Читать книгу Машина, сгоревшая от любви - Влад Лукрин - Страница 18

Сегодня Роман Лавин, отец Ники Лавиной, чувствовал, как в душе открылось светлое окошко. Обычно в его руках гудела сила, готовая прошибить бетонную стену. Под давлением этой силы кулаки наливались тяжестью и постоянно рвались кому-нибудь врезать. Но сейчас руки смягчились и подобрели.

Они не тянулись вырвать с корнем мониторы в офисе автоматической администрации. А спокойно ставили галочки в бесчисленных графах юридических предписаний.

Ознакомлен.

Ознакомлен.

Ознакомлен.

Каждый пункт предписания появлялся на мониторе. Не мусорить. Не проявлять агрессии. Не ломать. Не делать того, не делать этого. Рядом всегда вспыхивал квадратик. В него требовалось поставить знак своим пальцем (сканер идентифицировал человека по отпечатку).

Ознакомлен.

Ознакомлен.

Идиотизм, конечно. Нельзя такое терпеть. Но он терпел. Причем спокойно.

Он оформлял пропуск на большую землю. Роботы-администраторы вели себя так, будто не считали жителей социального квартала за людей. Сегодня его это не задевало.

Сколько лет он не был на большой земле?

Шестнадцать? Семнадцать?

С того самого матча. С тех самых пор. Больше никогда.

Так сложилось.

Жителю социального квартала было непросто выбраться на большую землю. Требовался веский повод. Иначе администрация не выдавала пропуск.

Повода после того самого матча не появлялось.

Тогда ему было семнадцать. Семнадцать лет и четыре месяца, если быть точным.

Сейчас ему тридцать пять. Значит, прошло больше семнадцати лет.

В офисе кроме него людей не было. Стеклянные стены шли полукругом, открывая вид на задворки социального квартала. На площадке перед офисом валялся мусор: пластиковые пакеты, пустые стаканчики, окурки и прочее. Асфальт разрезали черные трещины. Беспорядок в социальном квартале нисколько не заботил ни интелей, ни их роботов. Хотя прислать сюда автоматических дворников было бы для них пустяком.

Но ведь им плевать на социальный квартал, на людей в нем, на то, как здесь живут. Интели лучше лишний раз на какой-нибудь свой зоопарк потратятся, чем помогут здесь что-то хорошее сделать.

Внутри офиса стояло несколько пустых стульев, на которые, кажется, никто никогда не присаживался. Вдоль прямой непрозрачной стены, соединявшей стеклянный полукруг, были установлены белые тумбы с интерактивными мониторами. Это были настоящие столпы бюрократии. Электронные крючкотворы, заточенные пить кровь из людей социального квартала.

Хотя если поставили стену, то и жители большой земли должны получать пропуска в социальный квартал. С такими же трудностями. Это было бы справедливо.

Но нет. Им все дается легко. Могут в любой момент прийти сюда и погулять. Даже из чистого любопытства. Будто им здесь зверинец.

Так пусть не удивляются, что им здесь шагу без охраны не ступить.

Вопреки обыкновению, подобные мысли не вызывали сейчас у Романа Лавина, больше известного как Барс, гнева.

Собственно, по имени его звали в основном компьютеры-крючкотворы. Остальные говорили Барс. Почетное прозвище – единственное, что осталось с тех самых пор.

Остальное сгинуло.

И все же сейчас ничто не могло захлопнуть светлое окошко в душе. Ни хамство роботов. Ни воспоминания. Ни-че-го.

Потому что он ехал на большую землю.

Несколько дней назад с ним связалась представительница Института развития личности. Нажимова Анжела Лиовна. Так ее звали. Она пригласила его на встречу. Сказала, есть работа. Точнее, есть предложения по сотрудничеству. Надо обсудить. Именно так и сказала.

Если кто-то вспомнил про него, может, не все еще сгнило на большой земле. Осталось что-то человеческое. Хотя верится слабо.

Робот попросил Барса положить руку в круглое отверстие в тумбе – камеру выдачи пропуска. Рука вошла почти до локтя. Отверстие сузилось, фиксируя руку. Барсу что-то придавило запястье, затем сжало мизинец и перетянуло палец возле основания.

Это аппарат надел кольцо-пропуск.

Интересно, что ему предложат? Наверное, попросят тренировать школьников-интелей. Придется переезжать туда.

Зажимы ослабли. Барс вытащил руку и подергал тонкое кольцо, словно пытаясь снять.

– Снимать не надо, – металлическим голосом произнесла программа.

