Читать книгу Шпулечник - Влад Костромин - Страница 3

– Новые времена – новые возможности, – похмельный отец постучал пальцем по столу, привлекая внимание. – Перестройка, ускорение, гласность, дали нам новые цели и методы, новое мышление. Это вам не старые хомуты с заборов тырить.

– Вить, ты прямо как Горбачев, – уважительно сказала мать, – тебе только пятна не хватает, а так, язык подвешен что твое ботало.

– Мастерства не пропьешь, – отец приосанился. – Так вот, про что я? Вам, дети, наше поколение вручает переходящее знамя.

– Какое? – заинтересовался Димка.

– Переходящее, – раздраженно сказала мать. – Что непонятного, балбес?

– А где оно?

Мать посмотрела на отца.

– Это метафора, – вздохнув, начал объяснять отец, – временами переходящая в гиперболу. Понятно?

Мы ни черта не поняли, но послушно закивали.

– Вот и ладушки, – отец кивнул. – Тань, подавай уху. Первейшее дело с похмелья – уха. Даже у классика было про брат с похмелья помирает – ухи просит.

Мы начали хлебать жидкую уху из рыбы и лаврового листа с солью.

– Тань, ты рыбки то оставь, – сказал отец.

– Зачем?

– Вечером еще раз проварим, с морковочкой жареной, она за ночь застынет – заливное будет на неделю.

– Вить, может нам начать молиться перед едой?

– Тань, что за муха тебя укусила? К чему нам эта дурь?

– Мало ли… – смутилась мать.

После ухи мы с братом вышли во двор и сели на пни возле железного обода, служившего очагом.

– У нас новый метод, – сказал Димка.

– Угу.

– У нас новое мышление.

– Угу.

– У нас знамя!

– Переходящее, – поддакнул я.

– Мы должны использовать.

– Что использовать?

– Новый метод, новые возможности.

– Как?

– Я придумал, как, – брат хитро улыбнулся, из-за подбитого глаза став похожим на якута. Глаз пострадал от Сережки Рябого и Кольки Башкирина по кличке Башкир, поймавших Димку на мошенничестве при игре в карты. – Мы их всех обманем!

– Опять?

– В этот раз точно обманем!

– Как? – без особого интереса спросил я. Участвовать в отцовских и Димкиных авантюрах мне уже надоело: прибыли никакой, а неприятностей полный мешок.

– Мы наберем в магазине в долг.

– И что? Наберем, отдавать же потом все равно надо.

– Мы тетрадку сопрем, – прошептал брат.

У продавщицы Ирки была тетрадка, куда она записывала взятый в долг товар.

– Как сопрем?

– Молча, – глаза Димы блестели возбуждением. – Залезем ночью в магазин и сопрем!

Я задумался: магазин за последние полгода взламывали три раза, но украсть тетрадку с долговыми записями никто не додумался.

– Нам что, придется магазин взламывать?

– Да.

– Ты что, хочешь, чтобы меня посадили?

– Ты вечно так говоришь, – надулся брат. – Когда в детский сад лезли, тоже так ныл. И что? Не посадили же.

– Ты-то в детский сад сам не полез, нас с Чомбой отправил. Взял бы и залез, если такой умный. Все равно толку не было.

– Тебе не было, а мы добычу украли.

– Какую к черту добычу? Старый будильник и детские стулья? Стоило из-за этого мараться?

– Ты и этого не взял. Впустую слазил.

– Потому, что вы меня с секундомером обманули.

– Значит, ты дурачок, если тебя так легко обмануть, – Димка вскочил и начал приплясывать, напевая:

– Обманули дурачка на четыре кулачка.

Приставлял пальцы к носу, как Буратино в кино.

Пока он так плясал, из сада вышел Коля Мартынец по кличке Чомба и, подкравшись, влепил Димке пендель.

– Ты чего?! – обиженно оглянулся Дима.

– Ничего, просто так, – Чомба уселся на пень, на котором недавно восседал Димка. – Здорово, ребзя. Что делаете?

– Ничего, – ответил я и посмотрел на забор, за которым был загон для свиней. – Вот, свиней сторожим.

– Зачем?

– Воровать их стали, – быстро начал сочинять Димка.

– Разве свиней воруют? – всполошился Чомба.

– Бате из района бумага секретная пришла… – поддержал выдумку брата я. Уж больно Чомба был легковерный, грех было не разыграть.

