Читать книгу Чёрный квадрат с махоньким просветом - Владимир Арсентьевич Ситников - Страница 2

Долго ли собраться студенту на пленэр? Вылинявший заплечный мешок всегда наготове. Мольберт заряжен тюбиками с красками, а провиант мамочка заготовила. Свитер, куртка, сапоги для путешествий по утренней росе, тоже ждут его. Всё на мази. Хватит времени у Антона ещё и свою красотулю Светку увидеть, обрадовать вестью, что Николай Осипович портрет купальщицы похвалил.

И вот теперь они, взявшись за руки, шли по улице Казанской. У него болтается жеребячьим хвостом на затылке кисть волос, схваченных резинкой. Это Светка их так стянула. Пусть все видят, что парень у неё не просто чувак, а художник. А у самой волосы каштановой волной. Ему нравилось, что у неё такие красивые волосы, и взмахивала она ими гордо. Ну и то, что Антон – творческая натура, подтверждают мазки оранжевой краски на джинсах – напоминание о Светкином купальнике с портрета.

Светка гордилась, что в кулинарном колледже учится не просто на повара по первым блюдам или кашам, а на кондитера. Станет мастерить тоже, считай, произведения искусства – торты и пирожные. Разве у такой симпатяги может не получиться самый зазвонистый торт, годный для выставок и презентаций. Да и сама она в оранжевых шортиках в обтяжечку – вроде тортика: фигурка, что надо, и обворожительные полненькие ножки, уже позолочённые загаром. А глаза… Наверное, таких красивых глаз, как у Светки, в их Крутогорске нет ни у одной девчонки. Во всяком случае в этом был убеждён Антон.

А Светке было радостно, что благодаря ей получился у Антоши портрет, где она красавица из красавиц. Когда откроется по итогам пленэра выставка студенческих работ, конечно, все ойкнут и ахнут, увидев её необыкновенный портрет.

На радостях заглянули в музей шоколада, недавно возникший в их городе. Угостил Антон Светку горячим шоколадом. Редкостный деликатес! Он и сам-то его пробовал первый раз. А Света заявила, что обожает горячий шоколад. Видать, заглядывала сюда не раз.

Теперь Антон любовался ею, тем, как ловко и красиво она держит фужер с шоколадом, какая врождённая аристократичность угадывается в ней. А ещё поразило его то, какая современная, без предрассудков, его Светка.

Когда им удалось остаться вдвоём у неё в квартире, он, робея, поцеловал её в щёку. Она удивлённо спросила:

– Ты что ни разу по-настоящему не целовался? – и впилась губами в его губы. Даже дыхание перехватило, так она вцепилась в него. Вот как надо!

А когда Светка у неё дома, представ перед ним в халатике, распахнула его полы, он, ослеплённый её наготой, оробел. Но поняв всё, обнял её и начал судорожно срывать халатик. Она сама его скинула.

– Ты что ни разу, что ли? – удивилась она его робости и неумелости. Ой, Светка, Светка… Она, оказывается, всё знала и умела. И он ощутил чувство смущённой благодарности за то, что она так легко помогла ему постичь то, о чём мечтал он, думая о девчонках. И опять он был удивлён Светкой.

После этого и пришла в голову мысль нарисовать Светкин портрет в купальнике.

На улице было знойно. Даже на асфальте, как на пластилине, отпечатывались каблуки. Неплохо было бы завернуть на городской пляж и окунуться. Светка была не прочь покрасоваться в купальничке и ещё раз ухватить загар.

Конечно, по дороге Антон не забывал целовать свою неотразимую натурщицу. Она делала вид, что не довольна уж очень неудержимым в ласках своим поклонником.

– Ты что хочешь, чтобы у меня губы раздулись, как у Маши Распутиной?– с упрёком спрашивала она.

А у него была заготовлена для оправдания возвышенная и резонная фраза:

– Это преступление – не целовать тебя. Ты такая, – и не находя слов, крутил пальцами в воздухе.

После моста через реку у спуска к пляжу взвизгнула тормозами и засигналила рядом с ними красивая, модная машина «Мерседес»-55 чёрного цвета. Подумал Антон, что кому-то другому сигналит водитель этой нарядной иномарки, а, оказывается, ему. За рулём сидел никто иной, как бывший одноклассник Мишка Скорев по прозвищу Хаджи-Мурат. Эту кличку придумал ему Антон после того, как Мишка наголо обрил голову и отрастил чёрную бороду. К Кавказу Мишка отношения не имел и вряд ли читал рассказ Льва Толстого, но прозвище такое ему понравилось. Он при встрече скалил теперь зубы, изображая свирепого горца.

