Читать книгу Саркома - Владимир Александрович Жуков - Страница 9

Просторный, без учета комнаты отдыха и санузла кабинет первого секретаря обкома партии, площадью не менее 50 квадратных метров, был расположен на втором этаже пятиэтажного здания, почти в центральной части Симферополя. Впоследствии, когда на улице Карла Маркса, 18, было возведено шестиэтажное здание в архитектурной форме шестигранника, метко названное «пентагоном», обком (реском) партии справил новоселье, а старое, еще сталинской постройки здание, отдали под краеведческий музей. Ныне в «пентагоне» обитает парламент – Государственный Совет Республики Крым.

Итак, окна в кабинете секретаря обкома были защищены от яркого солнечного света новинкой того времени – серебристо-белого цвета жалюзи. Через них проникал ровный и мягкий свет, создающий благоприятные условия для работы и размышлений над задачами и проблемами строительства развитого социализма, а затем и коммунизма. У тыльной стороны, примыкающей к комнате отдыха, стоял массивный письменный стол с прибором, настольной лампой и материалами для текущих дел. Посредине помещения длинный полированный стол и по его сторонам ряды мягких стульев, предназначенных для заседаний и совещаний.

У правой, противоположной от окон, стены книжные шкафы с томами полного собрания сочинений В. И. Ленина, трудами К. Маркса, Ф. Энгельса, несколькими книгами «Ленинским курсом» и брошюрами «Малая земля», «Возрождение», «Целина» Л. Брежнева, По соседству выставлены издания статей М. Суслова, В. Щербицкого, других членов Политбюро, материалы съездов КПСС, КПУ, партийных конференций и пленумов, другая общественно-политическая литература.

Под потолком в центре лепного орнамента бронзовая люстра со светильниками, на паркетном полу мягкий ворсистый палас умиротворяющего зеленого цвета. На приставном столе гирлянда разноцветных телефонных аппаратов. А над кожаным креслом портреты Ленина и Брежнева в маршальском мундире с четырьмя золотыми звездами героя.

За столом, на котором лежали папки с оперативной информацией и несколько свежих номеров газет «Правда», «Известия», «Труд», «Крымская правда» и журнал «Коммунист», восседал хозяин кабинета – Макарец. Лет пятидесяти от роду, выше среднего роста, плотного телосложения, с благородными, можно сказать, аристократическими, чертами лица с высоким лбом.

– Виктор Сергеевич, в приемной товарищи Добрич и Калач. Вы назначили им встречу на 15.00, – сообщила секретарь.

– Пригласите, – велел он. Спустя несколько секунд дверь отворилась, в кабинет вошли среднего роста, коренастый генерал-майор и высокий, статный, косая сажень в плечах, майор. Калач с тревогой взглянул на хозяина кабинета. Тот в темно-синем костюме-тройке, белой сорочке с галстуком и золотым зажимом с алой капелькой рубина, сидел в кожаном кресле. Его мрачный вид не предвещал ничего хорошего.

– Здравия желаю, Виктор Сергеевич! – приветствовал Добрич.

– И вы, будьте здоровы! – сухо ответил Макарец и жестом пригласил. – Проходите поближе. Товарищ генерал, присядьте, а вы…

Первый секретарь метнул суровый взгляд в сторону офицера и промолвил:

– Язык не поворачивается назвать вас товарищем. Хоть и говорят, что в ногах правды нет, но постойте. Невелика шишка, еще успеете вволю насидеться…

Не ожидавший такой встречи, Вячеслав Георгиевич опешил. А слова о том, что еще успеет насидеться, давали понять, что от сумы и от тюрьмы не следует зарекаться, что дело намного серьезнее и драматичнее, чем он предполагал.

