Читать книгу Вены Невы - Влада Багрянцева - Страница 3

К моменту, когда Виталий начал выводить его в свет, Даня уже врос в образ Даниила Чехова, интеллигентного юноши из Питера, настолько, что сам порой верил в то, что родился и вырос в этом городе. В Эрмитаже он был бесчисленное количество раз, пока не выучил монологи экскурсоводов, столько же в Кунсткамере, мог часами бродить по площадям, проспектам и паркам с наушниками в ушах и больше ничего ему было не нужно. Он даже забыл о том, зачем он здесь и чем обязан. От того, как вокруг было величественно и красиво, хотелось встать, задрать голову к высокому холодному небу и плакать. Однажды так и сделал, на Дворцовой площади, посреди толпы туристов, но никто не обратил на это внимания, потому что очередная экскурсия галдела и неслась вперед, как стадо, в котором он узнал себя. Он стоял, слушая металкор в старых еще наушниках, которые были в его кармане, когда он уезжал, глотал слезы, которые до боли раздирали носоглотку, и ему было так радостно, что сердце билось как сумасшедшее. Ему казалось, что он точно умер и попал в рай со сфинксами.

Да что там говорить, даже сейчас, спустя полгода, он еще чувствовал это – как будто его сердце бьется в унисон с сердцем города. Он чувствовал, как его кровь течет по венам с тем же неспешным величием, как вода в Неве. Снова. Потому что летом, в самом начале, когда он только приехал, был переломный момент, когда он пожалел о своем решении.

Сначала он был как пьяный, пропадал на улицах с утра до ночи под неусыпным взором дельты лучезарной, которая смотрела на него почти с каждого дома, перезнакомился с уличными музыкантами, за выступления которых можно было бы брать деньги, как в филармонии, понял, что сам он в сравнении с ними ничтожество, даже хотел ехать обратно, но ярый поклонник Летова с наклейкой «Пластмассовый мир победил» на гитаре, угостивший его пивом, сказал, что божий дар если и закапывать, то хотя бы на земле Петра, рядом с окном в Европу.

– Ты вот суетишься, – меланхолично выдыхая дым от электронки вниз с моста, на котором они стояли, произнес он. – А ты не суетись. Сюда людей сначала гнали кнутами из деревень. Потом, когда заводы появились, ехали сами, жили по десять человек в одной комнате, да еще с козами и курами. Теперь все сюда едут даже не за работой, а за массажем эстетической железы. И ты еще думаешь послать к черту дарованный тебе шанс? Ты дурачок. Мне бы твои годы…

Даня остался, и за неделю выучил, что Балты – это Балтийский вокзал, Васька – Васильевский остров, Ватрушка – площадь Ломоносова, Гостинка – Гостинный двор, Грибанал – канал Грибоедова и много, много всяких сокращений, обозначающих дома, площади, парки и каналы. Выяснилось также, что толстовку тут называют кенгурухой, проездной – карточкой, скверы – садиками, окурки – хабариками, а шаурму действительно шавермой. Трубочки – это не вафли со сгущенкой, а рожки мороженого, а пышки – никакие не пышки, а пончики в сахарной пудре. Кстати, очень вкусные, Даня таких не ел. Набережные Мойки и Фонтанки он готов был изучить до камешка, когда Виталий сказал, что пора переходить из разряда «турист» в разряд «житель».

Виталий был геем – чего-то такого Даня и ожидал, ловя на себе его странные взгляды. Особенно дома, когда они оставались наедине и Даня сидел после душа на диване в просторной гостиной, гоняя в приставку. Виталий ничего не требовал, не намекал и уж тем более не принуждал, просто однажды молча положил руку на его голое колено и Даня, закрыв глаза и пытаясь сдержать посыл по известному направлению, понял, что если он сейчас скажет «нет», то утром его ждет билет на поезд. Вот уж кого он видел насквозь, так это точно Виталия – если бы жизнь не научила его разбираться в людях, то он уже давно загремел по малолетке с подкинутой в карман наркотой. Можно было гордо скинуть руку с колена и уйти самому, но, если честно, кому он тут, в таком огромном городе, сдался? У него даже на первое время, чтоб устроиться на работу, денег нет. И заработать на стрите он не может, гитара осталась дома – по ней он скучал, хотя теперь у него была «ямаха» из красного дерева. Соска, а не девочка, дрочить и плакать от счастья обладания. Даня все ждал, что ее заберут, но Виталий четко обозначил, что это не аренда, а подарок.