Мишка Хаджи-Мурат требовательно взмахнул рукой.

– К нашему шалашу! Вы что в этой болотине бултыхаться собирались?! Поедем на карьеры. Там чисто.

Река к этому времени обмелела и открыла песчаные косы и похожие на оладьи песчаные островки.

Удивлённые тем, что Мишка восседает в машине со своей чувихой Леркой, которую он называл жертвой его обаяния, Антон и Светка устроились на заднем сиденье и пустились расспрашивать, откуда у Мишки эдакая тачка и сколько стоит?

– Много будете знать, скоро состаритесь, – таинственно ответил Хаджи-Мурат. – Предположительно американская тётка Долли отчекрыжила мне миллион долларов.

– На природу хочу, на природу, – застучала босоножками стриженая под мальчика Мишкина чувиха беляночка Лерка. – Лошадей, брат, не жалей, гони скорей.

– На природу, так на природу, – великодушно согласился Хаджи-Мурат и погнал «Мерс», опережая владельцев невзрачных тихоходов. Изображая знающего толк в автомашинах Мишка хвалил «Мерс», говоря, что у него мягкая подвеска и вот их даже на рытвинах не трясёт, а как выглядит тачка – закачаешься.

Лерка, тряхнув объёмистой сумкой, вытащила три коньячные бутылочки, прозванные «мерзавчиками».

– Сухой паёк, – объявила она и протянула по бутылочке Антону со Светкой. – За радости земные!

«Мерзавчики», конечно, были кстати. У Антона со Светкой имелся повод – обмыть портрет, а у Лерки, наверное, в честь приобретённого Хаджи-Муратом «Мерседеса».

Чокнулись «мерзавчиками», глотнули коньяку. У Светки нашлась в сумочке плитка шоколада «Алёнка». Приятно, когда всё складывается так удачливо.

– За расширение кругозора! – выдал умную фразу Антон.

Для Лерки такое угощение выставить – пустяк. Она работает в магазине «Красное и белое», вина там залейся, причём, наверное, по дешёвой цене, а может, и бесплатно. Чокнулись ещё раз и ещё раз глотнули, доломав плитку шоколада.

Мишка перехватил у Лерки «мерзавчик» и тоже пригубил.

– Обидно или нет, – объяснил он свой порыв и разинул рот, чтоб Лерка бросила «на зубок» шоколадный квадратик.

– Ты ведь за рулём, – напомнил Антон. – А то…

– Десятую миллилитра можно, – успокоил его Мишка.

На карьерах – рукотворных озёрах, образовавшихся после выемки песка для изготовления силикатного кирпича, было не так людно, как на городском пляже, а вода и вправду чище, чем на реке. Благодать! Поплавать можно вдоволь, поцеловаться со Светкой над водой и под водой. Песок был здесь сухой и чистый. И день жаркий, весёлый, и настроение отличное. А ещё девчонки-красавицы были с ними.

Лерка, сняв платье, предстала во всей неотразимости. С «жертвы Мишкиного обаяния» можно было писать кустодиевскую «Красавицу», потому что и тут, и здесь, и там у неё ощущалось богатство форм. Мишке нравились девахи в теле. И не только ему, потому что на Лерку косили глаз парни, игравшие неподалёку в волейбол.

Видать, большая убойная сила таилась в налитом бюсте и в сильных леркиных ногах. Но Лерка, кокетничая, заявляла:

– Говорят, смех снижает вес. Расскажите что-нибудь смешное.

«А у меня Светка миниатюрная, точёная», – тщеславно подумал Антон.

– Жизнь даётся один раз и прожить её надо на курорте, – выдала афоризм Светка. А потом, схватив сухую валежину, кем-то воткнутую в песок, замерла в скульптурной позе.

– Девушка с веслом, – крикнула она. Мишка с Леркой захохотали: похоже! Антон вспомнил рассказ Николая Осиповича о том, что позировавшая скульптору Шадру для девушки с веслом прославленная спортсменка Вера Волошина во время войны стала партизанкой, была схвачена фашистами и повешена. Прав был Николай Осипович, когда добавил, что нынешнее поколение из-за незнания смеётся над тем, что должно вызывать слёзы. «Потом обо всём расскажу Светке», – решил Антон, отбросив валежину в куст ивняка.