Они любили указывать. Эти нудные автоматы. Поставленные интелями повсюду в его доме – его социальном квартале. Везде и всюду совали свой электронный нос.

Кольцо специально подгонялось так, чтобы его невозможно было снять. Поэтому слова машины были полной глупостью. Сотрясанием воздуха. Пропуск потом демонтирует этот же аппарат. После того, как Барс вернется в социальный квартал.

Теперь кольцо будет отслеживать передвижения Барса и записывать его разговоры. Еще оно будет давать сигнал каждой жестянке на большой земле, что Барс здесь находится законно.

Хотя охранные системы и так все знают.

Позвать могли только по старым футбольным делам. Других причин нет. Барс хоть и играл в молодежной лиге, но уже был знаменитостью. Его знали. Его долго помнили. Его, похоже, не забыли.

К офису подошла машина. Естественно, на автопилоте. Интели никогда не садились за руль. Зато в социальном квартале считалось позорным отдавать управление машине. Все ездили самостоятельно.

Значит, его повезут до границы квартала, как тушку интеля.

Когда-то он не обращал на это внимания. Наоборот, такое казалось вполне нормальным. Их команду возили на спортивных автобусах. Просторных и комфортных. С мигающей панелью вместо водителя.

Он тогда подолгу жил на большой земле. На базе команды – в Тарасовке. Все шло к тому, что Барс останется там навсегда. Все прочили ему место в основном составе «Спартака». Еще пару лет, говорили специалисты, и он станет ведущим игроком в защитной линии клуба.

Пару каких-то лет! Но их у него так и не случилось.

В жизни Барса всегда было три ценности. Справедливость. Дружба. Команда. Они настолько святы, что за них жизнь можно отдать.

Так оно, в сущности, и вышло: именно эти ценности разрушили его жизнь.

С тех пор он не жил, а медленно умирал.

Трудно поверить, что звонок от какой-то змеи из Института развития личности может что-то исправить. Нет, все разрушено бесповоротно. Нельзя начать дважды одну и ту же атаку. Так говорил тренер.

Однако ему все равно хотелось улыбаться, когда он смотрел в окно автомобиля, ползущего по социальному кварталу. Даже не тянуло дать пинка автопилоту, чтобы тот ускорился.

Хотя пнуть, пожалуй, стоило.

На контрольно-пропускном пункте пришлось выйти. Машина оставалась в социальном квартале. А Барса ждал очередной круг проверки. Сканеры просвечивали его насквозь, проверяя личность и содержимое карманов. Под их прицелом надо было проходить шаг за шагом решетчатые заграждения.

Ворота открылись. Ворота закрылись.

Еще ворота. Опять глазок сканера надолго задерживается на нем.

Сколько можно?

Он не напрашивался к ним в гости. Сами позвонили и пригласили. А ведут себя с ним как с последним вором. Интели, что с них взять?

А ведь было время, когда он стрелой пролетал через контрольно-пропускные пункты, не замечая их. В то прекрасное время абсолютно все казалось естественным и разумным. Даже контрольно-пропускные пункты.

Он был капитаном молодежного состава «Спартака», блиставшего в Лиге надежд. Оттуда оставался один шаг до взрослого состава и взрослых контрактов. Он играл на позиции центрального защитника. Душил атаки соперников. Как барс набрасывался на ретивых форвардов и рвущихся вперед хавбеков и забирал мяч.

Все говорили, что этот Барс далеко пойдет.

Но его сила была не только в личном мастерстве. Он рано понял, что игру делает команда.

Один ты никто.

Хочешь победить – заставь команду умирать вместе с тобой.

Он давно заметил, что люди делятся на две категории. Одну, меньшую часть, надо подбодрить или мотивировать. Другую, подавляющее большинство, надо пнуть. И они побегут.

Как-то по наитию выходило, что он всегда ясно видел, из какого теста человек перед ним. Нужный подход выбирался сам собой. Одного пнешь, другого подбодришь. Ничего сложного. Ни разу не перепутал, кому что.

За ним шли, его слушались, потому что в игре он думал быстрее всех и всегда знал, кто и что должен делать. И потому что умел вовремя пнуть. И знал, когда вовремя подбодрить.

Все шло отлично. До того самого матча.

В тот день молодежный «Спартак» встречался с принципиальным соперником в схватке за выход в финал престижного европейского кубка молодых команд.

Накануне врачи осмотрели у Барса старую травму колена и рекомендовали пропустить матч. Нужно было поберечься какое-то время. Однако тренер – скользкий интель, для которого на кону стояло слишком многое, – попросил выйти на поле.

