Читать книгу Саркома - Владимир Александрович Жуков - Страница 2

– Федор, погляди-ка, у тебя зрение, как у орла, что это за пожарная каланча маячит у обочины? Никак Калач собственной персоной? – всматриваясь через лобовое стекло, сквозь ровный гул двигателя и шорох шин велел Слипчук своему водителю Цыгейке.

– Он самый, наш главный блюститель, начальник милиции, его за версту видно, – отозвался тот.

– С чего бы ему на дорогу выходить, подменять инспекторов ДПС?

– С причудами майор, – усмехнулся Федор. – Другие начальники из кабинетов по рации командуют подчиненными, а Калач лично участвует в рейдах и операциях по задержанию хулиганов, пьяниц, проституток… Самых буйных доставляет в райотдел милиции. Вот и сейчас вместо гаишников с жезлом вышел на трассу. Быкует, упивается властью, наводит страх на водителей, будто главный в районе, как во времена НКВД. Непредсказуем. Вообще то, странный мужик, необычный. До него таких начальников не было

– Ничего странного,– возразил партработник. – Подает пример подчиненным, как надо наводить порядок. А кабинетных работников, бюрократов и без него хватает.

Цыгейка увидел, как Калач движением жезла указал остановиться.

– Александр Петрович, что прикажите делать? Может, как обычно, проедем. Ударю по газам. Гаишники не то, что останавливать, честь вам должны отдавать.

– Уважим, не рядовой ведь, а майор. К тому же не каждый день начальник милиции дежурит с жезлом, – ответил секретарь. – Хотя я по табели о рангах полковник.

– Тем более, пошел он…,– поддержал водитель, намереваясь прибавить скорость.

– Остановись, узнаем, что ему надо? Может с машиной неполадки и попросит отбуксировать.

Сбавляя скорость, Федор ответил:

– Михаил – опытный водитель, в случае поломки сам бы справился или вызвал бы по рации инспекторов ГАИ, а те торчал бы у обочины. У них своих буксировщиков вдоволь. Здесь что-то другое?

Он остановил «Волгу» в полуметре от мрачно взиравшего на них офицера. Слипчук опустил стекло, добродушно спросил:

– Что случилось, майор? Неужели в ГАИ некомплект и ты вынужден лично обеспечивать, контролировать соблюдение водителями Правил дорожного движения? Или двигатель в авто забарахлил и нужна помощь?

– Александр Петрович, ваша ирония неуместна, – сухо отозвался Калач. – В службе ГАИ и ДПС вакансий не бывает. Желающих много, принимаем по конкурсу.

– Тогда почему с жезлом и в цивильной одежде, а не при параде? Могли бы проехать мимо, тем более что Цыгейка строго соблюдает правила безопасности движения.

– Могли бы, но не проехали, и сами догадываетесь почему? – с вызовом ответил майор.

– Почему? – удивился Слипчук, пребывая в бодром настроении, потому что на совещании руководство района, вопреки прогнозам, не подверглось критике, но и похвалы не прозвучало. И это уже позитив. Лучше умолчание, чем нелицеприятная, публичная порка. По случаю того, что гроза прогремела в стороне, Александр Петрович вместе с коллегами в обкомовском буфете выпил граммов по сто пятьдесят коньяка «Ай-Петри».

– Потому, что между нами назрел мужской разговор, – мрачно произнес начальник милиции. – Давайте выясним отношения без свидетелей. Если откажитесь, то у меня будут основания презирать вас, как труса.

– Смело, неожиданно, – не то удивился, не то обиделся Слипчук. Взглянул на озадаченного Федора, открыл дверцу и вылез из авто.

– Отойдем в сторону, – не глядя на соперника, предложил Калач и указал на растущее у края лесополосы колючее деревцо боярышника. Молча, отошли от «Волги» на пару десятков метров.

– Вячеслав Георгиевич, что случилось? Ты в здравом уме? – первым спросил второй секретарь.

– Случилось и для тебя это не является неожиданностью, – промолвил майор и пристально поглядел. – Когда перестанешь волочиться, приставать к моей супруге с неприличными предложениями?

– С чего ты взял? В чем конкретно проявились эти предложения?

– Вопросы задаю я, а ты отвечайте.

– Мг, возомнил себя прокурором?

– Я – начальник милиции.