Лерка, расстелив скатёрку, достала бутерброды и конфеты. Угощайтесь!

Благодать:

– И под каждым ей кустом здесь готов и стол, и дом, – похвалил её Антон.

Видать, Лерка втюрилась в Мишку, потому что, подняв свой недопитый «мерзавчик», сказала:

– За настоящего мужчину, который может за себя постоять и за чужих полежать.

Мишка тоже оказался предусмотрительным. Он захватил с собой карты. Усевшись по-восточному – ноги калачом, стал показывать фокусы. Карты так и летали у него в руках, то превращаясь в веер, то в эдакий картопад, который вновь стекал в колоду. Предлагал Мишка сыграть в очко, но никто, кроме него, в очко играть не умел. Ограничились игрой в подкидного дурака.

Антон всех восхитил, когда кролем сплавал на другой берег озера, преподнёс девчонкам по букету купавниц.

– Чемпион! – похвалила его Светка. Лерка с Мишкой похлопали в ладоши. Лерка сплела из купавниц венок и надела на голову Светке.

– Принцесса, – восхитилась она. Да, действительно, Света была неотразима.

– Ну, так что у тебя за американская тётка? – полюбопытствовал Антон, ложась на песок возле Мишки.

– Ты что поверил? – сверкнув зубами, рассмеялся Мишка. – Угнал я «Мерс» с соседней улицы. Стоит две недели бесхозно. Хозяева, наверное, в Турцию улетели. Вот и я взял взаймы. Сдал на права, а потренироваться не на чем. А как открывать тачку без ключа давно умею.

Вот так сюрприз! Антону вдруг расхотелось купаться и валяться на песке. Ну и устроил Хаджи-Мурат спектакль. За это ведь могут в тюрьму посадить. Угнал чужую машину.

– Да как ты мог? – возмутился он.

– Я говорю: всё замётано, всё продумано, – самоуверенно оборвал Мишка Антона.

Уверял в том, что всё «замётано», Мишка зря. Жизнь внесла поправки в Мишкины расчёты. Хозяйка «Мерса» успела вернуться из Турции в Крутогорск и даже съездила в этот день на реку, чтобы омыть прах турецких дорог и насладиться купанием в пресной воде. Выйдя после обеда, она не обнаружила свою машину и, конечно, подняла хай.

Антон долго лежал на спине, прикрыв ладонью глаза. А сев, изрёк:

– Давай машину оставим около посёлка, а сами поедем на автобусе, – прошептал он Мишке. – Мне ведь на пленэр надо.

– Да ты что? – обиделся Мишка. – Что девчонки скажут. Я обещал Лерке с доставкой на дом. Поспеешь ты на свой пленэр.

Услышав слова о доставке на дом, Светка закричала:

– Меня сразу на третий этаж.

– А меня на первый, – подхватила Лерка, – в деревню Лянгасы.

– На руках занесём, – пообещал Мишка. Не хотел он понимать опасность, которая встревожила Антона.

Девчонки-то, наверное, не догадывались, что у Мишки машина ворованная и всё может кончиться плачевно. Надо сматываться, пока не поздно. Зачем Мишка-то кобенится?

Антон корил себя за то, что согласился ехать на этом самом «Мерседесе». Сразу ведь заподозрил, что вряд ли машина Мишкина.

Сколько раз попадал он из-за этого Мишки впросак. И вот опять попался.

Оставить Мишку с его машиной и девчонками, уйти на автобусную остановку одному, сославшись, что надо к пленэру собираться, но было как-то неудобно и стыдно. Скажут сдрейфил. Слишком явно будет, что он испугался. Да и Светка обидится: оставил её. Все будут кричать, что он трус, что пленэр тут ни при чём.

Расхотелось болтать, травить анекдоты и даже плавать.

Мишка, Мишка – прохиндей из прохиндеев.