Ты нужен команде, так он сказал. И дружески похлопал по плечу.

Выбора не было: Барс вышел на игру.

Он не мог поступить иначе. Не мог остаться на скамейке запасных, пока команда билась.

Победа в матче была нужна всем. Почти всем, кроме Барса.

Интелю-тренеру она открывала дорогу к работе со взрослыми командами. Вратарю с подрагивающими ушами-лопушками (друзья по команде шутили, что это радары движения, улавливающие полет мяча) победа повышала шансы на хороший контракт с профессиональным клубом. Длинноногому нападающему были нужны премиальные за выход в финал: для подарка на свадьбу сестре. И так – кого ни возьми.

Только у Барса все было практически в кармане: контракты, деньги, слава. Однако он не мог оставаться в стороне. И еще он любил побеждать в трудных схватках. Поэтому повел ребят в бой.

Матч получился сумасшедший. Трава горела под ногами. Ураган на поле не затихал ни на минуту. Их атаки штурмовали бетонные валы противника. Противник шел напролом сквозь их редуты.

Атака-контратака-удар-атака.

Удар-штанга-удар-подножка. Крик-свист-боль-штраф.

Без остановки. Без передышки.

К концу 78-й минуты на табло горело 2:2. В каждом пропущенном голе не было его прямой вины, и в каждом он был виноват. Потом что именно он командовал оборонительными редутами, через которые прорвался враг. Обхитрил. Обыграл. Оказался секундой быстрее. И свой вратарь, сгорбившись, доставал мяч из сетки.

Но во всех забитых командой голах была заслуга Барса. Первый раз он точным пасом вывел форварда на роскошную позицию. Тому осталось только забить. Промахнуться оттуда было сложней.

Второй раз – когда команда проигрывала – он сам дальним ударом вогнал мяч в сетку врага. Так вколотил, что затряслись ворота. И счет стал равным.

На 78-й минуте он почувствовал, что они стали переламывать игру. Противник слабел. Пока это было еще внешне незаметно. Солдаты врага бегали на тех же скоростях и так же рвались к воротам соперника. Но что-то изменилось в атмосфере, и Барс это увидел. Глаза врагов уже были готовы взглянуть в глаза поражению.

Еще чуть-чуть, и поле осталось бы за молодым «Спартаком».

Однако в ту самую минуту хавбек врага влетел прямой ногой в колено Барса. Каменной пяткой в то самое колено.

Барс взревел. Не от боли. От предчувствия. Что-то страшное разверзлось перед ним. Черная пустота, стремившаяся затянуть Барса. От рева раненого хищника смолк стадион. А Барс все еще не верил леденящему чувству – гнал от себя врача. Пытался встать и падал. Вставал и падал. Грозно ревел, и один этот крик был способен парализовать кого угодно.

Он знал, что встанет. И будет играть. Даже одной ногой. Одной вполне достаточно. Он все равно вырвет эту победу. Зубами. Руками. Чем угодно. Он сможет!!

Клубный медик, один из тех немногих, в чьей жизни победа ничего не решала, ухитрился исподтишка вколоть успокоительное. Лошадиную дозу. Барс сначала ничего не понял, а потом ослаб. Его схватили цепкие руки друзей и уложили на носилки.

Хавбека, поломавшего Барса, удалили с поля и потом, кажется, надолго дисквалифицировали. Барса унесли под рукоплескания трибун. А матч продолжился.

Один из запасных занял место Барса на поле. Команда осталась в большинстве. Но ее это не спасло. Что-то сломалось в игре. Команда развалилась прямо на глазах. Ей не хватило двенадцати минут, чтобы сохранить хотя бы свою честь.

Двенадцати штопанных минут!!!

Матч закончился со счетом 4:2 в пользу соперника. Друзья Барса взглянули в глаза поражению.

А сам Барс очнулся в белоснежной больничной палате. По телевизору шло комедийное шоу. На окне висели кружевные занавески. Возле кровати рос фикус.

Вошел смущенный доктор. По его виду Барс сразу понял: что-то не так. Выкладывайте. Доктор начал юлить, мол, операция прошла хорошо, функциональность колена полностью восстановлена, проведен комплекс общеукрепляющих процедур.

Барс жестко повторил: выкладывайте, доктор!