– Начальник РОВД, но не министр МВД, поэтому я не обязан держать отчет, – твердо изрек Александр Петрович.

– Ответишь, – теряя самообладание, произнес майор. – Почему флиртуешь с моей женой, не даешь прохода, склоняешь ее к интимной близости? Или в аппарате райкома не хватает красивых баб? С ними и кувыркайся, коль сперма давит на череп. Превратил контору в гарем.

– Это все козни, клевета, сплетни недругов и завистников, решивших посеять между нами вражду, – пояснил Слипчук, и миролюбиво продолжил. – Вячеслав Георгиевич, ты же по образованию правовед, юрист, должен руководствоваться не эмоциями, а разумом, фактами, уликами или вещдоками.

– Улик и вещдоков предостаточно. Я навел справки, именно из твоей приемной поступают и письменные, и устные приглашения Ларисе Юрьевне на участие в симпозиумах, конференциях, совещаниях, концертах, в других культурных мероприятия, в том числе в банкетах и фуршетах. Причем с твоей подачи ее постоянно избирают в президиумы, оргбюро, составы комитетов и комиссий, в жюри творческих конкурсов.

– Что в этом плохого, предосудительного? Лариса Юрьевна – умная, обаятельная женщина. Она способна не только украсить, но наполнить глубоким содержанием любое публичное культурно-просветительское мероприятие.

– Ты вручаешь ей цветы, почетные грамоты, дипломы, сувениры, ювелирные изделия, французские духи и косметику. Очевидно, не без корысти, с дальним прицелом.

– Многим и, не только женщинам, но и мужчинам за активную работу, личный вклад в развитие культуры, эстетическое воспитание людей оказываю почести.

Вячеслав Георгиевич, пойми, наконец, что это мои функциональные обязанности в идеологической и гуманитарной сферах деятельности. Я же не обвиняю тебя в том, что ты изобличаешь преступников, охраняешь правопорядок, лично усмиряешь хулиганов, пьяниц, самогонщиков, а сегодня вот работаешь за сотрудников ГАИ. Почему у тебя вызывают необоснованные подозрения мои вполне законные действия, использование моральных и материальных стимулов для поощрения наиболее активных, отличившихся граждан, которыми по праву гордится наш район. Тебя обуяла мания чрезмерной подозрительности и ревности.

– И мою жену считаешь активисткой?

– Обязательно, в социально-культурной сфере. Поэтому у тебя нет причин для претензий. Они эмоциональны и необоснованны.

– Оставь ее в покое. Я обнаружил у нее твои любовные послания с комплиментами «дорогая моя, милая, нежная», с откровенными желаниями и намеками. Как это понимать?

Слипчук призадумался, не найдя убедительных аргументов и чувствуя, как нарастает его агрессия, попросил:

– Вячеслав, не горячись, охлади свой пыл. Что ты, как задиристый пацан. Я бы еще мог понять парня восемнадцати-двадцати лет от роду, а тебе перевалило за тридцать пять. Пора остепениться, трезво посмотреть на жизнь, далекую от идеала и совершенства с ее достоинствами, пороками и искушениями. Кстати, почему ты в служебное время под «градусом»? – уловил он запах спирта.

– Ты тоже – не ангел. Как из бочки, разит коньяком, – парировал выпад офицер.

– Я бы на твоем месте умерил пыл, трезво соизмерил свои силы и шансы, прежде, чем начинать поединок. Иначе я инициирую рассмотрение на бюро вопроса о состоянии дел по борьбе с преступностью и охране правопорядка. И будь уверен мои инспектора, сотрудники КГБ и прокуратуры вскроют недостатки, накопают достаточно компромата для признания профнепригодности и отстранения от должности.

– Только посмей, я не потерплю шантажа и угроз! – повысил голос Калач.

Поняв, что майор – крепкий орешек и его на испуг не взять, Слипчук сменил тактику и дружелюбно произнес:

– Ладно, погорячились, выпустили пар, отвели душу и будет. Предлагаю вечером встретиться в ресторане «Золотой колос», я угощаю. В спокойной обстановке, как говорится, посидим-погудим, расставим все точки над i. У нас нет причин для неприязни и вражды.

