Читать книгу Альфа Центавра. Второе путешествие на землю - Владимир Буров - Страница 17

Часть вторая
Глава 15

Оглавление

Ника Ович никому ничего не сказала, как будто на самом деле была мертвой, а как заведенная сразу полезла на ринг. Тем не менее было определено:

– Разум у нее существовал, ибо она спросила, обернувшись в зал:

– Это бокс или дзюдо? я должна знать, прежде чем начать это мочилово. – И добавила: – Ихкто первый, ты? – она указала на Колчака, лениво раскинувшего в своем кресле в Белом углу ринга.

– Этот, этот, – закивали некоторые, потому что многие были не видны в полутьме, с ярко-освещенной Сцены. И выкинула Ко со сцены вместе с его стулом. И тут же поклонилась благодарным зрителям.

– Совершенно очевидно, – сказал на это Оди, – она дзюдоистка, потому что боксеры после победы не кланяются, а прыгают с поднятыми вверх перчатками. – У Ники, кстати, была только левая перчатка. Несмотря на то, что она никогда не была на Альфе Центавре. Где теперь правая, наверное, никто уже не знает.

Ко то ли из-за испуга, то ли от того, что сильно ударился о судейский стол пополз по нему, но как-то всё-таки догадался, что это не то место, где можно ползать, и почапал на карачках в зрительный зал.

– Вот вам и Штурм Зимнего, – сказал ему вслед опять тот же, пока не определившийся нудист, – он даже не знает, где сей находится.

– Проиграл! – схватилась за сердце Щепка, и отложив своё вязание – в том смысле, что большученный том Копьенетрясова – смотри выше разъяснение почему – встала. – Но не как Давид перед Голиафом, а даже не как благородный Одиссей с Гигантом, а как просто:

– Лист перед Травой. – Она направилась к рингу, а по пути спросила у чапающего Ко, приостановив его на некоторое время:

– Где наша лошадь?

– Дак, а я знаю? – только и ответил Колчак, и пошел дальше. Печальное это было, я вам скажу, зрелище. Сравнимое, пожалуй, только с Апостолом Павлом, когда его выбросили За Город, и оставили, посчитав мертвым. И действительно:

– В городе человек бы постеснялся ползать по улице, у всех на виду на четырех лапах. – Впрочем из неопределенного будущего известно, что такие были, правда делали это в более усовершенствованном по сравнению с прошлым виде, а именно:


– С использованием шарикоподшипников. – Но скорее всего, это были инвалиды, без ног, как минимум, точнее, они настолько были уверены, что у них нет ног, что не могли даже себе представить обратного, и потрудились заказать подшипники под себя. Это вместо ног-то. И оказалось… нет, хуже, хуже. Ноги бог придумал человеку не зря.

– Эх, как побежал! – крикнул кто-то, а скорее всего всё тот же нудист, увидев, что Колчак узнал то место, где сидел до боя, с… теперь он уж не помнил с кем именно. Как Менелай – царь Спарты очень обрадовался, что спит рядом с Еленой Прекрасной, это после похода-то на Трою, где его грохнул Парис на поединке, а точнее, его брат Гектор – по предсказанию Голливуда – аналог древних Мойр. Не зря же Аль Пачино сказал:

– Дайте мне Роль Дурака, и я переверну мир, – наверное это ошибка, скорее всего он сказал просто:

– Получу Оскара, – но в принципе это одно и то же. Удивляет здесь только то обстоятельство, что Мойр было три, а Голливуд в будущем почему-то только один. Почему не удается размножить? Вопрос.

Щепка подняла, брошенное ее будущим мужем Знамя Победы, в том смысле, что правую перчатку, и двинулась дальше, к сияющему, как солнце рингу на сцене.

Далее Кинг Джордж, конь Колчака ее не слушается, не хочет выходить из потустороннего пространства. Тогда она выходит во двор и берет этого коня там, соблазнив, как обычно:

– Яблоком. – В том смысле, что пообещала взять его с собой в Нью-Йорк.

Это не совсем верно, было по-другому.

Во-первых, пресловутый нудист составил ей конкуренцию, но так как ни за что не хотел говорить судейской коллегии своё настоящее имя, запрос его был оставлен без внимания.


– Зовите меня Мяу. – Зал покатывался со смеху, но парень был вполне серьезен, можно было даже подумать, что он вообще лишен улыбки, как древний демон.