Да, ответил врач, есть проблема. Поскольку новая травма наложилась на старую, незалеченную, то для восстановления колена пришлось использовать некоторые искусственные материалы. Теперь пациент полностью здоров. Но после этой операции доля искусственных материалов в его теле превышает допустимую по стандартам профессионального спорта.

Короче, все накрылось.

Барс вскочил и вцепился в доктора. Вытаскивайте из меня вашу гадость, делайте опять настоящим человеком! Я буду играть!! Я вас не просил закачивать в меня протезы!

Он успел лишь несколько раз тряхнуть врача, как набежали роботы-охранники и уколами отключили Барса.

Конечно, уже ничего нельзя было изменить.

В профессиональном спорте таких людей презрительно называли киборгами. Вроде как у настоящего спортсмена все должно быть свое. Тюнинг человека нарушает правила честной игры.

Если вдуматься, то это очередные подлые установки, диктуемые интелями. Сами они не ломали кости на арене. А только сидели на диванах, смотрели за игрой и рассуждали о чести и тюнинге. Да выкидывали отработанный человеческий материал.

Когда курс лечения закончился, Барс вернулся в социальный квартал. И жил там до этого самого дня. Ни с кем из команды не встречался, не связывался и не хотел этого. Но знал по СМИ, что тренер в конце концов перешел в команду мастеров и привел ее к победе на кубке мира. А поднял этот кубок над головой вратарь с лопушками-радарами.

Нападающий не заблистал, но поиграл немного на средних ролях во взрослых командах и заработал достаточно, чтобы осесть на большой земле. Сейчас пытался начать тренерскую карьеру. Остальная команда разбрелась кто куда. Некоторые зацепились по ту сторону стены, некоторые вернулись в социальный квартал.

Когда Барс пересек стену, то увидел, что и воздух на большой земле точно такой же, и солнце ничуть не ярче. Только вокруг гораздо чище. Он дошел до ближайшей станции «летучей дороги» – метропоезда, летающего над полотном.

На платформе ожидали поезда группки интелей. Барс услышал их голоса и, повинуясь внезапному порыву, закрыл глаза. Ему вдруг захотелось просто постоять и послушать, как звенят и пульсируют в воздухе эти голоса. Почему-то они отличались от тех, что обычно звучали в социальном квартале.

Внезапно Барс понял, что именно таких голосов, наполненных энергией, ему не хватало все эти годы. А еще ему захотелось вернуться на арену, окруженную шумящими трибунами. И под гул этих голосов встать лицом к лицу с противником. И повести свою команду в бой.

Как же ему не хватало всего этого: арены, голосов, команды!

Может, когда-нибудь он еще встанет в центр поля под взором переполненных трибун – с командой малышей. Может быть. Но вряд ли. Интели не занимаются большим спортом. Для них игра лишь баловство для поддержания формы. Соответственно, в настоящие бои не на жизнь, а на смерть детишек большой земли не бросят.

Но все-таки… Что если?

Подошел поезд, и пришлось открыть глаза.

На мониторах в салоне крутилась реклама. Подарите ребенку робота-наставника. В продаже новые модели: Чехов, Хемингуэй и Терминатор. Ограниченная серия.

Они здесь настолько заняты, что им некогда заниматься своими детьми. Впрочем, у них и друг на друга нет времени. Он слышал, интели даже жили с искусственными женщинами.

У них здесь все ненастоящее: учителя, женщины, дружба.

Привезли бы своих силиконовых подруг в социальный квартал. Поделились бы радостью. Пусть люди занимаются любовью, а не войной. Нет же, они завозят только боевых дронов. Чтобы держать жителей на прицеле. Лицемеры.

Он вышел на остановке Каретный Ряд на Садовом кольце. Институт развития личности находился здесь рядом, чуть дальше по утопающей в зелени улице. Адрес – Петровка, 38, знаменитый на всю страну.

Над головой летал поющий хор воздушных шаров. Их запускали для создания общего настроения. Разноцветные шары пели бархатными мужскими голосами. На некоторых вдобавок крутились ролики социальной рекламы – с выключенным звуком.

Зрелище окончательно убедило Барса в том, что интели сходят с ума.

Он успел пройти лишь несколько метров по улице, как был остановлен патрульным роботом в белоснежном мундире милиции 50-х годов XX века. Это был инспектор ГАИ – Государственной автоматической инспекции. Почему-то каждого такого робота-полицейского, сколько себя помнил Барс, было принято называть Дядей Степой-милиционером. Откуда пошла эта странная традиция, он не знал.

Очередная причуда интелей.

– Здравствуйте, Роман Викторович, – сказал инспектор.