– Цыгане, – закивал Димка. – Воруют и увозят на телегах.

– У нас свиньи в сарае, – пугливо оглянулся Чомба.

– Из сараев тоже воруют, – фантазировал брат. – В Пеклихлебах вообще целую ферму свиней украли.

– Ого! – глаза Чомбы расширились от удивления и начали часто моргать.

– Вот тебе и ого, – Дима важно посмотрел на друга. – Мы тут в засаде сидим.

– А что вы можете с цыганами сделать?

– Не мы, – брат понизил голос, – в загоне батя с ружьем, переодетый в свинью.

– Я пойду, – Чомба вскочил с пня, – мамке скажу, чтобы замок на сарай повесила.

– Иди, – разрешил Димка, усаживаясь на освободившийся пень. – Еще один дурак, – зевнул брат, глядя вслед растворившемуся в саду приятелю. – Поверил.

– Какой сам, такие и друзья, – согласился я.

Димка подозрительно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Прихватил из дома сумку и пошел в магазин. Взял в долг три трехлитровых банки с концентрированным лимонадом. Мы его разводили водой и продавали детям помладше. Едва дотащив концентрат, снова жадно кинулся в магазин и взял пачку печенья, пять брикетов киселя, две буханки хлеба и зачерствевший батон. Он бы, возможно, прихватил и что-то еще, но в магазине больше ничего не было.

– Знатная добыча, – хвалился мне, расставив покупки на столе. – Ты бы не додумался.

– Угу, – я долбил батоном по столу, пытаясь отломать кусок. Нож батон не брал.

– Целых две буханки и батон! – ликовал брат.

– Угу.

– Концентрата три банки!

– Угу.

***

К вечеру вся деревня, напуганная рассказами Аньки Мартынец, мамаши Чомбы, вешала замки на свинарники. Мать тоже велела загнать свиней на ночь в хлева.

– Тань, без паники, – отец пришел с работы выпивши.

– Свиней воруют, а ты без паники!

– Спокойствие! Я остановлю беззаконие.

– Какое ты беззаконие остановишь, чудо в перьях? Ты же лыка не вяжешь.

– Я повяжу преступников! – кинулся в кресло к телефону и начал тыкать в кнопки, набирая номер. – Зин, ты? Директор беспокоит. Мужика позови. Что значит какого? У тебя их много? Своего. Во. Никола, привет, это я, Вэ-Вэ. Микола, бросай все – будем свинокрадов ловить.

Вооружившись ружьем, одев бежевый югославский плащ и напялив украденную у профессора в Москве коричневую шляпу с воткнутым пером селезня, отец растворился в сумраке.

– Сумасшедший, – поплевала вслед мать. – Опять всей деревне не даст спать. А вы куда намылились?

– За заборами, – ответил я.

– Вы бы передых сделали, а то вся деревня из-за свинокрадов на ушах стоит. Еще поймают, да за свинокрадов в темноте примут и наваляют, как следует.

– Нас могут побить? – насторожился Димка.

– Побить полбеды, за свиней могут и убить, – обнадежила мать. – Вы осторожнее там.

Димка испуганно посмотрел на меня.

– Может, не пойдем?

– Ты сам эту кашу заварил, теперь расхлебывать надо.

– Продать сколько лимонада теперь можно.

– Денег столько у малышни нет, – остудил его радужные надежды.

– Все равно – сами пить будем.

– Дорого.

– Так бесплатно же.

– Ты еще книгу не спер.

– Почему я? – удивился Дима.

– А кто? Я что ли?

– Да, ты же старший, тебе и воровать.

– Ты хочешь, чтобы меня посадили?

– Чего тебя посадят? За тетрадку не посадят.

– Ну… – я задумался. Вроде, если подумать, то за тетрадку не посадят. Но, с другой стороны, в ней записаны долги половины деревни, а это деньги, – не знаю…

– Мы же воровать ничего не станем, там брать нечего, значит, кражи нет.

– Взлом все равно будет.

– Мы, если что, скажем, что там было взломано, а мы просто зашли… посмотреть…

– Угу, чтобы ничего не украли, – скептически усмехнулся я. – так нам и поверят.

– Скажем, что от свинокрадов прятались.

– Ты сам себя слышишь?

– А что?

– От каких свинокрадов мы могли в магазине прятаться?

– Мало ли? – брат пожал плечами. – Они же вокруг.

