-за него родные от тебя шарахаются? Скрипнула дверь. Вошел, пригнувшись, отец Ипатий, мял в ручищах шапку. Крест у Ипатия поверх рубахи выпущен.

«Ого, – подумал Ланька, – не от меня ли оберегается святой отец?»

– Вот, значит, как, Михей. И до твоих Злой дотянулся, – не то сказал, не то спросил Ипатий.

Сел на заскрипевшую скамью, принял с благодарностью кружку от мамы, отхлебнул шумно.

– А, Михей?

– Значит, так, Ипат.

– Что-то рано Злой младшего твоего привечать стал? – Ипатий вроде просто так спрашивал, но глаза его ох как не понравились Ланьке.

– Так ты, Ипатий, его самого и спроси, Злыдня-то, – усмехнулся отец.

– Его не я спрошу, не мое дело. А вот скажи мне, Михей, правда ли, что ты сам Подарок чуть не до осьмнадцати годов прятал, отдавать не хотел?

– Не крути, Ипат, – нахмурился отец, – сказал, сегодня свезу мальцов к кудеснику. Стало быть, свезу.

– Надеешься, Михей? А припомни, бывало ли на твоем веку, чтобы Подарок Светлым Даром оказался? Свел бы ты их в Божью церковь – вот что я тебе скажу. Оно и ближе, и вернее будет.

– Я сегодня везу их к кудеснику, – процедил отец сквозь зубы.

– Не простил, значит, своего Подарка. – Ипат покачал головой, не торопясь допил квас. – Хорошо ли зло на Святую церковь держать? А, Михей?

– Не то говоришь, Ипат. А ну как и впрямь в ком из них Дар, а ты их всех, подчистую? Вы же не различаете – чей, отымаете любой…

– Стар кудесник, может и перепутать… – словно невзначай заметил Ипатий.

– Ты это брось! – отец уже не скрывал гнева. – Он и тебя, и твоих внуков переживет! Может, это тебя и томит?

– Ладно. – Ипатий встал, выпрямился. Половицы скрипнули. – Твои дети, тебе и решать. А Подарка-то не забыл, не забыл… Так чтоб сегодня.

Он кивнул матери, зыркнул на Ланьку и, согнувшись, вышел. Повисла тишина. Санька заранее начала шмыгать носом. Мать забрала со стола кружку, да так и осталась стоять, прижимая ее к груди, не сводя с отца тревожного взгляда.

– Михеюшка, а может, и верно в церкви детей очистить, а? Чем батюшку гневить?

Отец молча собирал вещи. Поперек лба пошла складка. Ланька сжался – такому отцу лучше не перечить.

– Михей…

Отец, видимо, хотел ответить резко, дернулся, но сдержался.

– Да пойми ж ты! Вон на детей посмотри, что ты им потом скажешь? Не хотела батюшку гневить? Потому и крылья обрубила?

– Какие крылья, Михей! Светлый Дар один раз за сотню лет бывает, а то и реже!

«Ну, сейчас будет…» – подумал Ланька и навострился было во двор, да не успел. Отец усмехнулся.

– Конечно, реже. А теперь припомни-ка, когда последний раз Светлый Дар объявлялся? Не знаешь? А я тебе скажу: аккурат перед Зеленой сечей. Двести с лишком лет прошло. Вот я и думаю, самое время ему появиться.

На том и порешили. И теперь тряслись на телеге по Колонецкому тракту. Пора стояла – лучше не бывает. Середина июля. Ланька особенно любил этот месяц. Знал на зубок все гороховые поля в округе. Вода в речке как молоко, рыба нагуляла жирок и рост, в лесу первый гриб пошел, ягода. Веселый, беззаботный месяц. Проехали казавшиеся бескрайними нивы. Истошный стрекот кузнечиков остался позади. В лесу было таинственно и сумрачно, ощутимо веяло прохладой.

– И тут как выскочили из-за деревьев эльфы да лешаки, а отец их раз – вожжой, – это Руста вполголоса рассказывал Саньке страшилки.

– Вожжой по самому – по мягкому? – уточняла дотошная Санька.

Голоса доносились все тише, Ланька успел еще втянуть ноги в телегу, да так и уснул, свернувшись калачиком на свежем сене.

Разбудил Ланьку шум. Колеса громыхали по брусчатке – въехали в Колонцы. Санька крутила во все стороны головой – как не отвалится, – все враз хотела увидеть. Впервые Санька в городе, даже про своего Пуська забыла. Руста спокойно, свысока поглядывал вокруг, сидел рядом с отцом – знаем, мол, вас, городских… А на Ланьку вдруг нахлынула тревога. Вот кончатся Колонцы, и будет дом кудесника… или замок? А там и Ланькин Дар кончится. Обидно и горько Ланьке. Просто невмоготу. Ну пусть не сейчас, ну хоть немного по-позже.

