Читать книгу Кирзовая сумка - Владимир Андреевич Бердов - Страница 11

Небольшой домик на веселом пригорке мать купила у Леоновых на пастушьи деньги. Спустишься по траве-конотопке вниз, и ты у реки с чудным названием Балахлей. В засушливое лето этот участок не так многоводен, и через него запросто можно было перебросить коробок спичек. Но через сотню метров, ближе к Чухиному омуту, река набирала силу. Тут же, у пригорка, словно разглаживая длинные водоросли, впадала маленькая речушка с не менее экзотическим названием Басарга, которую и вовсе можно было преодолеть одним прыжком.

На вид она вроде и тихая, но по весне, напитавшись талыми водами, раздавалась вширь и угрожала огородам многих сельчан. Но главная тревога в половодье все же исходила от Балахлея.

Однажды обе речки будто сговорились, и случился такой мощный разлив, что мы, междуреченские, с неделю не ходили в школу. От водной стихии тогда пострадали большие и маленькие мостики. Выручал местный рыбак дядя Митя Москвин. Он снаряжал свою просмоленную лодку и наиболее отчаянных переправлял в магазин за продуктами.

Иногда он выполнял просьбы учителей и привозил нам домашние задания. Но до них ли было, если в лесу пошел березовый сок, а взрослые, просачивая наметками мутную воду, таскали щук, чебаков, окуней. Увязывались за ними и мы, чтобы на кострищах Каролишки приобщиться к артельной ухе.

Не особо-то горевали по школе междуреченцы Ванька Китаев, Пашка Пегов, Митька Кармацкий, Ванька Бердов. Правда, был в этой компании еще Иван, и тоже Бердов. Чтобы их не путать, одного прозвали по имени матери: Ванька Дунин. В учебе он преуспевал и статус отличника не позволял ему расслабляться.

Эти парни были постарше меня и моих приятелей Кольки Демьяновича, Сашки Упорова, Вовки и Тольки Кармацких лет на пять-семь и уже познали курево, самогон и азарт картежной игры.

Затейником и заводилой у них в этом деле был Ванька Китаев. Анекдотов и забавных приключений он знал великое множество да к тому же обладал природным даром рассказчика. Бывало соберутся где-нибудь на задворках покартежничать – и Китаев начинает травить. И какая уж тут игра – побросав карты, парни со смеху катаются по траве. А он лежит, опершись на руку, и невозмутимо поковыривает былинкой в зубах. Когда публика разряжалась, Ванька, чуть улыбнувшись, продолжал: «Ну что, продри..?! – дальше будет покруче». И, оглядевшись, нет ли поблизости «мелюзги», вроде нас, выдавал анекдот с перчинкой.

В годы моего детства сельские улицы еще не имели наименований и прозвище к этой окраине Кротово – как ни странно, прижилось не от большой реки, а от Басарги.

«Ты где живешь? – За Басаргой».

«Куда по грибы пойдем? – За Басаргу».

Или: «За Басаргой у Каролишки все перепахали, и скотину негде пасти».

Человек уже побывал в космосе, а у нас все еще не было электричества. И печки некоторые экономные хозяйки растапливали соседскими угольками. Занять кусок мыла, щепотку соли или сахара, перехватить «до завтрева» хлеба было в порядке вещей, и ни кем из соседей не осуждалось. За Басаргой был подходящий типаж для сьемки дореволюционного кинофильма: некоторые дома стояли под экзотической дерновой и берестяной кровлей. Вместо большака шла торная дорога, покрытая густой и теплой пылью. Машины по ней ходили крайне редко, но когда вечером прогоняли с пастбища скотину, облако чернозема долго висело над дорогой, словно не стадо прошло, а колонна танков.

Но, несмотря на отсутствие цивилизации, жить в междуречье мне нравилось. Здесь практически все знали друг друга поименно, а двери домов закрывались на замок только в случае дальнего отъезда. Собаки и те принюхались и не гавкали на ближних соседей, и только петухи никак не могли сговориться и «сверить» часы.

И все-таки мне не давало покоя столь загадочное название Басарги. Познав на уроках истории некоторые факты татаро-монгольского нашествия, я фантазировал:

«В конце 16 века, в один из жарких летних дней, полчища хана Кучума, преследуемые дружинами Ермака, остановились у небольшой речки. Хоть и не широка она была, но коню перескочить ее не под силу. Чтобы удостовериться, один из ханских нукеров разогнал своего скакуна, но на выходе на другой берег конь не дотянул и завалился. Отряхиваясь от тины, всадник сердито выругался: «басарга!». И тогда главный воинский начальник приказал конникам выпить неприступную речушку до дна. После того как полчища Кучума осушили бедную речку, вытоптав до последней травинки берега, она долго болела. Маленькие лесные ручейки и роднички «вылечили» ее, и после весеннего снеготаяния она вновь набрала прежнюю силу. А от сердитого ругательства татарского воина пошло ее название «Басарга».

…За Басаргой уже весна,

Черны снега, и небо сине.

Оно, раскинув облака,

Лежит на крышах послезимних.

Поют залетные скворцы,

И лужицы блестят на солнце.

Вот – вот появятся птенцы

И в избах распахнут оконца…