Так, тихо переговариваясь, мы прошли почти до конца улицу, на которой стоял детский сад. Навстречу выскочила машина, ослепив светом внезапно вспыхнувших фар. Хлопнула дверца.

– Сдавайтесь!!! – завопил за светом знакомый голос. – Вы окружены!!!

– Вэ-Вэ, – послышался еще один знакомый голос – нашего соседа, Кольки Кобана, высокого добродушного увальня, сильного как бык. Он без трактора вытаскивал застрявшие в грязи легковые машины, – это дети.

– И что? Дети не могут воровать свиней?

– Это твои дети…

– Да? – навстречу шагнул отец с ружьем. – Вы чего тут спотыкаетесь, дармоеды?

– Мы… это… – сказал Димка.

– Что это?

– Там свинокрады, короче! – выпалил брат.

– Где?! – взревел отец.

– Возле дома Лукьянова.

– В машину!

Мы залезли сзади в УАЗ-ик.

– Ямщик, гони! – кричал отец.

Кобан гнал машину по улице. Перед домом ветврача Лукьянова затормозил. Отец выскочил и ломанулся во двор. Вышел через несколько минут обескураженный. Постоял в раздумье, залез в машину.

– Вэ-Вэ, у Лукьянова же свиньи нет, – сказал Кобан.

– Он мне сказал… – отец взгромоздился на сиденье и повернулся к нам. – Каких свинокрадов вы тут видели, придурки?

– Нам показалось, – начал сочинять Димка, – что кто-то лез через забор…

– Когда кажется – креститься надо, – сплюнул отец и повернулся к соседу. – Николай, возвращаемся на исходную позицию. Они где-то рыщут, я чую.

Машина с потушенными фарами заскользила по темной улице.

– А мы? – спросил я.

– На подхвате будете, – решил отец. – Хватит держаться за мамкину юбку. Будете привыкать бороться со злом.

– А то совсем озверели, ворюги эти, – сказал Кобан. – Заборы почти каждую ночь пропадают.

– Угу, – поддакнул я.

– У Сереги антенну украли, – продолжал Кобан.

– Вопиющий факт, – строго заключил отец. – Контрреволюция на марше.

Мы с братом уважительно молчали.

– Все из-за перестройки, – согласился Кобан. – Крышу в сарае разобрали, суки!

– Подрыв основ государственного строя, – солидно сказал отец, – иначе не скажешь. Ничего, Никола, они еще за все ответят, – достал носовой платок и звучно высморкался. – Скажу тебе по секрету, – понизил голос, – строго между нами. Это неуловимые братья Орешниковы.

– Вэ-Вэ, а кто это? – Кобан тоже понизил голос.

– Это главари банды контрабандистов! – отец щелкнул зубами, как Серый волк. – Я когда банду раскрыл, с КГБ вместе, то они сбежали и теперь мне мстят.

– Ого, – сосед уважительно посмотрел на отца.

– Вот тебе и ого, – по индюшиному напыжился отец.

Часа два мы катались по деревне, пытаясь поймать мифических свинокрадов.

– Вэ-Вэ, – осторожно предложил Кобан, – может, спать пойдем?

– Враг не дремлет! Мы на страже, Микола! Почти, как на границе. Ты представь, – неожиданно заголосил отец, – что за тобою полоса пограничная идет.

Собаки по деревне взвыли.

– Свинокрады! – закричал отец, колотя по дверце. – Вперед, Микола! Хватай!

УАЗ послушно рванул вперед. Заметив темную тень, Кобан включил фары. Машина затормозила перед ослепленным человеком. Отец, шурша плащом, вывалился наружу.

– Стоять!!! Стреляю!!!

– Владимирыч, это я, – жалко проблеяла фигура.

– Владимирыч – это я, – резонно возразил отец. – Руки вверх, свинокрад!!! – скакнул вперед, замахиваясь прикладом в голову, но остановился, рассмотрев жертву. – Коль, ты?

– Я, – подтвердил стоящий с поднятыми руками погорелец Кузьмич, подрабатывающий ночным сторожем.

– Ты что тут делаешь?

– Навоз ищу… – Кузьмич показал на стоящее под ногами ведро.

– Какой навоз? Тебе что, на старой деревне навоза мало?

– Конский…

– Зачем тебе конский?

– Буську кормить…

У Кузьмича в хижине, построенной после пожара, жила огромная свинья Буська, совершенно свободно разгуливающая по деревне. Однажды даже выдавила в нашем сарае стекло.

