Читать книгу Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 2 - Владимир Де Ланге - Страница 5

– Люди добрые, что же это на свете делается?! Скромницей прикидывалась, а сама змея подколодная!.. Буржуйка недобитая! Разрази её громом в три погибели!.. Да таких людей без суда стрелять надо! Сдохнуть бы тебе в одночасье, чтоб честных ты не порочила. Бог всё видит! От него не спрятаться за шторой!

Как ни странно, но эти проклятия относились именно к Вере, которая и впрямь пряталась за шторой, от страха забившись в самый угол дивана. Она слушала выкрики обезумевшей женщины и боялась даже пошевелиться, а о том, чтобы выглянуть в окно, не было и речи.

Окно в зале было надёжно закрыто на щеколду и зашторено тяжёлыми оранжевыми шторами, но разве шторы спасут от проклятий прежде такой милой соседки?

В тот послеобеденный час во врачебном доме не было никого, кроме Веры и разбушевавшейся Аллочки Ильинской.

Вера пришла домой раньше обычного времени, потому что она была беспартийная, а беспартийных после открытого партийного собрания отпустили на час раньше окончания рабочего дня. На этом открытом партийном собрании разбиралось персональное дело коммуниста Ильинского.

После короткого затишья под Вериным окном опять раздались быстрые шажки и вновь зазвучали выкрики, проклятия и ругательства на чём свет стоит. Когда от крика у Аллочки сорвался голос, она опять куда-то убежала, а Вера смирно ждала её возвращения, от проклятий не спрячешься.

Когда домой стали возвращаться соседи, Аллочка немного успокоилась, но и тогда Вера не посмела выйти из укрытия, чтобы разузнать обстановку, сложившуюся за последний час.

Имела ли Аллочка Ильинская специальный дар проклинать людей или нет, никому знать не дано, ибо есть вероятность, что этим даром обладает каждый человек на земле.

Странно то, что злые пожелания человека входят в реальную жизнь его жертвы, которая им не сопротивляется, заранее принимая свою обречённость.

Аллочка ушла домой, а безутешные слёзы по будущему горю бежали по щекам Веры, потому что она сунула свой нос куда не следовало бы.

Что же такое произошло, что Веру так возненавидела добрая Аллочка, которая ещё вчера безуспешно пыталась угостить маленькую Катюшу ядрёной морковкой из своего огорода?

У семьи Лебедевых к тому времени тоже имелся огороженный участок земли, который и огородом было бы назвать стыдно. Ещё по весне туда заскочили прожорливые козы и сжевали всю ботву на грядках, поэтому морковка уродилась толщиною с мизинец, но отличалась сладостью.

В последние дни трёхлетняя Катюша приловчилась перед ужином бежать в огород со своим плюшевым зайчиком в руках, чтобы накормить его дарами природы. Девочка с усердием выкапывала детской лопаточкой морковку, мыла её в ведёрке с дождевой водой и потом радостно грызла этот жёлтый корнеплод за себя и за зайчика. Вере нравилось, что её дочь предпочитала свою морковку морковке доброй Аллочки, но теперь Аллочка сделалась настоящей злой фурией.

А началась эта история, которая принесла горе в Верину семью, ещё по весне, когда у Аллочки Ильинской открылись глаза на супружескую неверность мужа, главного врача районной санитарно-эпидемиологической станции, а по-простому – СЭС.

Справедливости ради, обманутая женщина собственноручно написала письмо в партийные органы, обвинив супруга, коммуниста Анатолия Ильинского, в моральном разложении, а через полгода в ответ на это письмо состоялось открытое партийное собрание, на которое Веру не приглашали, но она сама пришла по зову совести как председатель профсоюза медработников и как верный в дружбе человек.

На партийном собрании по персональному делу товарища Ильинского, как это ни странно, решалась судьба лаборанта СЭС Раушан, сестры педиатра Розы.

Год назад Вера сделала всё, чтобы Раушан, сестра её подруги и коллеги Розы, распределилась после окончания санитарного факультета в Зеренду, где в СЭС было вакантное место лаборанта, потому что в противном случае Роза бы уехала из Зеренды по месту распределения своей сестры, а этого допустить Вере как райпедиатру было нельзя.

По приезду Раушан в Зеренду сёстрам была выделена благоустроенная квартира в центре села, где часто собирались детские врачи во главе с Верой. Раушан принесла в дружную педиатрическую семью дух студенческой романтики, а Роза подкрепляла это братство приготовлением лапши по-лагмански, для готовки которой не требовалось много мяса.