«Теперь от Макарца зависит, будет ли возбуждено уголовное дело по факту избиения Слипчука, суд и наказание за злостное хулиганство или умышленное причинение тяжких телесных повреждений, – с горечью подумал он. – Независимо от того, по какой из этих статей будут квалифицированы его действия. Наказания с лишением свободы не избежать». Майор с побледневшим лицом замер у торца длинного стола, а Добрич, смутившись, присел на стул

– Что же вы, Вячеслав Георгиевич, позорите высокое звание коммуниста и офицера советской милиции? Средь бела дня, как разбойник или диверсант устроили разборку? И с кем? С ответственным работником райкома партии, идеологом, почитай, вашим начальником по партийной линии? В здравом рассудке ли вы? На кого подняли руку и не просто руку, а с жезлом? Это равнозначно нанесению удара ножом в спину или выстрелу из обреза. Стоило бы сорвать погоны, но велика честь. Не хочу мараться. Это сделают ваши начальники, их много, начиная с министра МВД…

– Виктор Сергеевич, я все объясню, – вклинился он в шквал этих порицающих вопросов. – Я намеревался мирно без истерики поговорить со Слипчуком, но он проявил гонор, полез в драку, поцарапал мне щеку и разодрал нос. Хлынула кровь, я чуть не захлебнулся, – Калач указал на нос с едва заметными следами ранения. – Конечно, у меня взыграла кровь. Не мог я струсить, дать деру. Какой бы я после этого был бы начальник милиции, ведь это происходило на глазах водителей. Мой шофер Михаил Трошин готов подтвердить тот факт, что Александр Петрович первым перешел в рукопашный поединок…

– Не лги, у Слипчука не было причин для агрессии, – осадил майора Макарец.

– Александр Петрович пребывал под градусом, слабо контролировал свои действия, – возразил офицер. – Наверное. ему моча в голову ударила, решил покачать права, показать, кто в районе хозяин. Не на того напоролся.

– Это тебе, ревнивцу, моча в голову ударила! – повысил голос Виктор Сергеевич. Калач решил изменить тактику и покаялся:

– Признаю свою вину, что не сдержался, эмоции, гнев меня захлестнули. Но тому есть веская причина. Александр Петрович, вместо того, чтобы заниматься идеологией, соблюдать моральный кодекс строителя коммунизма, создавать условия для укрепления семьи – ячейки общества, настойчиво приставал к моей жене Ларисе Юрьевне, склонял ее к интимной близости. Несмотря на предупреждения, продолжал ее преследовать любовными посланиями, соблазнял дорогими подарками…

– Он, что же разрушил ячейку или от вас ушла жена?

– Не ушла, но могла уйти, если бы я решительно не пресек его домогательства. Это же типичная аморалка, которая не красит облик и поведение коммуниста, тем более идеолога, обязанного служит нравственным примером для других.

– Вячеслав Георгиевич, не вам судить, аморалка или знаки внимания, проявленные к вашей жене в рамках приличия, – одернул его Макарец.

– Слипчук грубо преступил эти рамки.

– А вы преступили закон. Полагаю, что вы знакомы с творчеством Шекспира, его гениальными трагедиями?

– Знаком, интересуюсь классической литературой и искусством, – отозвался майор, догадываясь, куда тот клонит и не ошибся

– Прочитайте еще раз трагедию о ревнивце Отелло и Дездемоне. Очень поучительное произведение.

«Они со Слипчуком, будто сговорились», – подумал Калач, а Макарец продолжил:

– Чрезмерная ревность – страшное чувство, оно ослепляет человека, лишает здравого разума. Вот и вас попутал этот бес.

– Александр Петрович меня спровоцировал. Посчитал, что коль он секретарь, то все позволено. Он и к другим красивым, молодым женщинам неравнодушен…

– Назовите, кто к ним равнодушен? – спросил секретарь обкома и сам же ответил – Разве, что импотент. Конечно, отношения должны строиться на взаимном уважении, любви, симпатиях и согласии. Если Слипчук был неприятен вашей супруге, навязчив, то почему она сама или вы, не сообщили в обком партии или областную партийную комиссию? Мы бы объективно во всем разобрались, конфликт не перерос бы в жестокое избиение.

– Поймите, я не желал никого вмешивать в свои семейные дела, чтобы все, кому не лень, не полоскали постельное белье, – признался начальник милиции. – Поэтому и провел воспитательную акцию.

– Лариса Юрьевна об этом вас попросила? Может у них настоящая любовь? Мы не вправе вторгаться в их личную жизнь?