Вспомнилась мать, которая всегда говорила, что за любые блага в жизни приходится платить. Ничего просто так не дается. Даня прикинул – стоили ли его карьера, его обучение, крыша над головой, вкусная жрачка, брендовые шмотки его анальной девственности? Стоили, учитывая, что он готов был расстаться с ней и просто за первые два пункта, даже за один. В конце концов, он же не трепетный и нежный кролик, который после этого пойдет и прыгнет с моста.

– Ой, блядь, ну давай уже, не затягивай, – произнес он, бросая джойстик на пол и стягивая с себя футболку.

Брови у Виталия тогда поползли на лоб и он засомневался в его невинности. Однако позже лично убедился, что в задницу Даню точно никто до него имел и подозрения свои оставил.

Стыдно не было. В жизни и не такое приходится терпеть, тем более крещение стыдом он прошел очень давно, когда впервые вышел с гитарой в переход и проходящий мимо парень крикнул «хватит попрошайничать, иди работай!» Даня работал днем, помогая разгружать машины, потом мылся и шел в переход, забивая на школу, только ради того, чтобы у его сестры была новая школьная форма и ей попросту было чем платить за обеды в столовке. Прохожие этого не видели, видели только бездельника с гитарой, который не хочет въебывать, а хочет лёгких денег, и потому Даня, слыша подобные советы постоянно, оброс толстой шкурой. Никакой Виталий, пыхтящий на нем, не мог пролезть в его нутро. А тело… Да боже мой, ну не поебать ли на это? Отчасти стало даже легче после всего. Он не был нахлебником и приживалкой, он платил за это собой и стесняться тут было нечего. Он не ходил с протянутой рукой и не клянчил, не давил на жалость – он платил.

Осознание этого факта позволило ему сбросить первую робость в общении с Виталием и страх перед тем, что его могут вышвырнуть в любой момент, он уже не был в позиции просителя, – да и никогда не был – ему сами все давали. Записи в студии, встречи с прессой, приглашения на тусовки. И хотя хотелось забить на консерваторию, ведь это было формальностью и экзамены ему бы нарисовали и так, он все равно ходил. Это был принцип. Учителя по вокалу у него были от Виталия, он делал так, как они говорили, но прислушивался все равно к преподавателям из консерватории. Они направляли его, чтобы он мог себя самого раскрыть, а не казаться кем-то, кто будет лучше продаваться.

Несмотря на то, что Виталий был пиарщиком от бога, композитором был от дьявола – музыку он писал действительно талантливо. И тексты сочинял – тоже. Поэтому первая же песня, которую Даня записал в студии, стала популярной. До тошноты – она звучала отовсюду, взлетела на верхушки российских чартов и заколебала его до такой степени, что он записал еще две, одну за одной, только чтоб не быть лохом с одной песней. Дальше было проще – пара интервью в сети, участие в телепрограмме, живое выступление в местных клубах и одно большое, настоящее выступление на открытой сцене с оркестром в сентябре, в рамках фестиваля. К середине осени был записан первый альбом и это был успех, о котором и не мечталось.

– Еще парочка, и можно давать концерты, – сказал Виталий, очень довольный своим подопечным.

– Шутишь? – хмыкнул Даня, выходя следом за ним из машины.

– Нет, я серьезно, Данечка. Ты у меня золото. – Виталий относился к нему, как к холеному мейн-куну, которого все время чесал за ушком, но знал, что когти у него тоже есть, поэтому лишний раз не перегибал, хотя эти когти Даня ни разу не показывал. Возможно, у него тоже было чутье на людей. – Кстати, пора тебе устроить скандальчик. Я пока подыскиваю блогершу или модельку, чтобы ты ее якобы бросил через месяцок-другой. Лучше всего беременную. Ну, конечно, это не подтвердится потом. Сам понимаешь, черный пиар – лучший пиар. Когда тебя будут обмазывать фекалиями все желтые газетенки, о тебе узнают даже те, кто не слышал твоих песен. Проходи, я еще звонить буду. На счет тура девчонок «Либертэ».

Виталий, прознавший все способы стать известным не только на своей шкуре, но и на шкурах десятков звезд, вышедших из его конвейера с клеймом «Марш», в этом шарил лучше кого угодно. Потому Даня знал, что от блогерши и фиктивного романа не отвертеться. Как и от скучной выставки современного искусства, где он обязан был присутствовать, чтобы засветиться перед прессой. Он уже был на дюжине таких, а то и больше, и все должно было быть как обычно, если бы прямо на площадку перед зданием, где парковка была запрещена, не въехал некто на зеленом спортивном мотоцикле с белыми крыльями на черном шлеме. Кто-то рядом цокнул раздраженно и ускорил шаг, из чего Даня сделал вывод, что мотоциклиста тут хорошо знают. И явно не рады его присутствию.