– А почему ночью?

– Стыдно как-то… – опустил голову.

– Твою трансмиссию, Коля!!! Мы же тебя чуть не пристрелили, фаршированный першинг тебе в Европу!

– Я больше не буду, – Кузьмич пустил слезу. – Честное слово.

– Ладно, я сегодня добрый, вали домой, пока не передумал.

Довольный погорелец схватил ведро и хотел уйти.

– Погоди, – остановил отец, – навоз мне домой занеси. Тебе же все равно по пути. Понял?

– Понял, понял, – Кузьмич свалил с глаз долой.

– Вэ-Вэ, зачем тебе конский навоз?

– От него свиньи хорошо растут.

– Да, Буська здоровенная скотина, – подумав, согласился Кобан.

– А еще, говорят, от геморроя хорошо помогает…

– Может, домой?

– Ты что? Мы же их едва не накрыли. Продолжаем патрулирование.

– Мы можем на разведку сходить, – предложил Димка.

– Вы уже раз сходили, – отец закурил, – увидели свинокрадов, как пуганная ворона куст. Сидите уж, Аники-воины. И вообще, что-то больно вы покладистые. Видать, совершили какую-то пакость.

Незаметно я заснул, убаюканный ездой и мягким светом лампочек на приборной панели. Отец растолкал меня уже под утро.

– Не спи, боец, замерзнешь.

За окном светало, в открытую дверь тянуло сырой свежестью.

– Вылезай, идите спать.

– Поймали свинокрадов? – зевнул я.

– Нет, не поймали, – широкий лоб отца пошел морщинами. – Видно, как говорится, у них есть агенты, которые укрывают их в своих домах.

– Вэ-Вэ, я спать? – широко зевнул сосед.

– Езжай, Микола, отдыхай до обеда – заслужил. Как стемнеет, будь готов.

– Опять?!

– А ты как думал? Родина в опасности. Наше дело правое, наши свиньи будут за нами.

Втроем подошли к воротам.

– СтаршОй, ведро с навозом возьми, а то сопрут же. В месиво свиньям добавь, а пустое ведро отнесите Кузьмичу. Нам чужого не надо.

Мы с братом, не раздеваясь, завалились спать, а отец включил на кухне приемник, сделанный в виде маленького телевизора с переливающимися в такт музыке четырьмя цветными лампочками за экраном, и подпевал ему. Часа через два мать разбудила нас завтракать.

– Вставайте, лежни, хватит дрыхнуть, чай стынет.

Зевая, вышли в прихожую. Отец, свежий, как утренний огурчик в росе, бодро жевал яичницу на сале.

– Спите, сурки? – поприветствовал нас. – Куда в вас только лезет? Если не будить, так и будете спать сутками.

Мы молча сели на табуретки и стали пить морковно-кипрейный чай, бережливо заедая оладушками. Каждому из нас полагалось по два тощих оладушка, сделанных матерью из каких-то отходов.

– Поймал кого? – спросила мать.

– Кузьмича – навоз конский собирал, лишенец.

– Старый черт, – не понятно про кого сказала мать.

– Еще наши пострелята вроде кого-то видели возле дома ветврача, но тревога оказалась ложной.

– А если бы их пристукнули? – нахмурилась мать.

– Кто? – удивился отец.

– Свинокрады.

– Может, их в природе нет? Бабкины сказки.

– Вить, дыма без огня не бывает.

– Если бы были свинокрады, то Буську бы давно сперли. Она без присмотра целыми днями спотыкается и никто не украл.

– Я не подумала в таком разрезе. Правда, чего тогда ее не сперли? – мать задумчиво поводила в чае ложечкой.

– Вот и я про то же, – отодвинул опустошенную сковородку.

– За кем тогда всю ночь гонялся?

– Как говорится, занимался общей борьбой с преступностью и профилактикой правонарушений.

– Лечиться тебе надо.

– Медицина бессильна, – гордо сказал отец и ушел на работу.

– Будете ходить без шапок, тоже тронетесь, – посмотрела вслед мать. – Если будете бездельничать – тронетесь даже без вариантов. Посуду помыть не забудьте, – встала из-за стола и пошла собираться на работу.

– И что будем делать? – собирая со стола посуду, спросил я.

– А что делать?

– Как тетрадку добывать?

– Если магазин поджечь? Она же сгорит.