– У него и без нее хватает любовниц. Лариса – гордая, предпочитает самостоятельно решать возникшие проблемы.

– В таком случае, не было острой необходимости для «разбора полетов» со Слипчуком. После вашей «воспитательной акции» Александр Петрович, находится в столь тяжелом состоянии, что не смог приехать на эту встречу. А хотелось бы от него услышать оценку ваших действий. Но он, пока что нетранспортабельный. Если не будет улучшения, то вертолетом доставим в Симферополь или Киев. Неизвестно, к каким тяжелым последствиям приведут увечья.

Тем не менее, моему помощнику Льву Платоновичу Гнедому, посетившему Слипчука в стационаре районной поликлиники, удалось взять у него объяснение. Пострадавший считает, что не было серьезных причин, лишь косвенные, для такого дикого выяснения отношений. По законам военного времени вам бы светил трибунал с вынесением высшей меры.

«Такие аналогии не сулят снисхождения, – подумал Калач. – Похоже, малой кровью отделаться не удастся. Хотя это и коробит, но придется покаяться, ведь повинную голову меч не сечет».

– Виктор Сергеевич, я полностью осознал свою вину, – опустив голову, произнес он. – Обещаю, что сделаю для себя выводы, исправлюсь. Готов понести наказание, но прошу оставить меня на службе в органах МВД, на любой должности.

– Поздно ты осознал. Сколько раз мне приходится слышать «виноват, исправлюсь», – посетовал он. – Это идентично поговорке о том, что зарекался кувшин по воду ходить. Ревность – чувство врожденное и только человек волевой с твердым характером способен его контролировать, иначе лучше оставаться закоренелым холостяком.

Добрич, соблюдая субординацию, не вмешивался в диалог. Понимал, что скоро и самому предстоит держать ответ, поэтому обдумывал наиболее оптимальную тактику.

После затянувшейся паузы, Макарец велел Калачу:

– Выйди-ка, подожди в приемной. Я поговорю с твоим доблестным генералом.

Вячеслав Георгиевич понял, что иронически сказанное, «доблестный генерал», лишь подчеркнуло, что разговор будет нелицеприятным.

«Перепадет из-за меня и генералу, – с огорчением подумал он. – Заварил кашу с этим любвеобильным бабником. Ни себе, ни другим нет покоя». Когда за майором закрылась тяжелая дубовая дверь, пристально глядя на Добрича, упрекнул:

– Алексей Павлович, почему о ЧП я узнаю не от тебя, а от генерала комитета госбезопасности? Решил не выносить сор из избы, чтобы не запятнать честь мундира?

– Виктор Сергеевич, я мне самому об этом инциденте доложили за полчаса до вашего вызова. Проверял достоверность информации и замешкался. Впредь обещаю оперативно информировать о резонансных происшествиях.

– Что будем делать с этим Отелло?

– Очень неприятный инцидент. Погорячился он, дал волю рукам. Не исключаю, что Слипчук по неосторожности или специально чем-то оскорбительно-обидным и унизительным его спровоцировал. Ну, и как говорится, сила есть ума не надо, потерял контроль. А ведь Калач перспективный работник. Жаль, если судьба и карьера пойдут под откос…

– Защищаешь свое ведомство, честь мундира? Логично. Я бы на твоем месте также бы поступил, – усмехнулся первый секретарь обкома.

– В защиту бездельника и неуча я бы слова не сказал, а у Калача настоящая милицейская хватка. Одни из лучших показателей в оперативно-розыскной и следственной деятельности, высокий процент раскрываемости преступлений, – привел аргументы Добрич в расчете на снисходительность Макарца, от решения которого теперь многое зависело в судьбе его подчиненного.

– Личность человека измеряешь цифрами, показателями, процентами. Наверное, позабыл, что партия осуществляет подбор кадров на руководящие должности, в том числе и в органы МВД, по политическим, деловым и моральным качествам, – напомнил Виктор Сергеевич. – А мораль, нравственность человека я ставлю во главу угла. Люди оценивают коммунистов, а тем более руководителей, по их поведению и поступкам. И тот факт, что твой «перспективный работник» на долгое время вывел из строя моего ответственного партработника, бойца идеологического фронта, тебя, наверное, не тревожит?

