Читать книгу Русский флибустьер - Владимир Андреевич Жариков - Страница 3

Крещенские морозы в тот год трещали недолго. Ветер с юга принес оттепель и сильный снегопад. Анастасия сидела у окна и занималась рукоделием. За окном плавно и медленно к земле опускались легкие и ажурные, словно вытынанка, снежинки. Анастасия плела кружевную накидку. Ее рука ловко вращала коклюшку, палец другой руки придерживал нить, и узоры плелись тонкие, ровно как снежинки за окном. День близился к сумеркам, в светлице становилось темнее, но Анастасия не зажигала свечей, щурилась, стараясь продолжать работу при дневном свете.

В светлицу вошел Афанасий Силыч, отец Анастасии. Афанасий был вдов, жена его Аграфена померла десять лет назад, а новой спутницей жизни он так и не обзавелся – не хотел мачехи для любимой дочурки, в которой души не чаял. Афанасий встал за спиной Анастасии, полюбовался её работой, кружевным узором.

– Лепо плетешь, доченька, – похвалил он. – Прям как мастерица настоящая.

– Ой, скажешь, тятенька, так уж и мастерица – поскромничала Анастасия. – Мне бы еще вот такой нити серебряной.

– Будет, – и, покашляв, добавил: – Тут нарочный проезжал из Москвы по царским делам. Грамоту вот просил тебе передать.

– Где?!

От неожиданности Анастасия выронила коклюшку, та, кружась и разматывая нить, по подолу платья скользнула на пол.

– Плясать, что ль, тебя заставить? – усмехнулся Афанасий, поглаживая на груди окладистую бороду. – Ладно, на!

Он протянул ей сложенную вчетверо, запечатанную сургучом бумагу. Анастасия взяла ее, сломала печать и, придвинувшись ближе к окну, стала читать. Афанасий поглядел на нее, качнул головой и, решив не мешать, вышел за дверь.

«Дорогая моя Анастасия! – говорилось в письме. – Вот я и устроился в Англии. Учусь морскому делу в навигацкой Академии. Покамест изучаю теорию: при каком ветре какие ставить паруса, да как маневрировать, еще учу, как по солнцу или по звездам найти на карте место, на котором сейчас корапь. После Пасхи пойдем в поход учиться на практике. А живу я в семье моего однокашника, Майкла Ирвина. Дом его в Лондоне, в аглицком стольном граде. Язык ихний я уже хорошо разумею – покуда в Воронеже были, да к Москве ехали, господа корабельщики Джон Ден и Осип Най меня обучали.

Прибыл я в Англию, почитай, к Екатеринину дню, а занятия в навигацкой Академии шли уже полным ходом. Но отец Майкла, Роберт Ирвин, с коим наш государь в большой дружбе, поручился за меня, и меня приняли. Сам Роберт Ирвин – дипломат, это что-то вроде нашего дьяка посольского приказа.

А живут тут люди неплохо, только сыро на улице и зимы как у нас не бывает, дожди лишь, да туманы. Говорят они, что снег ежели на Крещение выпадет, то к Сретению уже и растает. Улицы у них камнем вымощены, а на улицах грязь. Все помои и мусор, что в доме собирается из окна на мостовую выкидывают. Крысы бегают, да кошки бездомные. Черных кошек не любят они и боятся. И бань здесь нет, я-то к бане привыкший, а тут они раз в месяц моются. В корыто теплой воды слуги натаскают и вся семья в этой воде, не меняя ее, моется. А семья у них: мистер Роберт и жена его миссис Сара, и Майкл, и два брата его меньших Том и Джек, а теперь вот и я. А белье стирают тоже раз в месяц, слуги стирают со щелоком в холодной воде, а сохнет белье долго очень, потому как сыро и холодно. Печей у них нет, только камины. А камин пока горит, так греет, а погаснет – и нет тепла.

Вот так здесь и живем. Месяц прошел, как я тут, по дому, конечно, скучаю, а больше всего по тебе, моя милая Анастасия. Снишься ты мне еженощно, моя звездочка ясная.

На сем закругляюсь я, передавай поклон своему батюшке, Афанасию Силычу, а моим родным я отписал уж отдельно.

Любящий тебя Петруша».