– Ты совсем того? – я покрутил пальцем у виска. – Ку-ку? Из-за тетрадки магазин поджигать?

– Ну, не знаю… А если сделать как тогда, в райцентре? Когда я в магазине вазу на голову одел?

– У нас в магазине ваз нет. А если бы и были, что толку? Одел бы ее на голову – дальше что?

– Ирка бы отвлеклась и ты украл тетрадку.

– Опять я?!

– Тебе ваза на голову не налезет. А если мы из дома возьмем вазу? – осенило брата. – Ту, что тогда украли.

– Февраль: достать рубли и плакать… – выдохнул сигаретный дым отец. – Семья это важнейшее дело в жизни человека, – приоткрыл дверцу и выбросил куцый окурок в мокрый снег. – Без семьи нынче некуда. Понятно?

– Понятно, – ответил Димка.

Я молча кивнул, подозревая подвох в непривычной ласковости отца.

– А что в семье самое главное? – продолжил отец, закуривая следующую «Приму».

– Чтобы кормили? – предположил Димка.

– Это важно, не спорю. А еще что? Ты чего молчишь, Вася?

– Чтобы было, где жить?

– И это тоже важно, но не все, – отвернулся, гладя сквозь лобовое стекло на памятник Ленину. – Важнее всего родители. Понятно?

– Да, – закивал Димка.

Я промолчал.

– Скоро международный женский день, посвященный Кларе Цеткин и Розе Люксембург, поэтому…

– А что такое кларцеткин? – спросил брат.

– Вот придурок, – отец сплюнул под ноги и постучал по рулю. – Это иностранки такие.

– А мы тут при чем? – удивился Димка.

– Это не важно, важно добыть подарок для вашей матери, – и добавил тихо что-то неразборчивое.

– Купить? – не унимался любознательный Димка.

– Купить любой дурак может, – презрительно скривился отец. – Даже такой, как ты.

– У меня денег нет, – радостно ответил брат, – я не могу.

– Знать бы, кто твой отец, – сняв шапку, задумчиво почесал плешь папаша, – ты явно не в меня, я в твоем возрасте догадливее был. Ладно, объясняю для умственно отсталых. Вон там, – палец отца указал вправо, – универмаг. В универмаге подарок. Ваше дело его добыть!

– Украсть? – осторожно спросил я.

– Можно бы украсть, – с сожалением сказал отец, – но ты и так в детской комнате на учете состоишь, хватит с меня позора. Будете делать так, – понизил голос, посвящая нас в план. – Заходите, спотыкаетесь, будто погреться зашли. Потом ты, – палец уткнулся Димке в лоб, – одеваешь на голову вазу, там есть такая большая…

– Кому? – испугался брат.

– Себе, – вздохнул отец.

– Зачем?

– Зачем я с тобой связался! – кулак отца врезал по спинке сиденья. – Но у Васи не получится, голова большая, – с сожалением посмотрел на меня. – Понятно?

– Я боюсь, – накуксился Димка.

– Нечего там бояться. Твой дядька два года с глиняным горшком на голове проходил и ничего, не облез. А тебе несколько минут потерпеть. Одеваешь и ревешь! А ты, старшОй, начинаешь бегать вокруг и кричать, что он задохнется. Тут вбегаю я и увожу его, вроде как в больницу, а ты потом незаметно выходишь и топаешь к вокзалу. Мы тебя там подождем. Ясно?

– Ясно, – кивнул я.

Димка промолчал.

– Чешите, дармоеды. Я зайду через, – посмотрел на часы, – десять минут.

Мы вылезли из машины и неуверенно пошли к универмагу. Внутри было тепло и Димка немного расслабился после промороженного нутра УАЗ-ика.

– А меня милиция не поймает? – тихо спросил он.

– Нет, – без всяких угрызений совести обманул я. – Милиции тут нет.

Здание РОВД находилось рядом, но Димке об этом было знать не обязательно.

– А какая ваза? – шептал.

Я в уме прикинул размер вазы, головы брата:

– Вон та, вроде.

– Хорошо, – внезапно схватил тяжелую вазу и напялил на себя.

– Мальчик, ты что делаешь? – всполошилась молоденькая продавщица.

– А-а-а-а! – приглушенно ревел брат.

– Это он чего? – подбежала вторая, пожилая. – Это что тут?

– Он задыхается!!! – закричал я. – Умирает!!!