– Конечно, тревожит. Виктор Сергеевич, я и сам от его проступка не в восторге. Думаю, что причиной является усталость, нервные перегрузки, вот и сорвал злость на Слипчуке, – с досадой произнес генерал-майор. – Категоричность, резкость и грубость обусловлены тем, что Калач непосредственно сам занимается оперативно-розыскными мероприятиями, участвует в рейдах по охране общественного порядка, то есть служит по принципу: делай, как я. Это исключительно важно для воспитания и укрепления дисциплины личного состава. Между нами говоря, вашему ответственному работнику еще повезло, что Калач не ударил его по голове, иначе бы умом тронулся.

– Так уж и повезло? Он может до конца жизни остаться инвалидом,

– Виктор Сергеевич, в США и западных странах полисмен в случае угрозы его жизни вправе без предупреждения стрелять на поражение. А у нас следует сначала выстрелить в воздух, а преступник тем временем может всадить пулю в лоб или нож в спину. Многим сотрудникам подобная ситуация стоила жизни. Такая вот нелепая гуманность.

– Ты что же мечтаешь о временах, когда костоломы из НКВД и ГПУ были выше партии и многих товарищей сгноили в застенках или в лагерях ГУЛага?

– Виктор Сергеевич, не утрируйте. Вы же отлично понимаете, что прошлое безвозвратно, время не зависит от воли и желаний человека, оно беспристрастно и необратимо, – напомнил генерал

– Слипчук – не преступник, даже потому, что не он инициатор выяснения отношений. Почему твой майор вышел на дорогу с жезлом?

– Чтобы остановить авто.

– Для этого есть инспектора ГАИ.

– И без наличия у майора жезла Александр Петрович, узнав Калача, остановил бы машину. А жезл твоему ревнивцу потребовался в качестве орудия. Все признаки злого умысла. Майор заранее подготовился и спровоцировал поединок. Это скандал! Два должностных лица, словно пьяные грузчики, сцепились из-за бабы. Неужели Слипчук так увлекся его благоверной, что потерял голову?

– Не знаю, но дыма без огня не бывает, – ответил генерал. – Вы могли бы об этом спросить у майора.

– Еще для полной радости мне не хватало рыться в их грязном белье.

– И все же Вячеслав Георгиевич, как мужчина и офицер, постоял за честь своей жены.

– Прямо таки герой, Пушкин, который стрелялся с Дантесом на дуэли, хоть орден или медаль вручай. Хватило ума, что не схватиться за пистолет. Устал, расшатаны нервы! Детский лепет. У нас тоже нервная работа, однако, не устраиваем мордобой. Избиение человека, а тем более партийного работника, не может служить оправданием. У каждого из нас напряженная нервная работа, однако, не даем волю своим звериным инстинктам, не распускает руки, тем более по отношению к ответственным партработникам, – возразил первый секретарь обкома и, чуть понизив тон сообщил. – По информации Гнедого, полученной в больнице, в крови Слипчука был обнаружен алкоголь.

А вот Калач не был обследован, но я не сомневаюсь, что и он пребывал под «градусом». Ты насчет пресечения пьянства в своих рядах закрути гайки, а то ведь на этой почве и другие ЧП не за горами. Мы, в отличие от тебя, провели служебное расследование и выяснили, что Слипчук употреблял коньяк в обкомовском буфете.

С этого дня я запретил продажу спиртных напитков в партийных и государственных учреждениях. Позаботься, чтобы и в твоем ведомстве не было «вольницы», групповых застолий по случаю очередных званий и должностей, а то в пьяном угаре перестреляют друг друга.

– Насчет этого порока у нас строго, потому что я и сам не почитатель Бахуса, веду здоровый образ жизни. А что касается инцидента, то надо найти оптимальное решение, чтобы он не получил широкий резонанс в прессе и не лег черным пятном, не только на репутацию милиции, но и областной партийной организации, ее руководителя.