Анастасия два раза перечитала письмо и прижала его к груди. Не забыл ее на чужбине суженый, и любит.

Тем временем в нижнем течении Дона при впадении в него Иловли, где река-Дон делится на два рукава, в Паншин-городке звенели пилы, стучали топоры. Ломовые лошади, запряженные в сани, тащили сюда длинные сосновые стволы, мужики на пилораме распускали их на доски, кузнецы ковали скобы и гвозди, дымили котлы со смолой, сучились канаты. На стапелях к кильсонам прилаживались штевни и шпангоуты. Кипела работа на паншинской верфи – строились сразу четыре линейных корабля: «Крепость», «Скорпион», «Флаг» и «Звезда» для Азовского флота.

После взятия крепости Азов в 7204-м (1696) году русское государство получило выход к Азовскому, а стало быть, и к Черному морю. Это облегчало торговлю с Европой, поскольку северный порт Архангельск мог принимать купцов четыре-пять месяцев в году. Однако Черное море неспокойно. И не только штормами грозно – купеческие караваны требовали защиты и от разбойников-пиратов, и от недружественного Крымского ханства, да и от всего Османского государства, хозяйничавшего на Черном море. Для этого и строились военные корабли.

Мореходство досель не ново было для Руси. Еще в 6415-м (907) году князь Вещий Олег со своим войском переплывал на ладьях Понт Эвксинский и шел на Царьград. Однако теперь для ратных дел на море ладьи, да струги не годятся. Нужны большие корабли с мощной артиллерией и чтоб две роты солдат могли взять на борт – такие как у голландцев, да у французов, у испанцев, да у англичан. Вот и озадачился царь Петр постройкой нового русского флота. Великие перемены ждали древнюю святую Русь.

В конце марта, по самой распутице, государь вновь спешил из Москвы на воронежские верфи. По весеннему половодью там планировался спуск на воду кораблей Азовской флотилии. Англичанин Осип Най, некоторое время по делам бывший в Москве, и на этот раз ехал с ним, а Джон Ден, увы, скончался зимой от приступа грудной жабы. Петр по дороге пожелал опять навестить воеводу Авдеева. В тот день в гостях у воеводы был купец Афанасий Струнин с дочерью Анастасией.

– Чем торг ведешь, купец? – поинтересовался царь.

– Дык… – от робости перед государем Афанасий замялся. – Всем понемногу. Медами и пенькой, и смолою, и дегтем.

– Пьенька нам ошень нужен, – заметил англичанин. – Для такелаж, для канат пьенька много нужен. И деготь нужен, и смола…

– Что ж, купец, – Петр посмотрел в глаза Афанасию. – Цену втридорога не ломишь?

– Как можно, государь!

– Ну, вот тебе и поставщик! – обратился царь к Осипу, а потом повернулся к воеводе: – А твой сын как вернется из Англии, немедля пусть на верфь отправляется. Отыщет там капитана Петера фон Памбурга и останется у него под началом. Коли на верфи его не найдет, пусть в Таганрог скачет. В экипаж «Крепости» его назначаю вторым штурманом. Я сейчас письмо с рекомендацией напишу. В поход пойдет, в Константинополь.

А потом Петр Алексеевич повернулся к Анастасии:

– Ну а ты, красавица, кем будешь? Уж не зазноба ли тезке моему?

Девушка зарделась.

– Сколько годков тебе?

– Шестнадцатый миновал…

– Ну, вот и славно. Вернется твой милый из турецкого похода, и свадебку сыграем!

Петруша приехал в родные места на Ивана Купалу. И батюшка Антип Прохорович, обняв сына, сразу же поведал ему о царском повелении, вручил письмо к фон Памбургу. Однако пару деньков Петруша решил передохнуть дома, в родимой речке Сосне искупаться, но первым делом, конечно же, повидаться с Анастасией.

Милые встретились на своем заветном месте под сосной на берегу реки.

– Долго ж я ждала тебя, родной мой, – сетовала девушка, – а ты снова в путь.

– Так не по своей воле, милая Настасьюшка! А ослушаться царского веления не вправе я. На службе я теперь. Но не грусти. Дай бог по весне из Турции вернемся, так и повенчаемся с тобою… Жарко-то как! Пойдем-ка лучше к реке, искупаемся!