В последние годы развитого социализма свежее мясо становилось дефицитом для большинства населения района, не имеющего своего хозяйства.

Выйдя на работу в Зерендинскую СЭС, по стечению обстоятельств Раушан заняла под лабораторию ту самую комнату, которая служила главному санитарному врачу района местом интимных свиданий. Поэтому с началом работы лаборатории Анатолию Ильинскому приходилось встречаться со своими любовницами летом на природе, а зимой – где придётся. Удивляло то, что Аллочка, как его жена, никогда не удивлялась повышенной занятости мужа. Когда он в Новый год отправлялся обследовать санитарное состояние полей под зерновые, то она гордилась его служебным усердием, поэтому встречала Новый год с бокалом шампанского в общении с разговорчивым телевизором.

Живя с Ильинскими по соседству, Вера принимала Аллину позицию в браке как защитную реакцию жены Казановы, ибо только через такую наивную супружескую слепоту можно было сохранить семью.

Когда о похождениях мужа стали говорить в селе открыто, Алла вначале сердилась на сплетников, а потом начала самостоятельное расследование. Однажды она застала своего мужа с другой женщиной и в гневе настрочила письмо в партийные органы с жалобой на аморальное поведение своего супруга, потому что в её понятии коммунист должен быть непорочен со всех сторон!

И через полгода эту жалобу рассматривали на открытом партийном собрании, к проведению которого готовилась общественность больницы и санитарно-гигиеническая служба всей Кокчетавской области. За шесть месяцев Анатолий Ильинский сумел не только полюбовно разобраться со своей супругой, но и отыграться на Раушан, из-за которой его неприглядное тайное стало явным.

Параллельно с этим в коллективе СЭС нарастало недовольство закулисной деятельностью главного врача, а для самой Раушан наступили чёрные дни. Сначала девушка гордо сносила несправедливый гнев своего начальника под сочувственные взгляды своих коллег, и как помочь сестре, ни Роза, коммунист по убеждениям, ни Вера, как председатель профкома медработников Зерендинского района, не знали.

Обе сестры ходили как в воду опущенные, а Вера уже жалела, что уговорила Раушан работать в Зеренде, она даже предложила им уехать на новое место работы, подобру-поздорову, но Раушан отказалась, ибо была девушкой с характером.

– Ну хорошо, допустим, я уволюсь по собственному желанию, а мне в трудовую книжку впишут, что я склочница. Кому я буду нужна с таким «волчьим билетом»?

И в этих словах была доля истины.

Неожиданно за Раушан вступился весь персонал санитарно-эпидемической станции, и на профсоюзном собрании она была выбрана коллективом председателем местного комитета!

На Верином веку уже несколько санитарных врачей и лаборантов увольнялись по собственному желанию из-за самодурства Анатолия Ильинского, но тогда эта текучесть кадров её саму никак не касалась, но теперь она получила письмо, адресованное на имя председателя профкома медработников, в котором указывались конкретные факты должностных преступлений Ильинского.

Вера не имела опыта борьбы с руководством, ведь именно за добросовестное следование правилам субординации и послушание её кандидатура была выдвинута начальством на пост председателя районного профсоюза медработников, которые проголосовали за неё единогласно.

Перед началом партийного заседания Вера позвонила маме и спросила у неё совета. Совет был конкретный: если браться за это дело, то только с условием, что оно будет выиграно. Такой уверенности у Веры не было, но на открытое партийное собрание она всё же пошла… по зову совести.

На повестке собрания стоял только один вопрос: моральный облик коммуниста Анатолия Ильинского. Защищать своего ставленника приехал из Кокчетава главный гигиенист области. Этот представительный мужчина занимал сразу два стула в переднем ряду зала заседания.

Вера пришла на это собрание одной из последних, её приход обрадовал Розу, которая крепко держала руку поникшей Раушан в своих ладонях. Обе сестры были коммунистами со студенческой скамьи. Вера села в зале на свободное место, ближе к выходу, она ожидала от этого партийного собрания всё что угодно, только не перевоспитания человека из бабника в примерного семьянина.

Первое обзорное слово взял главный врач райбольницы Ибраев Омар как председатель собрания коммунистов. Из его речи выходило, что роль коммуниста Анатолия Ильинского как главврача СЭС было трудно переоценить. Вторым выступил главный санитар области, и от его речи у Веры сложилось впечатление, что её соседу по лестничной площадке днями выдадут орден за самоотверженный труд.

