Читать книгу Шрамы - Влада Евангелиjа - Страница 6

Вечера они проводят перед телевизором. Антенны в бункере нет, Близна покупает диски для плеера, пришедшего на смену старенькому видеомагнитофону. Продавцы в ночном киоске охотно помогают с выбором фильма, хотя их и удивляют вкусы этого странного мужчины. Такие, как он, всегда спрашивают о новых боевиках, исторических картинах, где персонажи в красивых костюмах занимаются тем же, чем и герои боевиков: дерутся и трахаются – и, конечно, клиентов ночных киосков интересует порно. Оно запрещено, но продавцы извлекают из-под стола коробки с дисками, раскладывают их перед клиентом, чтобы он мог выбрать из названий вроде “Обжигающая женушка” или “Стажерки в службе горничных”. О, ночные продавцы могут многое рассказать о пристрастиях бессонных горожан. Послушайте истории об искателях снаффа или детской порнографии – потных, покрытых прыщами извращенцах, предлагающих огромные деньги за фильм с настоящим убийством или изнасилованием ребенка. Но даже если такое можно достать, то, конечно, не у скучающего в ночном киоске студента.

Близна не потный и не прыщавый, но продавцы частенько предлагают ему “кое-что пожестче”. Он качает головой и берет с полки старые черно-белые фильмы: комедии с Мэрилин Монро или что-нибудь из Хичкока. Никто не решается назвать его так в лицо, но за глаза продавцы прозвали его “Леоном-киллером”. Они были бы удивлены, если бы узнали, насколько он близок к этому персонажу, – разумеется, за исключением заказных убийств и цветка. Цветов в бункере не было, если только Ива не приносила букет с прогулки, – но из-за холода они быстро увядали. Только Ива могла цвести под галогенными лампами – и она расцветала день за днем, пока не превратилась из ребенка в девушку. Но Близна ничего не замечал. Они по-прежнему каждый вечер располагались перед маленьким телевизором с выпуклым кинескопом, Ива по-прежнему полулежала на диване и перекидывала ноги через бедра Близны, и он не находил в этом ничего предосудительного. Он был уверен, что она навсегда останется ребенком, крохой, едва достающей ему до ключиц.

На обложке диска изображен слащавый блондин, за его спиной разливается огненное рассветное солнце. Ночной продавец клялся и божился, что фильм хорош.

– Не понравится – приноси. Поменяю на другой.

Каждый из этих юнцов был не только синефилом, но и психологом. Они видели клиентов насквозь и, сколь неожиданными ни были бы их рекомендации, они всегда попадали в цель. Близна купил диск с блондином – может быть, Иве понравится, она любит мелодрамы – и взял для нее помаду и тушь в круглосуточном универмаге. Она хочет быть как женщины в кино: тяжелые веки, густые черные ресницы, алые губы – а он не может отказать ей в этом невинном желании. Ива давно забросила игрушки, и Близне становилось все труднее баловать ее. Продавщицы в отделе косметики услужливо выворачивали помады из патронов, чертили жирные красные и розовые линии на собственных руках, спрашивали: “Какой подтон кожи у вашей жены?” – и были безупречно вежливы и так же безупречно вежливо игнорировали женщин-покупательниц, что пытались отвлечь их от Близны. Он не знал, какой у Ивы подтон кожи. Он вообще не знал, что у кожи бывают подтона: в искусственном свете все кажется зеленоватым, а в темноте ночного леса – синим или черным. “Примерно такой же, как у меня… Вообще, эээ… знаете, я дочери хочу подарок сделать”. Продавщицы умиленно всплескивают руками, спрашивают, сколько лет его дочери. “Эээ… пятнадцать?”. У такого молодого мужчины такая взрослая дочь! Возьмите пробники мужской парфюмерии – для вас, и миниатюру для девочки, очень хороший свежий запах, попробуйте, вам нравится? Женщины в очереди недовольно фыркают: вечно эти девицы пляшут вокруг случайно зашедших мужиков, а на постоянных покупательниц им наплевать. Близне неловко от такого внимания, он вздыхает с облегчением, когда выходит на ярко освещенную фонарями и фарами проезжающих автомобилей улицу.

Когда он вручает ей пакетик с логотипом парфюмерного магазина, Ива радостно взвизгивает и убегает в ванную. Возвращается с алыми губами, благоухающая "очень хорошим свежим запахом", – прекрасная нимфетка: не женщина, но и не дитя – спрашивает:

– Тебе нравится?

Он кивает и целует ее в макушку.

– Очень. Давай смотреть кино.

Близна выключает свет, и телевизор сияет в темноте, как неведомый высокотехнологичный аппарат из будущего. Фильм оказался скучноватым и наивным, но Иву, кажется, захватила судьба красавчика с обложки, упакованного в непроницаемый кожаный костюм и такую же маску с прорезями для глаз и рта. Красавчик не выносил ни солнечного, ни электрического света, поэтому должен был носить экстравагантный наряд. Полуправда, которую Близна преподносил Иве, воплотилась в старом, времен его детства, малоизвестном фильме – так, пожалуй, можно поверить в коллективное бессознательное. Обычно говорливая – с ней невозможно было посмотреть ни один фильм из-за ее постоянных вопросов и рассуждений – Ива не произносит ни слова до самых финальных титров, когда покрытый ожогами блондин уезжает навстречу рассвету.