– Мальчик, мальчик!!! – трясла Димку за плечи пожилая. – Мальчик!!!

– Сдохнет сейчас!!! – орал я, понемногу пятясь к выходу.

– Вера Тихоновна, – испуганно спросила молодая, – что делать?!

– Без паники, Аня! Беги к телефону, вызывай «скорую»!

– А как звонить?

– А я знаю?!

– Что тут происходит? – вошел отец с поднятым воротником, в низко надвинутой на глаза шапке и с повязкой «Дружинник» на рукаве тулупа. – Что за крик? Кого режут? – лица почти не было видно.

– Мальчик!.. Надел… – плакала Аня. – На голову… А я… я…

– А вы сядете за убийство, – оскалился отец.

– За что?!

– Найдут за что.

– Я только подошла, – попятилась Вера Тихоновна, – я ничего не видела!

– Ребенка надо немедленно доставить к врачу, – подхватив Димку за плечо, потащил к выходу. – Я беру это на себя, оставайтесь на месте и не паникуйте. Спокойствие, только спокойствие, – обернувшись в дверях, прокричал он. – Писем не ждите, читайте в газетах! – скрылся в ранних мартовских сумерках.

– Ты знаешь этого мальчика? – спросила меня Вера Тихоновна.

– Нет, первый раз вижу.

– А ты что тут делаешь? – подозрительно смотрела она.

– Пришел велосипеды посмотреть…

– Велосипеды не здесь, они на втором этаже, – сказала Аня.

– Ну, я пойду… – я не спеша шел к выходу.

– А ты чей? – не унималась пожилая. – Что-то я тебя не знаю.

– Фролкин я, Петя, – сказал первое пришедшее в голову.

– А живете вы где?

– Возле хлебозавода. До свидания, пойду я.

– А велосипеды? – не поняла Аня.

– В другой раз, – выскочил на улицу и, стараясь не поскользнуться, побежал к автостанции.

Вот так нелегко досталась нам ваза.

– Ты что, пойдешь по деревне с вазой на голове? – я смотрел на брата даже с некоторым страхом – он явно тронулся от жадности. Сначала идея с поджогом, теперь это.

– До магазина можно вазу в мешке донести, а перед магазином одену.

– Оденешь и что дальше? В магазин зайдешь?

– Я зайду, она удивится, а ты схватишь тетрадку.

– Схвачу и побегу? Она же увидит, что я взял. Бред какой-то.

– Тогда поджигать надо.

– А ты не хочешь продать лимонад или вернуть обратно?

– Как можно вернуть? – глаза Димки расширились от удивления. – Это же наше уже.

– Я бы лучше вернул.

– Ты уже батон побил, как я его верну?

– Значит, я виноват?

– А кто? Зачем ты его ломал?

– Верни все, кроме батона, а за батон заплати.

– Да не буду я платить! И возвращать не буду!

– Ну и дурак.

– Сам дурак!

Обидевшись, Дима решил обойтись без меня. Позвонил домой Чомбе и назначил встречу в саду. Не знаю, что он наплел приятелю, и что пообещал, но Чомба привычно втянулся в авантюру. Они взяли из зала вазу и засунули в мешок.

– Зря вы это, – сказал я.

– Не каркай, – Дима прошествовал мимо, высоко вздернув нос, и вышел из дома.

Чомба виновато глянул на меня и кинулся за другом. Дальнейшее я узнал из рассказа брата. Подойдя к магазину со стороны околицы, сорванцы разделились. Димка вошел внутрь, а Чомба остался выжидать за углом – он должен был зайти через некоторое время с вазой на голове.

Дима с умным видом рассматривал пустые полки, продавщица Ирка неспешно беседовала с бабкой Устинихой, попивая чай.

– Ишь как зыркает, – вполголоса сказала Устиниха.

В магазин зашла мать с подругой Катей Башкириной.

– Дмитрий, что ты тут делаешь?

– Кто? Я? – глаза Димки заметались, лихорадочно ища пути отхода.

– Ты.

Открылась дверь, неуверенно вошел Чомба с вазой на голове. Все посмотрели на него и замерли. Устиниха перекрестилась, уронила стакан и он зазвенел по полу, расплескивая чай. От звона Чомба попятился, зацепился за порог, нелепо взмахнул руками, словно собираясь взлететь, и с размаху шлепнулся на пол. Злосчастная ваза разлетелась на куски. Испуганный Чомба лежа на полу смотрел на возвышающуюся над ним нашу мать.