Ещё когда учились они в шестом классе и ходили вместе в изостудию к Николаю Осиповичу, придумал Мишка розыгрыш для веселья. Пусть Антошка нарисует карикатуры на студийцев: высоченного Витю Солкина по кличке Каланча, симпатичненькую с длинными косами Соню Чижову, рыжего Андрея Зонова, а Мишка сделает подписи ко всем портретам. Вот будет смеху! Антошка нарисовал студийцев потешными уродцами, а Мишка, похохатывая, сделал подписи. Однако веселья не получилось. Палкин и Зонов, увидев в коридоре эту портретную «галерею», стали показывать Антону кулаки. Разбирались на улице у глухой без окон торцовой стены. Досталось тогда Антошке, а Мишка оказался вроде и ни при чём. Сильнее всех рассердилась на Антошку Сонечка Чижова, которая всегда улыбалась ему. Дрожащими от обиды губами она прошептала:

– Я тебя ненавижу. Такое накарябать!

Конечно, кто обрадуется, прочитав под портретом красавицы с длинными косами надпись: «Корова Му».

Но больше всего возмущения было из-за карикатуры на долгоносого юркого Изьку Клойзнера, хотя получился он вроде смешнее всех – похожим на Изьку – эдаким жучком-долгоносиком. Мишка под этим рисунком написал: «Изька – жид по верёвочке бежит. Как верёвочка порвётся, так и жид перевернётся». Изька, увидев портрет, разревелся. А Николай Осипович страшно рассердился. Позвал Антошку и Мишку в свой узенький кабинетик, где хранил бумагу, краски, холст, и возмущённо спросил:

– Я что вас этому учил, чтоб вы такие паскудные шаржи рисовали?

– Я не рисовал, – оправдывался Мишка. – Я только писал. Антошка стоял, понурив голову. Значит, его главная вина.

– Миша, приведёшь отца, а с тобой, Антон, я дополнительно разберусь, – пообещал Николай Осипович.

Но Мишка отца не привёл и вообще забросил студию. После этого Николай Осипович к Антошке построжал и даже перестал, как прежде, хвалить за эскизы, которые были исполнены лучше, чем у других ребят. А ещё после этого Николай Осипович говорил студийцам о том, что словом и рисунком можно у человека поднять настроение, а можно его морально убить, и надо это зарубить каждому на носу и быть очень ответственным за то, что изображаешь или пишешь.

Но, несмотря на провинность, когда перешёл Николай Осипович на работу в художественное училище, то из студийцев только одному Антошке Зимину предложил поступить туда.

А Мишка «малевание в гробу видел», потому что завлекала его торговля аквариумными рыбками, которых привозила ему из Москвы мать-проводница фирменного поезда «Крутогорск».

В Москве на птичьем рынке стоили эти меченосцы и вуалехвостки копейки, а здесь запрашивал Мишка рубли. Мечталось ему на рыбках сделать капитал, чтобы купить гитару и создать оркестр, который на всяких юбилеях и корпоративах будет заколачивать крутые денежки.

Скатил он всех рыбок конкуренту, когда узнал, что открылся зоомагазин и там рыбок полным-полно. Стал подрабатывать Мишка на автомойке. А потом нашёл занятие ещё выгоднее.

Был он на выдумки горазд. Дед у него гнал самогон. Канистра с зельем стояла в ванной комнате. Отправляясь мыться, Мишка наливал самогонку во фляжку, а в канистру добавлял столько же воды, рассчитывая, что дед не догадается о Мишкиной проделке. В конце концов самогон так обессилел, что деда приятели-старики подняли на смех, когда он притащил в компанию и стал расхваливать доморощенный «первач».

Мишка со своей фляжкой спускался в овражек, где обычно собирались кореша. Зарядившись зельем из фляжки, совершали набеги на ближние сады, чтобы нарвать зелёных яблок, натеребить красной черёмухи или крыжовника. Потом опять веселились в овражке, вспоминая опасный набег. Но самым главным для Мишки был сбор всяких железяк, которые складировал он за домом в зарослях репейника. Чего только не притаскивали взбодрённые Мишкиным самогоном кореша. Даже крышки от уличных канализационных люков прихватывали, чтоб заслужить Мишкино расположение. А Мишке это надо было для того, чтобы заработать на металлоломе бабло.

Однажды Антошка так наугощался Мишкиным зельем, что явился домой пошатываясь. Впервые мама Тося натеребила его за волосы и так расплакалась, что Антошка сам заревел и поклялся, что больше пить никогда не будет.

– Доведёт этот Мишка до беды, – вздыхала мать.

Антон перестал спускаться в овражек, где устраивал Мишка пиршества. Да и став студентом художественного колледжа, почувствовал себя Антошка серьёзным и почти взрослым человеком. Не до детских проказ. Да и времени свободного вовсе не стало.

Но вот опять попался он в Мишкину сеть.