– Папань, папаня… может, заедем на базар? Саньке шипучки возьмем… Мама давно чугунок с ручками просила… а?

– И то верно! – оживился Руста. – Точно, Малой, просила мать чугунок. Заедем, отец? – Видать, Руста к кудеснику тоже не торопится.

Отец согласился. Чугунок выбирали долго, смотрели придирчиво, торговались. Перекусили в шумной прокопченной харчевне. Купили Саньке шипучки и куклу – принцессу Латскую. Так ее назвал торговец, хотя чем она отличалась от других кукол, Ланька так и не понял. Санька уселась в телеге по-шэихски[2], посадила напротив себя куклу верхом на Пуська, любовалась. Уже не до Колонцов Саньке. Отец расщедрился. Руста получил гладкую яркую рубаху. Синюю, в цвет глаз. Ланька хотел было попросить настоящие крючки, не из гвоздя сделанные, но посмотрел случайно отцу в глаза и осекся. Не хотел отец к кудеснику ехать. Время тянул. Не мог.

– Поехали, что ли, папаня? – сказал Ланька. – А то засветло не обернемся.

Дом кудесника, оказывается, не в самих Колонцах стоял, а на отшибе. Прятался за ельничком. Дом как дом, со светелкой, правда. Ворота распахнуты – кудеснику бояться некого. Двор. Сарай, навес для лошадей. Колодезь с воротом. Заслышав шум въезжающей телеги, из-под крыльца выбрался лохматый задумчивый пес. Подошел вразвалочку. Уважительно издали понюхал Фенькины копыта, презрительно глянул на шипящего Пуська. Склонил лобастую голову набок и солидно, весомо взбрехнул. Ланька огляделся. Двор как двор… Ничего такого волшебного в нем не было. Крыша, правда, покрыта не дранкой, как у людей в деревне, а по-городскому, потемневшей от времени черепицей. Вообще, все вокруг было старым, не то, чтобы ветхим, нет… каким-то многолетним. Скрипнула дверь сараюшки. Ланька резво обернулся. В дверях стоял высокий, выше отца, смуглый старик, худой, но крепкий. На старике был длинный фартук, а в руке он держал ведро с пенящимся парным молоком. «Вот так кудесник…» – обескураженно подумал Ланька. Он был разочарован. Правда, борода у старика была правильная, кудесничья борода. Санька внимательно рассматривала ведро с молоком, склонив голову, – точь-в-точь как тутошний пес. Отец соскочил с телеги, сорвал шапку, пригладил темные вихры.

– Здоров будь, хозяин.

– И вам того же. – Старик поставил ведро, отер крупные коричневые руки о тряпицу. – С чем пожаловали? Совет, хворь, или… – Он цепко оглядел притихших детей.

– Или, – коротко сказал отец.

Кудесник помрачнел, еще раз зыркнул на детвору, остановил взгляд темных глаз на Ланьке. «Вот уставился…» – Ланьке стало не по себе. Странно смотрел кудесник. Будто Ланька стеклышко цветное, через какое на солнце глядят. Ланька насупился, незаметно подался за широкую отцову спину.

– Чего ж тащил детишек в такую даль? – буркнул кудесник. – Мог бы и в церковь свести. Попы свое дело знают, только приведи. – Он шикнул на пса, обнюхивавшего Рустины сапоги, пошел к дому.

Не хотелось отцу просить, не привычен он к этому. Да деваться некуда.

– Так как же это… в церкви-то. Что ж в церкви?… Они же…

– Знаю. И как – знаю, и что – знаю. Надеешься, значит? Думаешь, твоего попы не разглядели. Убили Дар, калекой оставили?

– А тебе откуда… – опешил отец.

– Не я тебя от Подарка освобождал. Следа моего не вижу. Сапожник свою работу всегда признает. Понимаешь?

– Чего ж не понять, понимаю.

– Тогда пошли в дом, понятливый. – Кудесник еще раз взглянул на Ланьку, вздохнул. – Потолкуем. А вы покуда здесь обождите. Вон ведро у колодца, лошаденку напоите.

Ланька поил Феньку, а сам думал: «Странный кудесник. Ни тебе дыма синего, ни огня зеленого – как у фокусников на осенней ярмарке. Может, он и не кудесник вовсе. Слыханое ли дело…» Ланька хмыкнул, представив, как старик, согнувшись в три погибели, дергает корову за дойки. Санька теребила задумавшегося Русту за рукав.

– Я же говорила, говорила!

– Что говорила? – не понял Руста.

– Не ест он маленьких девочек.