Следует учесть тот факт, что у моего министра Щелокова очень сложные отношения с Андроповым. Если мы дадим делу ход, то есть по всей строгости накажем Калача, то чекисты раздуют вселенский пожар. Пострадает авторитет не только Николая Анисимовича, но и репутация крымской, а в целом советской милиции. Представьте, какую богатую пищу мы дадим нашим идеологическим противникам, враждебным радиостанциям. Поэтому, на мой взгляд, нецелесообразно, даже глупо подливать масло в огонь.

– Защищаешь честь мундира, – усмехнулся Макарец.

– Не только свою. Вы бы на моем месте точно так же поступили бы.

– Давай не будем загадать на кофейной гуще, без этих, если бы, да кабы. Для меня эта история тоже чревата неприятностями, – промолвил Виктор Сергеевич. – Надо принять такое решение, чтобы и овцы были целы, и волки сыты, свести последствия, негатив до минимума.

– Лучше всего спустить это ЧП на тормозах, замять.

– Пожалуй, генерал, ты прав. Разумно и глобально мыслишь, Алексей Павлович. Мой помощник Лев Платонович, у него голова, что дом советов, тоже убежден, что нет дыма без огня. Он – прирожденный дипломат, хитрый лис, все выпытал у пострадавшего. Выяснил, что между Слипчуком и Ларисой все-таки были симпатии, он мечтал овладеть ею. Еще тот ловелас, Дон Жуан.

Не исключено, что Калачу она все же изменяла. В таком случае, следуя логике, майор должен был бы поколотить жену, а не только ее любовника. Ведь в народе недаром говорят: «Если сука не захочет, то кобель не вскочит».

– Не поколотил, наверное, потому, что очень любит, рука не поднялась. Она у него тяжелая, словно из чугуна. Если бы вздумал «проучить» и супругу, то трагедии не миновать.

– Пожалуй, судя по его телосложению, силой не обижен.

– Виктор Сергеевич, на мой взгляд, Слипчук отчасти тоже виноват в инциденте. Мог бы обуздать свои страсти, однако посчитал, что для него не существует запретов.

– За это он уже сурово наказан. Эх, даже маленький скандал, а ведь соперники из мухи раздуют слона, может подмочить мою безупречную репутацию с непредсказуемыми последствиями, – посетовал Макарец.

– Ни для которого не секрет, что Крым является летней резиденцией Леонида Ильича и других членов Политбюро, поэтому они ревностно и по партийной, и по линии КГБ, отслеживают поведение ваших обкомовских работников. Не исключено тайное прослушивание телефонных аппаратов и разговоров в кабинетах, – сообщил Добрич. – Но пусть эта информация останется между нами? Я не должен был вам об этом говорить.

– Благодарю за откровенность и доверие, – отозвался первый секретарь обкома, а генерал продолжил. – Поэтому крымскую парторганизацию доверяют самым идейно убежденным, испытанным в деле кадрам. Должность первого секретаря вроде трамплина для роста карьеры. Отсюда путевки в большую политику получили Лутак, Кириченко, Курашик и другие товарищи… Поэтому информация об инциденте, попав на самый «верх» может стоить вам должностей и карьеры.

– Да, такие последствия вполне вероятны, – призадумался Виктор Сергеевич. – Мне вспомнился один весьма поучительный случай, который произошел в Киеве на пленуме ЦК КПУ. В перерыве первый секретарь Советского сельского района, из соображений этики, не стану называть его имя, выпил в буфете граммов сто пятьдесят-двести коньяка и «осмелел» до такой степени, что в кулуарах вступил в диалог с первым секретарем ЦК КПУ Владимиром Щербицким о проблемах животноводства в своем районе. Щербицкий, в отличие от Брежнева, обожающего «Зубровку», с неприязнью относится к любителям горячительных напитков.

Он попросил «смельчака» представиться и, когда, тот назвался, сказал: «Не знаю такого секретаря райкома». Его помощник зафиксировал эти слова. Едва тот возвратился в свой район, как состоялось бюро, а затем и заседание комитета, освободившего его от должности. Благо предложили заурядное кресло начальника районного управления оросительных сетей, а вскоре он преставился.