– Говорят, бывает и у демонов улыбка, – сказал Амер-Нази своим смеющимся друзьям-партнерам по бизнесу. Имеется в виду, Агафье и Оди. Почему? Была надежда, что после турнира будут премии. А для судей, само собой разумеется:

– Больше, чем у других. – Как фигурально выразился Оди:

– Участников кордебалета.

Итак, ЩеКа сразу бросила ненадеванную перчатку прямо в лицо Нике Ович, и ударила в падении по пяткам. Как выразился нудист Мяу, оставшийся стоять рядом с секундантшей Белого угла Сонькой Золотой Ручкой, и пискнувшей после падения Ники:

– Не встанет:

– Культурологический шок.

– Думаешь? – спросила Сонька.

– Дак естественно, она думала.

– Думала о чем? Что Щепка будет ее сначала приветствовать, прежде чем бить?

– Нет, в последний – перед ударом – моментум Ника Ович увидела будущее, этот Дэмет – удар ее ногой по своим пяткам, и очень удивилась:

– Борьба и Бокс – это я знаю, разрешено, но каратэ – нет. – Тем более это запрещено на нашей территории, да и вообще неизвестно многим.

– Вы Эйнштейн? – спросила Сонька Золотая Ручка.

– Нет, – просто ответил нудист, и по настоятельному требования Агафьи, которая даже привстала из-за стола, сел на свое место в партере.

Ника встала, но Щепка опять ее обманула, бросила в шатающуюся противницу боксерскую перчатку, доставшуюся ей в наследство от будущего мужа, провела Переднюю Подсечку, и перешла на удержание, сказав, между прочим:

– Небось, небось, я тебя отпущу, но только для того, чтобы провести тебе мой любимый прием – Болевой из Стойки.

– В Дзюдо запрещены болевые из стойки, – провякала Ника, но даже не пыталась вырваться из удушающего захвата.

– Умерла! – крикнул, даже поднявшись со своего ложа Одиссей, – кричите: Брэйк.

– Щас! – выразилась Агафья. – Это должен кричать бобик на ринге.

– Где он, кстати? – спросил главный судья. – Опять в буфете?


– Да спит на раскладушке с той стороны ринга, – сказал услышавший их разговор Фрай – секундант…

– А чей, действительно он секундант? – спросил со своего места нудист. И добавил: – Слишком просто все устроено: кто бы ни дрался, а секундант всегда один и тот же. Может он мне нарочно клофелина подольет на полотенце, и я засну как раз в тот моментум, когда девушка придет ко мне в душ благодарить за победу.

– Для того, чтобы, – сказал парень рядом с ним, – надо сначала выпить.

– У тебя есть?

– Да. Будешь?

– Здесь можно? Вроде спорт.

– Можно, ибо это не спорт, а смертельный спорт.

– У тебя что, как обычно: Хеннесси?

– Ты меня с кем-то спутал, друг, я не пью Хени, и знаешь почему? Дорого.

– Тебе дать денег?

– Сейчас, за глоток Хеннесси?

– Я по глотку не пью, за бутылку на двоих.

– Без закуски? Я без закуски даже пиво не пью, – сказал Пархоменко, – а это он сидел рядом… рядом с Котовским, который замаскировался на этом собрании благородных непьющих спортсменов нудистом. – Зачем ты это сделал? – спросил после второго глотка Пархоменко.

– А что заметно?

– Наоборот, нет, хорошо, я бы тебя ни за что не узнал, если ты сам не сказал, что нудист.

– Я ничего такого не говорил.

– Ты сказал Мяу.

– Я? Нет. Если, кто и сказал Мяу, то это только ты Парик.

– Хорошо, хорошо, ты хочешь записаться на следующий бой?

– Да.

– Запишись, грохнешь ее – я выйду.

– Как ты выйдешь, ты уже сейчас заговариваешься, тебе нельзя пить, а ты носишь в кармане целую бутылку Хени. Дай ее мне.

– Нет.

– Почему? Не могу, понимаешь.

– Почему?

– Ты сам заговариваешься.

– Мы уже договорились, чтобы я тебя грохнул во втором раунде? Ты должен, должен продержаться до второго раунда, ты понял?

– Зачем? Ибо… ибо я уложу тебя в первом, скажи только:

– В начале, в конце, или в середине раунда?