– Это? Была? Наша? Ваза? – спросила мать.

– Это не я!!! – будто зайчонок в когтях кречета заверещал Чомба. – Это не я!!!

– Я тебе устрою клизму с пневым скипидаром и мочегон, – пообещала ласково мать. – Полежи пока, никуда не уходи. Кать, присмотри за ним, – подобрала с пола самый крупный черепок от вазы. Развернулась и подошла к Димке, застывшему возле прилавка, как бандерлог при виде Каа. – Это была наша ваза?

– Угу, – кадык Димки лихорадочно рухнул вниз.

– И тебе будет клизма, Дмитрий. Я вам пневого скипидара в задницы залью! Ира, не волнуйся, мальчики тут все приберут. Потом… Ая-я-й, как нехорошо, – покачала головой. – Это же был мой подарок, а подарки гробить нехорошо. Это же дикость какая-то. Так?

– Так, – пролепетал Дима.

– Так, – эхом отозвался дрожащий Чомба.

– А почему нехорошо? Потому, что предметы культуры уничтожали только кто, Дмитрий?

– Фашисты?

– Верно, только фашисты. А что надо делать с фашистами?

– Бить гранатами?..

– Верно. Хорошо, что ты все понимаешь. Плохо, что поступаешь не так, а особенно плохо, что не из-за непонимания, а из хулиганских побуждений.

– Так его, сатану! – одобрила Устиниха, до сих пор подозревавшая Димку в краже курицы.

– Марья Устиновна, – срезала мать, – обзывать детей непедагогично. И со своими детьми я разберусь сама, без вашей замшелости, – обрушила черепок Димке на голову. Черепок разлетелся, Димка покачнулся. – Хулиган – язва общества и социальный паразит. У меня все.

Вернулась к Чомбе, лежащему ни жив, ни мертв.

– Раскаиваешься, Коля?

– Да, тетя Таня! Да!

– Искренне ли раскаяние твое? – спросила вкрадчивым голосом.

– Да! Да!

– Хорошо, – переступила через него. – Я поговорю с твоей матерью о мерах по твоему воспитанию. Дмитрий, Николай, приберите тут. Катя, пошли.

Они ушли. Ошеломленные Ирка и Устиниха смотрели, как дети собирают с пола осколки вазы в бумажный пакет, выпрошенный Димкой у продавщицы.

– Еще склеить можно чесночным соком, – деловито сказал Димка. – Будет как новая.

– Строгая у вас Сергеевна, – уважительно сказала Устиниха. – Порядок блюдет.

– Строгая, – закивал Дима, незаметно засовывая в пакет стакан, уроненный Устинихой, – но справедливая. Зря не накажет.

Собрав осколки, юные шалопаи отправились домой. Димка всю дорогу хохотал, как все три поросенка вместе взятые. Придя, в лицах рассказали историю мне, а потом Димка снова закатился в приступе хохота.

– Чего это он? – тревожно спросил Чомба.

– Каску носить надо.

– Какую каску?

– Анекдот такой есть: на стройку привели на экскурсию Вовочку и других детей. Экскурсовод раздал им каски.

– Дети, наденьте их, а то был такой случай: мальчик с девочкой пошли на стройку, девочка была в каске, а мальчик нет. На голову им упало по кирпичу. Мальчик умер, а девочка засмеялась и убежала. Вовочка воскликнул:

– А я знаю эту девочку! Она до сих пор бегает в каске и смеется.

– Понял.

– Сами вы в касках, – отсмеялся брат. – Я просто радуюсь.

– Чему ты радуешься? – не понял я.

– Пока все на Чомбу смотрели, я листы в тетрадке вырвал.

– И куда ты их дел?

– Съел.

– Ничего себе, – Чомба уважительно смотрел на Димку. – Я бы не додумался.

– Учись, пока я жив, – брат по-отцовски приосанился. – Такой куш сорвали! Надо было больше в долг брать.

– Не жадничай, – я покачал головой, – жадность никого до добра не довела.

– Теперь разбогатеем, – пустился в мечтания брат.

– И я с вами, – смущенно сказал Чомба.

Димка так изумленно посмотрел на друга, будто увидел говорящий пень.

– И ты, только надо клей найти, вазу склеить.

– Хорошо, я найду, – Чомба преданно смотрел на нас. – Я найду, правда.

– И сала принеси, – кивнул Дима.