Или другой случай. Двое журналистов из городской газеты «Керченский рабочий», получив солидный гонорар, так увлеклись дегустацией крепких напитков, что оказались в медвытрезвителе. Им бы смириться с этим казусом, но, как говорится, полезли в бутылку, стали размахивать удостоверениями и качать права, угрожать работникам милиции. Кто такое потерпит.

Этот случай получил широкий резонанс, попал в доклад Щербицкого. В результате журналисты были уволены из редакции. Но еще долго на конференциях, совещаниях, пока кто-то не «отличился» в другой области, за уши вытаскивали эти факты. Неприятно было слушать, когда из-за нескольких человек, совершивших проступки, страдает политическая и деловая репутация партийной организации, ее руководителя.

Я это к тому, что нам нет резона поднимать шум по поводу инцидента. Пусть, как говорят, и овцы будут целы и волки сыты. А ты после этого случая меньше покровительствуй Калачу, не давай поблажек, а то с ногами заберется на плечи. На время служебного расследования отстрани ревнивца от обязанностей начальника, лиши права ношения табельного оружия. От греха подальше. А то ведь взбредет в голову застрелить Слипчука, жену или сам сведет счеты с жизнью. Контролируй и строго спрашивай за работу.

– Ясно, Виктор Сергеевич, будет сделано. Теперь мне понятно, почему в партийной среде популярна присказка: «Макарец – мудрец», – польстил генерал.

– Я слышал и другую: «Макарец – удалец», – не без гордости сообщил Виктор Сергеевич. – Приятна такая характеристика. Но боясь, что, как о Василии Ивановиче Чапаеве, начнут сочинять и травить пошлые анекдоты.

– Для этого, по меньшей мере, надо стать героем гражданской войны и иметь такого летописца, как Дмитрий Фурманов, который бы прославил…

– и ославил, – на свой лад продолжил первый секретарь обкома и признался. – Чтобы не потерять друзей, а соперников превратить в союзников или нейтрализовать, я следую принципу: не навреди себе и другим. Однако некоторые завистники не ценят добрых порывов моей души, суют палки в колеса, норовят подложить свинью, напакостить.

– У меня тоже недругов хватает, но я уверен, что победит не сильный, а умный, – изрек Добрич. – Коль мы сошлись во мнении, то предоставим Калачу последний шанс на исправление. Если сурово накажем, уволим из органов МВД по отрицательным мотивам, то сразу же встанет вопрос о лишении специального звания, что является прерогативой министра МВД УССР или СССР.

Тогда информация обязательно дойдет до Щелокова, Щербицкого и министра МВД Украины Гладуша. Председатель КГБ Юрий Андропов постарается ее использовать в противоборстве с Николаем Анисимовичем. Вот как далеко с непредсказуемыми, но тяжелыми последствиями, может зайти дело.

Докатится и до Брежнева, которому при его слабом здоровье лишние волнения и переживания противопоказаны. Неизбежно нашествие разных комиссий, что парализует работу и, как итог, полетят не только погоны. Виктор Сергеевич, нам это с вами надо? – поставил вопрос и сам же ответил. – Нет и еще раз нет, потому, что из вышестоящих и партийных, и милицейских инстанций последуют оргвыводы с неизбежными взысканиями. Они могут сыграть свою зловещую роль в карьере при рассмотрении наших кандидатур на более высокие должности.

– Алексей Павлович, вы – стратег, – похвалил Макарец. – Хорошо разбираетесь в тайнах бюрократической машины.

– Жизнь всему научит.

– Надо бы предупредить нашего генерала госбезопасности, чтобы не информировал, свое начальство в Киеве и Москве о ЧП, – первый секретарь обкома тут же по телефону прямой связи позвонил начальнику управления КГБ и попросил:

– Николай Иванович, не давайте ходу информации об инциденте Калача со Слипчуком. Сами разберемся и строго накажем нарушителей.

– Так точно, Виктор Сергеевич! – согласился генерал, памятуя, что благодаря протекции Макарца занял высокую должность и вскоре получил генеральские погоны, мундир с лампасами.

– Что будем делать с майором?

– Я размышлял об этом. Переведу его в другой районный отдел милиции.