– Нет, это ты мне скажи в каком углу тебя положить, в Сонькином, или у этого Фрайера?

– Я агент Фрайера, – признался Пар.

– Нет, точно, или ты просто так думаешь? – спросил Катовский.

– Нет, просто уверен.

– Ну, откуда?!

– Знаю и всё. А откуда не знаю. Ну, ты видел, что сейчас он мне подмигнул?

– Сомневаюсь, с такого расстояния это может быть просто аберрация точки зрения. Цвета глаз даже не различить? Он кто вообще?

– А я помню? Тайный агент вроде из Хермании.

– Что говорит?

– Говорит, что всё в его огромных лапах. Ты видел, какие у него лапастые лапы?

– Он, что пингвин?

– Почему? Он как раз наоборот: пишет книги, а на ринге не дерется.

– Тогда думаю, как раз это ему и придется делать, – сказал Кат.

– Почему? – спросил Пар.

– Так, а здесь всё делается через жопу.

– Это да, но может обойдется. У меня же ж здесь больше абсолютно нет покровителей, отнимут ведь всё, что было нажито непосильным трудом, – он заплакал, уронив лицо своё на опустившиеся руки.

– Выпей еще, – сказал Кат-Мяу, и протянул другу, задержавшуюся в его лапах бутыль Хени. – И да: много у тебя было? Завод, фабрика, али может ты был кулаком на деревне у дедушки? Признавайся, фермер, что ли? – и он заржал, как лошадь, которую к счастью сегодня не повели на мясокомбинат. Впрочем, чему тут радоваться, до завтра всё равно не убежать. Дали бы хоть побольше времени на адаптацию к переходу в мир иной:

– Авось Там действительно лучче.

– Да – нет, че-то неохота, страшно, муторно даже как-то. Так бы и жили здеся, если бы побольше везло.

– Это ошибка: нам везет, – сказал Котовский. – Вот сам подумай, что бы было, если бы не сидел здесь, со мной, не рассказывал сказки про золото и бриллианты – лучше друзья тех, кто их умеет хранить, а валялся на ринге в нокауте? Голова – болит, руки-ноги – парализованы, и за всё это не предполагается никаких премий, нет даже выходного пособия.

– Нет, бывают случаи, когда договариваются. Если ты выиграешь, то мне все равно сорок-то процентов отдадут за это избиение, – сказал Пархоменко.


– А мне тогда чего?

– Чего тебе, мало?

– Дак, естественно. В случае проигрыша скажешь, куда дел мол большой Бриллиант Сириус.

– Я не брал.

– Брал, брал, ибо сказано: если не ты, то кто? Больше некому.

– Тогда другая альтернатива, – сказал Парик: – Это наоборот был мой брилик, а ты, да, я теперь вспомнил, ты его у меня и украл.

– Да ты уже перепил, парень, пора, брат, пора тебя лезть на ринг. Как хговорится: пахать подано – ваша очередь трахаться. Иди, иди, она тебя трахнет, – и Котовский подтолкнул падающего уже с ног друга вперед:

– К славе.

Кто был на ринге они и не видели, так только по логике рассудили:

– Кто-то должен быть.


Щепка как раз пошла на Болевой из Стойки. Но какой-то дурак крикнул из зала:

– Болевые из Стойки запрещены, ибо не русский беспредел, а японское дзюдо, возможно, как плюс еще английский бокс, но не мешать же с первым и вторым еще и третье. Я бы этого не понял, – добавил он. Это был Махно, но по своему обыкновению в женском платье, как лучшем способе маскировки, если позволяет личность. Он не мог допустить, чтобы какая-то Питербурхская Актриска переиграла его любовницу и шпионку Нику Ович. А она ее действительно переигрывала. Более того, некоторые даже кричали иногда из зала:

– Играет, как кошка с собакой. – И даже:

– Как хитрая кошка с глупой собакой. – Более того:

– Как хитрая и злая кошка с тупой и добродушной собакой, не понимающей своей огромной силы.

– Разбудите, наконец, судью, – рявкнул Амер-Нази, она сломает ей руку.

– Наконец ты додумался сказать своё слово, – сказала Агафья.

– Это было надо сказать пять минут назад, – добавил и Оди.

– Так давно? – даже удивился Нази.