Заседание проходило бурно, один за другим брали слово старые проверенные коммунисты района, чтобы открыть в деятельности товарища Ильинского коммунистическое отношение к труду, профессиональную гордость и благородное отношение к коллегам.

О его изменах жене и о проблемах в коллективе СЭС никто говорить и не собирался. Аллочка заранее смогла убедить каждого коммуниста, стоявшего на партийном учёте в районной больнице, что её супруг – эталон семейного человека, отдающего все силы работе.

В какой-то момент Вере самой захотелось поверить в эту чепуху, и она бы поверила, если бы не письмо, подписанное всеми сотрудниками районной СЭС.

Подошла очередь выступления Раушан как председателя профкома СЭС, но за трибуной она выглядела так плохо, что краше в гроб кладут. Все её попытки раскрыть обратную сторону личности главного врача СЭС закончились провалом. В конце концов, девушка обиженно расплакалась, а все сидящие в зале коммунисты засобирались домой.

Главные врачи Ибраев и Ильинский уже кивками поздравили друг друга с полной победой коммунизма в районном здравоохранении, это было как укор Вериному бездействию.

После Раушан вышла на трибуну её сестра Роза, молодой коммунист. Все острые замечания, высказанные ею в адрес коммуниста Ильинского, теряли силу в нарастающем шуме в зале, ведь всем было и так понятно, коммунист Ильинский этот бой выиграл и стал героем дня. Когда собрание подходило к концу, то по регламенту парторг задал присутствующим последний риторический вопрос:

– Есть ли желающие высказаться?

Тут Вера стала медленно подниматься со своего места. Её выступление не входило в программу открытого партсобрания. С поднятием Вериной руки и её продвижением к трибуне в зале стала восстанавливаться тишина.

– Сядь немедленно на место!

Этот строгий голос звучал в Верином сознании, но она продолжала продвижение к трибуне, не слушая гласа рассудка. На ходу Вера зачем-то поправила волосы, покрутила колпак на голове и автоматически одёрнула халат, а её внутренний голос этих отвлекающих манёвров не замечал, а твердил с нарастающим недовольством:

– Зачем это ты направилась к трибуне? Вернись, пока не поздно, и попроси извинения. Что же ты собираешься делать? Устроить потасовку? Что можно сказать собранию, когда уже настало время расходиться? Не будь дурой! Поздравь Ильинского и ступай восвояси, – твердил внутренний голос, и Вера с ним была согласна, но её сердце – нет!

Сердце кричало в груди:

– Настало время, когда молчание не золото, а подлая трусость!

Вера сама это понимала и знала, что если она промолчит, то уже никогда не будет себя уважать!

– Может быть, отпроситься в туалет? …Ой, мамочки, а я уже на трибуне. Теперь надо говорить. Что?

Это были её последние мысли. Когда она встала за трибуну, то голос сердца предательски замолчал, оставив хозяйку стоять один на один перед настороженной аудиторией.

Вера молчала минуту, потом вторую, потом посмотрела на часы. Никто не перебивал её молчание и не выгонял с трибуны. Отметив про себя, что с этого «лобного» места хорошо видно каждого человека, его позу, его взгляд, она стала говорить то первое, что пришло ей на ум.

– Мне понравились честные высказывания уважаемых коммунистов о товарище Ильинском Анатолии. Я благодарю президиум за возможность выступить на этом открытом собрании коммунистов. …Но, может быть, уважаемые коммунисты, члены Коммунистической партии, забыли завет товарища Ленина о пользе критики?

Вера со вниманием осмотрела сидящих в зале коллег, а коммунисты с нарастающим интересом глядели на неё, ибо никто не ожидал от райпедиатра Лебедевой столько прыти.

Настала тишина в зале, а сам виновник партсобрания Анатолий Ильинский сидел с опущенным взглядом, о чём он думал, никто не знал.

– К моему сожалению, – продолжала Вера говорить с уверенностью, словно перед ней лежал подготовленный текст, – но я, как председатель райкома профсоюза медработников, располагаю документами по фактам использования коммунистом Ильинским своей должности главного врача районной СЭС в …корыстных целях. Это двойные накладные по списыванию бензина и …и другие нарушения. По финансовым нарушениям уже создаётся комиссия областного профкома медработников. (Вера знала, что она беззастенчиво врёт, но продолжала говорить с нарастающим энтузиазмом праведника.) Гм… цель комиссии: проверка достоверности имеющихся фактов злоупотребления Ильинским своими полномочиями.