Барс вонзил в него хмурый взгляд, молча требуя: выкладывай, робот!

– Анжела Лиовна просила передать, что ждет вас в саду Эрмитаж, в ресторане, – сказал робот. – Я провожу вас.

Изначально предполагалось, что они встретятся в офисе Нажимовой в Институте развития личности. Время было назначено примерное, в промежутке «от» и «до».

Видимо, она не дождалась, пошла на обед: сад Эрмитаж находился в двух шагах от проходной Института.

Барсу не понравилось, что встреча перенесена в ресторан. От этого попахивало легкостью и необязательностью. Все-таки после того, как вы семнадцать лет назад выкинули человека на помойку, лучше бы вам вести себя с ним посерьезней.

В воздухе над тротуарами на высоте в два-три человеческих роста порхали голубые планшеты-мониторы с крылышками. Время от времени какой-то из них резко пикировал к тому или иному прохожему и зависал на уровне глаз человека.

Это были так называемые пираньи – роботы-рекламщики. Они вступали в диалог с человеком, прокручивали рекламные ролики, настойчиво делали адресные коммерческие предложения.

Объекты для атаки выбирала специальная программа роботов. Она идентифицировала прохожего, анализировала его профили в социальных сетях, интересы, последние покупки, недавние запросы в поисковых системах и так далее. Потом человеку делалось предложение, которое, по расчетам программы, могло его заинтересовать.

Например, пробивались дни рождения его родственников и знакомых по социальным сетям, и, если приближались даты, программа предлагала подумать о подарках – причем варианты подбирались с учетом интересов именинника.

Как и речные пираньи, рекламные роботы набрасывались тогда, когда замечали в жертве какую-то ранку. Их манил вкус крови – финансовой крови в данном случае.

Барса никто не атаковал. Программы сразу вычисляли жителя социального квартала: бесперспективного клиента. Для этого им даже не нужно было кольцо: базы данных и без того сразу выдавали всю нужную информацию.

Инспектор ГАИ тоже опознал его не только по кольцу: он сверил личность по биометрическим данным, которые отсканировал еще издалека. Все автоматические полицейские, все камеры на улицах, в транспорте и где бы то ни было постоянно сканировали Барса, проверяя, тот ли это человек, имеет ли право здесь находиться.

Кольцо, на получение которого ушло столько времени, с технической точки зрения было абсолютно ненужным гаджетом. Однако с его помощью интели особо подчеркивали: мол, ты человек второго сорта. Кольцо власти – их власти, власти интелей над людьми – было еще одним способом унижения.

Но он, конечно, вынесет это. Потому что абсолютно все потеряет значение – свое горькое значение, – когда он выведет свою команду на арену гудящего стадиона. Пусть не завтра. Пусть не скоро. Это обязательно случится. Шаг за шагом. От малышей к юношам. От них к серьезным взрослым командам.

Шаг за шагом. Только так.

Когда он вернулся в социальный квартал, ему предлагали устроиться в местную спортивную школу. Не особо, конечно, предлагали. Так, из вежливости. На низовую должность, кем-то вроде полотера-ассистента, на побегушках у младшего тренера. Что еще можно предложить списанному мальчишке?

Он отказался. Потому что его тошнило от воздуха социального квартала, от местного облезлого поля и убогих стен раздевалки, от всего, с чего он начинал.

Как он жил с тех пор? Да как-то жил. Но теперь пришло время возвращаться в большую игру!

Робот привел его в ресторан под открытым небом в саду Эрмитаж. Столики были расставлены под белым шатром вокруг мраморного бассейна с фонтаном. Слышались журчание воды, тихий стук столовых приборов, приглушенные голоса посетителей.

Анжела Лиовна оказалась молодой женщиной лет двадцати пяти – двадцати шести с черными жгучими кудрями и в алом платье. Увидев Барса, она встала и протянула ему руку.

– Здравствуйте, Роман Викторович, – блеснула ее стальная улыбка; казалось, эта женщина была способна проглотить мужчину целиком, – я ждала вас.

Платье обтягивало сочную ладную фигуру. Между крупных грудей в декольте пролегла темная полоса. В ней чувствовалась глубина – пугающая и манящая. Как будто ночью встать на краю пропасти.

Барсу захотелось втянуть в себя побольше воздуха. Но он сдержался и ответил на рукопожатие с невозмутимым видом.

Нелепая, конечно, традиция – здороваться за руку с женщинами. Это мужской ритуал, и лучше бы ему оставаться таковым.