Антонова мать Тося – Антонина Ильинична семью Мишкину и Мишку знала. Дома были рядом. Мишка любил выпить. Выпив, задирался, лез в драку, но не дрался. Ему нравилось, чтоб у него висли на плечах, уговаривали, а он хорохорился: «я да я». Как-то объяснил Антону:

– Знаешь, почему я задираюсь? Слабых всегда бьют. Я показываю, что могу врезать. Я и курить поэтому стал, и материться. Знай наших. Силу уважают. А ты – тихоня.

– Ну и пусть, – обидевшись, сказал Антон. – Это ведь показуха, а не храбрость.

– Как сказать, – не согласился Мишка.

И вот сейчас, на карьерных озёрах, понял с тоской Антон, что опять попал впросак, из которого надо как-то выбираться.

Досидели до вечерних длинных теней. Уж народ с пляжа убрёл по домам.

– Так ведь нас поймают, – опасливо сказал Антон, когда шли к машине.

– Не бзди. Мы потемну проползём и я поставлю «Мерс» где-нибудь в тихом месте, – пообещал Мишка,

Девчонки, переодевшись в машине, рассматривали какие-то побрякушки.

– Клад, – кричала Лерка, надевая на шею цепочку. – Это американская бабушка послала.

Светка рассматривала сверкающие зеленью серёжки.

– Золотые. Я о таких всю жизнь мечтала, – восторгалась она серьгами.

Откуда взялась эта косметичка с украшениями, Антон не знал. Наверное, из бардачка.

– Ну вы положите обратно. Чужое ведь, – возмутился он.

– Пусть порезвятся, – вступился за девчонок Мишка. – Успокойся. Всё будет о кей. Сиди. У меня всё просчитано.

– Положим на место, положим. Только примерим, – обещала Светка, разглядывая себя в зеркальце с приложенными к ушкам серёжками.

Хаджи-Мурат схватил косметичку.

– Всё ссыпаем обратно. Дядя против. Ты ведь против, дядя Антоша?

– Против, – пробурчал Антон.

– Он ничего не понимает, – возмутилась Светка, но цепочку и серьги сунула в косметичку.

– Старших надо слушаться, – назидательно одобрил Мишка и, застегнув косметичку на молнию, бросил, показалось Антону, не в бардачок, а в просторную Леркину сумку. А, может, и нет. Ведь уже плохо было видно.

Мишка и на этот раз был не так прост и честен. Он не собирался ставить машину на место, откуда её угнал, и даже в переулок перегонять не думал. Развезя девчонок и высадив Антона, намеревался он поехать к владельцу чёрной авторазборки, чтобы продать «Мерс» на запчасти. Правда, дадут за машину мизер, но всё равно немало. Тогда он купит себе подержанную «девятку» или «Рено».

В город въехали в полумгле, когда легко можно было замешаться в непрерывной череде машин, возвращавшихся с дач и пляжей. «Хоть бы удалось Мишке проскочить в тот переулок, где хотел он поставить авто», – с замиранием думал Антон.

Вроде благополучно миновали стационарный пост ГАИ на въезде в город. Антон облегчённо вздохнул. Но как раз такого благополучия надо было опасаться, потому что дежурившие на посту гаишники сообщили о том, что чёрный «Мерседес»-55 под заявленным номером проследовал к новому мосту.

Лерка, видать, была не только практична, но и догадлива. Увидев на повороте полицейскую машину с мигалками и гаишника с жезлом, крикнула Мишке:

– Останови!

Тот, развернув машину, помчался в обратную сторону. Пришлось притормозить около красного светофора возле церкви. Лерка и Светка, воспользовавшись остановкой, выскочили из машины и бросились в проулок.

Около автозаправки «Мерсу» преградила дорогу полицейская машина. Антону захотелось выскочить и умчаться в темноту, как сделали это девчонки. Но тут было светло. И сзади уже стояла догнавшая их машина гаишников с мигалками. И шёл не спеша к их «Мерсу» высокий гаишник. Откозыряв, он потребовал:

– Предъявите документы.

Хаджи-Мурату предъявить было нечего.

– Пройдёмте, – приказал гаишник.

– И я? – растерянно спросил Антон.

– И ты, – с пренебрежением бросил гаишник.

Побито и пристыженно они поплелись к гаишной машине.

«Какой я дурак, какой я идиот, какой я растяпа», – упрекал себя Антон.