– Хочешь откупиться, задобрить? Я с тобой на одном гектаре не сяду,– ухмыльнулся майор. – Сам достаточно зарабатываю, чтобы самостоятельно оплатить заказ в ресторане и не быть в долгу.

– Давай майор, без пошлости. Между прочим, я по табели о рангах полковник Советской армии и, значит, выше тебя по знанию. Прошу вести себя корректно, соблюдать субординацию.

– Плевать я хотел на твое звание и субординацию. МВД министерству обороны не подчиняется.

– Да, не подчиняется, это самостоятельные ведомства, – согласился Александр Петрович. – Но не забывай, что законодательная, исполнительная и судебная власть подконтрольны партии.

– По служебной линии я подчиняюсь начальнику УВД, министру и их заместителям.

– Ладно, не будем спорить. Кто из нас не без греха. Да, мне нравится твоя супруга и она свободна в своем выборе. У нас в стране Конституцией гарантировано равенство прав мужчины и женщины. То, что я ей симпатизирую, не является пороком или криминалом, – пояснил второй секретарь. – Ты должен гордиться, что твоя жена столь красива и популярна, что ее не обходят стороной, оказывают почести. Ты же не можешь запретить человеку любоваться великолепными видами крымской природы: горами, лесами, морем или полотнами великих живописцев. Подобное происходит и с созерцанием красивых, очаровательных женщин, вдохновляющих мужчин на подвиги и творчество.

– Не разводи демагогию. Если нравится слабый пол, то щупай и разминай других баб, а Ларису не тронь.

– Впервые вижу такого стойкого, без порочащих связей милиционера. Слышал, что ты и сам не прочь приударить за молоденькими прелестницами. В твоем отделе среди следователей и сотрудниц инспекции по делам несовершеннолетних есть соблазнительные особы. Все мы из одного теста, порой, неспособны устоять перед сладким искушением. Тем более что женщины сами готовы предаваться этим забавам, – озвучив эти слова, Слипчук с опозданием осознал, что косвенно намекнул на то, что и Лариса Юрьевна тоже небезгрешна, и тем самым совершил роковую ошибку

– Ага, вот я тебя и поймал на слове. Никто тебя за язык не тянул, сам признался. Значит, решил сделать из меня рогоносца, опозорить, выставить на посмешище, – распалялся Калач.

– Даже в мыслях такого не было. В тебе неожиданно пробудился синдром Отелло, горячая кровь мавра, задушившего Дездемону.

– Я тебе, бабник, покажу и мавра, и Дездемону! Охота за чужими женами тебе будет стоить карьеры. Видно ничему не научила незавидная судьба всесильного Лаврентия Берия – большого любителя «клубнички»,– с закипающей кровью процедил майор.

– Эка, в какие дремучие дебри тебя занесло с мрачными и нелепыми аналогиями. Да кто ты такой, чтобы мне указывать, учить жизни?! – теряя самообладание, вспылил Александр Петрович, – При желании сотру тебя в порошок, выше майора не дослужишься, да и этого звания лишишься.

– Выкусишь, я заработал это знание своим горбом. На всю жизнь зарубишь себе на носу, как волочиться, приставать к Ларисе Юрьевне! – с закипающей кровью кликнул майор и с размаха ударил его жезлом по плечу. Добротный серо-стального цвета костюм лопнул по швам. Пострадавший, взвыв от боли, прикрыл лицо правой рукой. И тут же по ней пришелся второй удар. Слипчук успел скользнуть пальцами по лицу обидчика, поцарапав ногтями кожу на щеке и ноздри.

Калач левой рукой схватил его за ворот, затрещал шелк разорванного галстука, горохом посыпались пуговицы с пиджака. Третий удар, нанесенный жезлом по бедру, свалил соперника в траву. В гневе бросил сверху жезл. Но тут же, сообразив, что это улика, поднял его.

– Остановись, зверь! – простонал пострадавший, успев погрозить. – Срочно соберу бюро или пленум, пробкой вылетишь из партии и должности.

– Наложил я на твой пленум, плевал с высокой колокольни! – огрызнулся майор и подумал: «Хорошо, что у него нет диктофона, а слова к делу не пришьешь».

– Ты, еще горько пожалеешь, слово – не воробей.

– Слово к делу не пришьешь. У тебя нет свидетелей.

– А Федор и Михаил подтвердят. За все ответишь, тебе это аукнется, сгною в тюрьме.