Зато таких женщин, сильных и непокорных, полных дикого огня, в социальном квартале не встречалось. Интересно было бы объездить такую.

– Закажите себе что-нибудь. – Она указала на столик, накрытый белоснежной скатертью. – Это представительский обед, оплачивает Институт развития личности.

Конечно, она не хотела его задеть. Вышло на автомате: унижать жителей социального квартала в природе интелей, невзначай показывать, кто хозяин жизни.

Он был в состоянии за себя заплатить. Поэтому сразу отрезал: счета раздельно.

У него достаточно средств, чтобы позволить себе обед даже по безумным (по меркам социального квартала) ценам большой земли. Дороговизна, кстати, была еще одной стеной, которой интели отсекали людские массы из социального квартала.

Но Барс не был слабаком или лопухом. Иначе бы здесь не сидел. И деньги у него на счету были. Если он когда-нибудь объездит эту женщину (он пока не решил, нужно оно ему или нет, но решать будет именно он), то еще сам ее угостит. А пока – никаких подачек от интелей!

К ним подлетел планшет с крыльями: робот-официант. На экране светилась улыбающаяся голова. Барс заказал бифштекс, жареную картошку, пиво. Как давно он не пробовал настоящей еды!

Сто лет.

Целую вечность.

Бурду, которая даром раздавалась в социальном квартале согласно строго определенным нормам, никак нельзя было назвать едой. Конечно, домашние печи придавали ей какой угодно вид. Но вкус всегда оставался пластмассовым. Такая еда способна убить в человеке всю радость.

Вскоре роботы-доставщики принесли заказ. Пищу из настоящего мяса готовил живой человек. Электронным было только обслуживание. Насыщенный запах бифштекса наполнил его нос ароматом, приятным теплом прошел по горлу.

Он еще всем покажет.

Он еще посмотрит в глаза своей победе!

Барс оглядел соседние столики. Везде сидели расслабленные интели. Их легкие разговоры витали над головами. Он ясно увидел, как отличается от них.

У них все другое. Еда. Улыбки. Одежда.

Он здесь чужак. В своем костюме из синтетической ткани. А у них натуральные одежды: хлопок, лен, шелк и прочее. Все мягкое, живое, мнущееся.

Такую одежду не купишь в социальном квартале, сколько бы денег на счету ни лежало. Потому что расчеты между кварталом и большой землей ограничены. Это сейчас он получил право пользоваться своим счетом, так как имеет пропуск. А заказать доставку домой с большой земли невозможно.

Так что среди интелей он в своей синтетике (костюм и галстук, ткань подстраивается под погоду, на солнце в ней не жарко, под дождем не промокаешь, на холоде не мерзнешь – дорого в социальном квартале, дешевка здесь) смотрелся как скоморох.

Но только сейчас он увидел – и стоило лишь ради этого приехать на большую землю, – что им не хватало главного. Они были слишком легковесны. Бросалось в глаза, что эти ребята не знают реального вкуса пота и крови. Сладенький сироп, в котором они барахтались, настоящей жизнью не являлся.

Они слабаки.

Никому здесь даже не под силу оседлать женщину, буквально сгоравшую в своем алом платье – столько в ней было огня.

А значит, никто не сможет остановить его, когда он придет сюда брать свое.

Никто.

Анжела Лиовна попробовала переброситься с ним общими фразами, вроде как живется в социальном квартале, давно ли играли в футбол, как вам наша кухня, но Барс потребовал сразу перейти к делу.

– Хорошо, – сказала она и все объяснила.

Институт развития личности начинал большой проект по перевоспитанию трудных подростков большой земли. Планировалось создать для них небольшую колонию в социальном квартале, чтобы ребята попробовали трудностей на зубок. Пусть занимаются спортом, работают на благоустройстве территории, учатся. Жить они должны по строгому режиму.

Не стоит с ними нянчиться. Они должны понять, где оказываются неучи.

Неучи. Значит, неучи. Такие, как он? Получается так.

Ему, Роману Викторовичу, продолжала Анжела Лиовна, предлагается возглавить один из таких лагерей. Это ответственная работа в штате Института развития личности. С хорошими перспективами – при успехе проекта.

С хорошими перспективами. Неучи. Понятно.

Значит, они не собирались звать его вернуться в футбол.

Им нужно, чтобы он пугал социальным кварталом их непослушных малышей. Маленьких бестолковых интелей. С которыми не могут справиться сами.

Мрази.

Ему захотелось что-нибудь сломать. Или кого-нибудь прибить.