– На какую должность?

– Естественно с понижением, но на командную, не рядовую, должность. Он все же майор с высшим юридическим образованием, – произнес Добрич.

– Добряк ты, однако, а нужна твердая рука.

– Когда надо, пускаю в дело кнут, – возразил генерал. – Но сейчас лучше мягкий вариант. Он будет возможен, если потерпевший Слипчук не обратиться с заявлением в прокуратуру или в партийную комиссию о факте избиения. Если будет возбуждено уголовное дело, то уже на стадии следствия я вынужден буду ходатайствовать об отстранении Калача от должности начальника милиции. А при аресте и осуждении неизбежно увольнение из органов внутренних дел. Такой печальный пасьянс.

– С Александром Петровичем проведена соответствующая беседа, – сообщил Макарец. – Несмотря на ненависть к обидчику и жажду мести, он здраво рассудил, что не в его интересах устраивать судебный процесс, который обязательно привлечет внимание общественности и средств массовой информации, газет, телевидения, информагентств, радио. В процесс будут втянуты женщины, ведь причиной конфликта, пусть даже косвенно, является интимные отношения и ревность. Поэтому писать заявление в прокуратуру и комиссию партийного контроля он не намерен. А вот по партийной линии Калач получит взыскание.

– Насколько оно будет строгим? Спрашиваю не ради праздного интереса. От этого зависит назначение на ту или иную должность? – пояснил начальник УВД облисполкома.

– Я не экстрасенс, не астролог, – усмехнулся Виктор Сергеевич. – Решение за членами комиссии партийного контроля.

– Благодарю за понимание и разумный выход из сложной, нештатной ситуации, – произнес Добрич, поднимаясь со стула. – Не смею отнимать у вас драгоценное время, злоупотреблять доверием.

– Алексей Павлович, проработай, пропесочь ревнивца, как следует. Пусть смирит свою горячую кровь и пыл. Предупредите, что при повторном инциденте пощады не будет. За уголовные деяния загремит на нары.

– Может его пригласить, чтобы не томился в приемной?

– Нет, достаточно общения. Лишь из-за наших добрых, доверительных отношений я сделал снисхождение. К тому же нецелесообразно публично выносить сор из избы на потеху нашим конкурентам и завистникам. Сделаем это осторожно и аккуратно. Ничто не должно подмочить репутацию партийных органов и тружеников нашего благодатного края, – подвел черту под разговором первый секретарь обкома.

Макарец искренне, а не ради приличия, крепко пожал руку генерала и Добрич вышел в приемную, где его поджидал сумрачно-озабоченный Калач. Они вышли в коридор и Алексей Павлович сообщил:

– Гроза миновала, но ты не слишком обольщайся. Охлади свой пыл, я за тебя отвечаю головой и погонами. Слипчук вроде бы не намерен раздувать скандал, заявлять в прокуратуру. Но он страдает от увечий и поэтому подвержен перемене настроений. Вдруг решит, что на его карьере крест и задастся целью тебе отомстить. Обратиться в ЦК партии или в газету «Правда» и тогда большой скандал гарантирован. В случае следствия и суда твои шансы на оправдание ничтожны.

– Я в этом не сомневаюсь, – отозвался Вячеслав Георгиевич.

– Поэтому веди себя максимально осторожно, тихо. Не вздумай напиться и учинить очередную глупость. Во второй раз на мой спасательный круг не рассчитывай. Я тоже не всесильный, с трудом убедил Виктора Сергеевича в том, что ты глубоко сожалеешь об инциденте.

– Спасибо, товарищ генерал, Алексей Павлович. Я ваш должник, – положа руку на сердце, произнес майор.

– Хотя на чужой роток не накинешь платок, но постарайся пресекать среди сотрудников отдела слухи и наветы об этом случае,– велел начальник УВД. – Мы должны блюсти авторитет советской милиции и каждого ее работника.

– Так точно, товарищ генерал! – ответил Калач. Шум вокруг инцидента вскоре затих. Вячеслава Георгиевича освободили от должности, по партийной линии объявили выговор и, благодаря протекции Добрича, перевели на службу в Джанкой.