– Не каркай, я не из робких, на бандитские пули и ножи ходил. Отвечу, но не позволю позорить себя и мою семью, – произнес майор, стирая теплую кровь с лица. – Тебя бы следовало, как хряка, кастрировать, но все равно прибор уже не приходиться. Впрочем, достаточно и этого…

– Федор, Федя, по-мо-ги! – позвал своего водителя партработник. Цыгейка, наблюдавший за поединком со стороны, бросился к шефу на помощь.

– Стоять на месте! Застрелю, как бешеную собаку! – крикнул Калач. Водитель увидел направленный на себя ствол пистолета, остановился. Приблизившийся Трошин доверительно прошептал:

– Федор, давай не будем пороть горячку, чтобы потом не оказались крайними. Черт подери, не по своей воле влипли в скверную историю. Теперь затаскают на допросы в прокуратуру или КГБ в качестве свидетелей.

– Да, затаскают, – согласился Цыгейка и, глядя в сторону Слипчука, сказал. – Пойду, помогу Александру Петровичу. Кажется, он серьезно пострадал от ударов твоего майора.

Оставив соперника, Калач, промокая носовым платком кровь с поцарапанной щеки и разодранного носа, с огорчением сообщил:

– Когтистый, как рысь, портрет испортил. Кстати, Михаил, в случае чего подтвердишь, что Слипчук первым нанес мне удар. Я оборонялся. Хотел с ним поговорить мирно, а он сразу полез в драку. Понадеялся, что я перед его персоной оробею, в штаны наложу, вот и получил на орехи. Попал под горячую руку, бабник, демагог. Впредь наука будет.

Водитель промолчал, так как отчетливо видел, что после разговора на повышенных тонах и жестикуляций, майор первым нанес удар жезлом.

– Что молчишь, сопишь, будто воды в рот набрал? – проворчал начальник и намекнул. – Может, устал меня возить, так быстро найду замену, а тебя переведу в ППС или в медвытрезвитель?

– Товарищ майор, я своей работой доволен, – признался водитель. – Если я подтвержу вашу версию, то Федор ее легко опровергнет. Он находился почти рядом и все видел.

– Твое дело подтвердить. На каждое их обвинение у нас должен быть убедительный, неопровержимый контраргумент. Или ты решил, как тот хохол, «моя хата с краю, ничего не знаю», отмолчаться? Не получится, не та ситуация… Что скажешь?

– Скажу, что он первым начал, – невольно согласился Михаил и заметил. —Значит, зазнобу не поделили, иначе нет причины пускать в ход кулаки?

–Теперь ему баба не скоро потребуются, через ногу не сможет перелезть. Почитай, кастрат, евнух. Будет впредь наукой, как за чужими юбками волочиться.

– Так вы его на почве ревности поколотили?

– Помалкивай! – осадил начальник водителя. – О том, что увидел и слышал, никому ни слова, жезл спрячь подальше от глаз. Сам понимаешь, что это серьезная улика.

– Конечно, понимаю, – ответил Трошин, представив, какие страшные удары и острую боль испытал и ныне ощущает пострадавший. С тоской подумал: «Если бы шеф поколотил обычного мужика, то сошло бы с рук, а тут партийная шишка, секретарь по идеологии, политика. Скандал неизбежен. Если майора снимут, то мне придется искать другое место. Заварил шеф кашу и мне рикошетом достанется на орехи».

– Вячеслав Георгиевич, ведь он может обратиться с заявлением в прокуратуру и тогда по факту избиения будет возбуждено уголовное дело.

– Он чувствует за собой вину, поэтому не обратиться. Тоже не ангел, нанес мне увечье, расцарапал щеку и нос. И потом не в его интересах раздувать скандал, что может негативно отразиться на политической карьере. И все же неприятностей не избежать. Вся надежда на поддержку начальника УВД генерал-майора Добрича. Авось выручит? Но ты, Миша, об этом никому не слова, иначе…, сам понимаешь. Возьми жезл и положи в багажник. Возвратимся в райотдел, сразу же сожги, а пепел развей.

– Жезл – подарок друзей, мой талисман?

– Это вещдок, подлежащий уничтожению, – твердо произнес начальник.