– Как ты думаешь, – говорит она. – Это того стоит?

– Что “это”? – спрашивает Близна.

Она подносит пальцы к накрашенным губам, замолкает, подбирая слова.

– Жизнь на солнце. Среди людей. Это стоит того, чтобы стать уродом? Чтобы умереть?

– Нет, Ива. Это того не стоит.

– А есть что-нибудь, что стоит?

Он не хочет об этом думать. Вылазка в универмаг и полтора часа югославско-американской мелодрамы слишком утомили его.

– Не знаю, малыш.

– Но ты мог бы ради меня выйти на солнце? – Она смотрит на него испытующе, не отводя взгляда; зеленые глаза ярко блестят в полутьме.

– Ради тебя я прошел бы по солнцу пешком.

Она обвивает его шею руками, прижимается щекой к свитеру. Близна не чувствует тяжести Ивы на своих коленях, она почти бесплотна – маленькое длинноволосое привидение, доверчиво прильнувшее к его груди.

– Значит, ты меня любишь?

– Люблю.

Она выпрямляется, неуловимым движением поворачивается к Близне и вдруг присасывается губами к его рту – это поцелуй, такой, как она видела в фильмах: когда герой и героиня прижимаются друг к другу открытыми ртами и шевелят губами, словно по-рыбьи беззвучно беседуя. Близна хочет отстранить девочку, но его пальцы наталкиваются на ее грудь, приподнятую тесным бюстгальтером. Он не успевает понять, что делает, как стискивает ее, ласкает сквозь свитер. Член Близны становится твердым, упирается между ног Ивы, она трется об него, постанывает, не прерывая поцелуя. Даже через несколько слоев одежды они чувствуют друг друга. На экране телевизора мигает логотип подключенного видеоплеера, освещая все ярко-синим цветом; потом он гаснет, и комната погружается в темноту.

Язык Близны исследует рот Ивы, пробует ее слюну на вкус – и следует признать, что это самое восхитительное лакомство в мире. Ива. Его Ива. Близна забывает обо всем, в голове одна мысль: рядом женское тело, прекрасное и доступное; он хочет подмять его под себя, овладеть им. Ива отстраняется, чтобы глотнуть воздуха; приближает лицо к лицу Близны, шепчет:

– Я тоже тебя люблю.

Эти слова возвращают ему рассудок. Он открывает глаза. Если бы Бог существовал, он поразил бы его молнией, но в бункере по-прежнему темно, и даже его стены, кажется, не собираются обрушиться на голову Близны. Он мягко подхватывает Иву, сажает ее на диван рядом с собой. Ее длинные ноги в шерстяных чулках еще касаются коленей Близны, он отодвигается чуть дальше. Но что бы он ни делал, это не будет выглядеть невинно.

– Черт… Никогда так больше не делай.

Она тянется к нему, но он отстраняет ее.

– Почему?

– Просто не делай и все. Нельзя.

Даже в темноте он чувствует, как она обиженно надулась.

– Я не ребенок. Ты должен мне объяснить.

– Как раз потому, что ты не ребенок, ты должна сама понимать.

Обыкновенная взрослая манипуляция, но Ива поддается на нее и больше не задает вопросов.

– Пора в постель, – наигранно весело говорит Близна и тут же осекается. После того, что произошло, каждое слово, даже самое безобидное, звучит двусмысленно.

Близна долго не может заснуть. Он боится, что, как только закроет глаза, увидит Иву – ту новую Иву, которой раньше не знал. Близна может поклясться чем угодно: до этого дня она не была для него женщиной – только ребенком, младенцем, которого он принес в бункер много лет назад, – такой крохой, что казалось, она может поместиться у него на ладони. Он не был готов к тому, что однажды она станет взрослой.

Дверь тихо приоткрывается, Ива проскальзывает в спальню. Белая ночная рубашка светится в темноте, словно Близну навещает призрак.

– Не спишь?

Он качает головой. Лучше ей, в самом деле, быть призраком. Когда она во плоти так близко, он может захотеть снова прикоснуться к ней.

– Зачем ты здесь?

Ива опускает глаза. Он боится того, что она может сказать. Боится, что она обвинит его, – потому что, без сомнения, все, что случилось, – его вина.

– Ты сердишься на меня? – тихо спрашивает Ива.

Он выдыхает с облегчением.

– Конечно, нет. Когда это я на тебя сердился?

Она улыбается и садится на кровать рядом с Близной.

– Можно я здесь буду спать?

Отказаться – значит показать, что он солгал. Все равно он не сможет объяснить Иве, что сердится и винит только самого себя. Поэтому говорит беспечно:

– С каких пор ты стала бояться спать одна?

Она подталкивает его в плечо, чтобы он повернулся к ней спиной; обнимает его сзади, прижимаясь всем телом. Близна может обманывать себя сколько угодно, но она больше не ребенок, а его собственные желания – не мимолетная вспышка. С этого дня он будет хотеть ее всегда. Ива шепчет:

– Я не боюсь.

– Тогда спи, – говорит Близна.

Ива затихает, обиженная его безразличием, и скоро он чувствует на затылке ее медленное сонное дыхание. Она не вспоминает о поцелуе ни наутро, ни на следующий день. Но все же с тех пор жизнь в бункере так и не стала прежней.