Но Лева Задов сам уже это понял, и стоял с чашкой горячего дымящегося кофе, но пока что не на ринге, а рядом, и поглядывал, чуть пригнувшись из-под нижнего каната, как бывало делал Георгий Вицин, пытаясь выполнить сразу две задачи:


– И спрятаться, и показать себя, прикрывшись веточкой. – В том смысле, что предъявлял претензию не только на первое место, но и на второе, а именно:

– Я не только Адам, о чем все знают, но и Ева, напрасно претендующая на личность. – Душу. А какая у нее душа? Так только:

– Футбол, борьба да бокс, – а больше-то ничего нет – Трахаться? И то надо уговаривать.

– А нам это надо? – спросил Котовский Пархоменко, забыв, что друг уже ушел в поход к рингу.

– Стоп, стоп! – сказал громко Лева Задов, – так долго нельзя ломать ей руку, – и полез под канатом на ринг. Но сделать это оказалось не так просто.

– Че, пузо мешает! – крикнула одна приятная девушка из зала. Некоторые, пожалуй, даже многие засмеялись.

Из-за этих аплодисментов Лева слишком наклонил чашку, и кофе пролилось на ринг. Он допил последний глоток, и рявкнул:

– Меня никто не подсадит?

Агафья хотела ему помочь, как забытая уже Майно жена, но Амер-Нази не разрешил:

– Ты что?!

– А что?

– Ничего да… да… да я лучше сам тобой займусь вплотную.

– Оди, ты свидетель, он сказал, – и Агафья так хлопнула Амера по спине, что даже дым пошел, хотя все понимали: это просто пыль.

– Откуда столько пыли? – удивился главный судья, – я иво только что купил.

– Не думаю, – сказал мудрый Одиссей, – подарили, скорее всего.

– А разница? – удивился Нази. – Или вы считаете, что могли подарить старый фрак. – И даже не поставил знак вопроса. – Ну, я встречу того духа!

– Забыл, кто подарил?

– Ты что ли?

– Я барахло не дарю.

– Хорошо, подаришь мне…

– Сына или дочь, или обоих вместе?

– Подаришь мне Бриллиант Сириус – женюсь.

Одиссей схватился за сердце, а Агафья прямо-таки упала со стула.

– Вы что испугались, я не понял?

– Так он же ж был у тебя, – сказала Агафья, – как сказал бы незабвенный Василий Аксенов, обратившись к Чехову по поводу пропавшей во время секса с Дамой собачки.

– Он шутил, – наконец со вздохом сказал Одиссей.

– Нет, я с собой никогда не шучу.

Но Нази не стал пока заострять ситуацию, понадеявшись от страха, что:

– Конечно найдется.


Пархоменко вылез на ринг, столкнулся с Левой Задовым и провел ему Подхват. Зачем, спрашивается? И что удивительно, он ответил:

– Я хотел размяться перед боем.

Лева хотел сказать, что больше никого судить не будет, и добавил, что наконец нашелся повод жить по Библии. Но тут же передумал, ибо:

– А на что жить? – Пахать и сеять уже не удастся, ибо, ибо:

– Инопланетяне прилетели – каки тут сеялки-веялки? – И так всё будет хорошо. Или – что тоже самое – никогда все равно уже не будет.

Лева полез на Пархоменко, а Нику и Щепку секунданты пока откачивали в углу.

– Она мне сломала руку, – пожаловалась Ника Фраю. На что он ответил:

– Че-то я забыл: ты у меня стажировалась?

Она ответила устало:

– Прости, но теперь я уже ничего не помню.

– Тебе делали болевой на что, на голову?

– Нет, на руку, она же ж как-то связана с памятью. И знаешь почему? У меня руки и ноги думают сами. И, между прочим, не только.

– Что не только?

– Не только руки и ноги, но и вот это, – она приставила локоть к животу.

– Тебе на эту руку делали болевой?

– Да.

– Значит прошла уже?

– Та не, болит и очень. Это сука, скорее всего Инопланетянка с Альфы. Другую я бы давно уложила сама.

– Хочешь, я выйду вместо тебя и уложу ее? – спросил секундант.

– Давай, если разрешат, а я пока посужу.

– Како посужу? Я был секундантом.

– Ну, хорошо по… по… посмотрю просто.

И в итоге вышел Вильям Фрей и Пархоменко. Они узнали друг друга, как только бросили друг друга по два раза.

– Это ты?

– Нет. И знаешь почему?

Альфа Центавра. Второе путешествие на землю

Подняться наверх