– Товарищ майор, за уничтожение вещественных доказательств предусмотрена уголовная ответственность, – напомнил сержант. – Сами возьмите и сожгите.

– Много ты знаешь?

– Не первый год служу в милиции, многому жизнь научила.

– Понятно, – усмехнулся Калач. – Боишься оставить свежие отпечатки на жезле. Сообразительный и предусмотрительный. Но они и так сохранились.

– Вячеслав Георгиевич, пострадавшего следовало бы доставить в травматическое отделение районной больницы. Вдруг у него серьезные повреждения, переломы, гематомы.

– Федор без нас управится. Не будь мягкотелым и сентиментальным. На покладистых и терпеливых мужиках бабы воду возят и кнутом погоняют. Разборка произошла, возврата нет.

Михаил удрученно почесал затылок.

– Почему ерзаешь, вши завелись?

– Думаю над ситуацией.

– Тебе то, какая печаль?

– Затаскают в качестве свидетеля.

– Не трусь, не из таких ситуаций выходили без потерь. Давай за баранку и в отдел, надо срочно снять стресс.

Трошин лихо развернул «Волгу» и направился ее в поселок. Ехали, молча с мрачными лицами, словно в багажнике покоился труп.

Между тем Цыгейка подбежал к лежащему на траве Слипчуку. Лицо пострадавшего было искажено болью. Водитель помог секретарю подняться. Заметил, что правая рука свисает ватной плетью. Осторожно придерживая, провел к машине, уложил на заднее сидение, с тревогой спросил:

– Александр Петрович, куда?

– В травмпункт, – велел он. – Кажется, этот бугай сломал мне руку. Что же ты, Федор, струсил?

– Он пригрозил пристрелить, как бешеную собаку, а у меня жена, ребенок, – покаялся водитель. – Если этот грозный блюститель на вас, второго секретаря райкома, руку поднял, то меня бы раздавил, как букашку.

– Зверь, – превозмогая боль, простонал Слипчук.

– Я ведь предупреждал: не надо было останавливаться, ударил бы по газам и все дела,– напомнил Цыгейка о своем совете.

– Да, не надо было, – согласился партработник.

Возвратившись в свой кабинет, Калач ощутил голод. Подошел к сейфу, достал с нижней полки початую бутылку коньяка и сделал три полных глотка. Почувствовал, как тепло благостно разливается по массивному телу. Вернулся за стол и по телефону велел секретарю-машинистке:

– Анжела, завари пару чашек кофе без сахара.

– Может три? – предложила она и напомнила. – Бог любит троицу.

– Давайте три и пару бутербродов с колбасой и сыром. Холодильник у нас еще не опустел?

– Не опустел, я его вовремя пополняю.

– Спасибо, Анжела, чтобы я без тебя делал? – польстил офицер.

– Рада стараться.

Вскоре вошла с подносом, кабинет наполнился ароматом кофе. Перед тем, как приступить к трапезе, Вячеслав Георгиевич выпил рюмку коньяка, закусил бутербродами, запил кофе. Несколько минут размышлял, анализируя возможные последствия от инцидента на дороге. Потом вызвал в кабинет начальника отделения ГАИ капитана Олега Грибкова.

– У тебя что-нибудь есть против водителя второго секретаря райкома партии? – спросил, едва тот переступил порог.

– Имеете в виду Федора Цыгейка?

– Да, Федора.

– Вы же знаете, что не принято останавливать служебные автомобили руководителей.

– Знаю, но у Цыгейки есть личные «Жигули» седьмой модели.

– Точно семерка гранатового цвета, – подтвердил капитан.

– Подловите его, когда сядет за баранку личного авто. Уличите в каком-либо нарушении Правил дорожного движения. Будь то при вождении в пьяном состоянии, частном извозе…

– Сложная задачка? – почесал затылок-загривок Грибков. – За ним не замечены такого рода нарушения ПДД. А вот лихо промчаться с ветерком любит.

– Пусть твои орлы, а лучше сам, на этом его подлови. Водительское удостоверение передашь мне, а «Жигули» – на штрафплощадку. Это его сделает покладистым, шелковым.

– Зачем вам это? – поинтересовался начальник ГАИ.

– Затем, – уклонился Калач от ответа. – С Цыгейкой я разберусь сам. Выполняй приказ, вечером доложишь.

– Так точно! – произнес Олег.