Вера опять сделала паузу, сердито взглянув на крупного мужчину в переднем ряду, который представлял собой начальство санитарной службы области. У присутствующих сразу же сложилось мнение, что они давно знакомы друг с другом и являются непримиримыми врагами. Жаль, что ораторша на этом не остановилась, а продолжала говорить то, что давно хотела сказать.

– Ещё с одним вопросом я хочу обратиться к вам, уважаемые коллеги. Как можно положительно оценивать труд руководителя учреждения при необъяснимой текучести кадров? Неужели вас, как коммунистов, не настораживает тот факт, что за последние годы никто из приезжающих санитарных врачей не пожелал работать под руководством товарища Ильинского, о котором вы так славно все говорили? …А как можно с уважением относиться к руководителю, о поведении которого слагаются поселковые анекдоты как о гулящем человеке?

Сказав последнюю фразу, Вера сразу поняла, что промахнулась, но что сказано, то сказано, ведь слово не воробей, если вылетит, то не поймаешь. Потом она опять осмотрела взглядом всех присутствующих, начиная с главврача до санитарки в последнем ряду, и… спокойно покинула место за трибуной. Аплодисментов не последовало. В зале было тихо. Раушан перестала плакать, а Роза лицом просветлела.

Домой, на час раньше времени, Вера шла рядом с Рогачёвым, с тем самым Рогачёвым, который когда-то дал ей взрывающийся кошелёк. После того, как утопился его друг хирург Мурза, он передал бразды правления организаторской работы в хваткие руки Камиллы Рахметовны, а сам пошёл работать простым терапевтом в поликлинику. По дороге Рогачёв посоветовал Вере как можно быстрее уволиться и искать новое место работы.

После этих слов Веру как беспартийную заступницу за рабочий коллектив районной СЭС залихорадило, но то, что ждало её дома, было совершенно непредсказуемо.

Во дворе привычно жужжали зелёные мухи и был такой покой, какой обычно бывает поздней осенью, когда солнце тяжело падает за дома и по земле от сарая к дому медленно расползаются чёрные тени, и в тени у своего сарая на скамейке сидела Аллочка, которая отгуливала свой трудовой отпуск.

– Верочка, ты сегодня пришла рано? Как прошло партийное собрание? Всё хорошо?

Не дожидаясь ответа, несмотря на свою тщедушность, она с силой утянула Веру к себе в дом, чтобы напоить её свежим чаем с только что сваренным вареньем, и напоила бы, если бы в её квартире не зазвонил телефон. Аллочка бросилась к телефону, оставив гостью стоять у порога. По тому, как она схватила трубку телефона и приложила к уху, стало ясно, что звонок был долгожданным.

Так получилось, что Вера стала свидетелем разговора супругов Ильинских.

– Толик, как прошло собрание? …Кто перепутал все планы? …Вера Владимировна? Наша соседка? Как она посмела? Большие неприятности… Вот злодейка! Тебя уволят?.. Да кто ей позволит! Будет проверка… чтоб ей гореть в аду!

Вера не стала ждать окончания телефонного разговора и отправилась в квартиру. Дома она плотно задёрнула гардины и как села на диван, так и осталась там сидеть, пока не пришёл с работы Женя, который сначала не понял, почему жена заревана и за что её прокляла соседка Аллочка, такой божий одуванчик, а когда ситуация прояснилась, то принялся ее утешать. Он увёл Веру на кухню, чтобы отвадить от неё все проклятия стаканом горячего чая с булочками, которые напекла соседка Людмила.

– Ох, ты моя Верочка-белочка, такие люди, как наша Аллочка, историю не делают. Позволь ей быть такой, какая она есть, ведь с неё и взятки гладки, и не надо из-за неё портить себе настроение, оно тебе ещё пригодится, потому что …у меня для тебя есть две хорошие новости.

Глаза у Веры любопытно замигали. Как она нуждалась в хороших новостях!

– Меня берут на работу историком в вечернюю школу! Буду преподавать Средние века.

Вера захлопала в ладоши. К ней возвращался вкус к жизни и сразу засосало под ложечкой от желания съесть вдобавок к булочкам ещё что-нибудь мясное.

– Вторая новость ещё лучше. Я насобирал целый мешок груздей! Не грузди, а вассалы на плантациях у феодала!

Женя был доволен реакцией Веры на грузди и стал закатывать рукава рубашки, чтобы помочь ей вымыть грибы к рассвету.

Это было в пятницу, а на следующую пятницу Женя запил …и не умер от вшитой в его ягодицу спирали. Проклятие ворвалось в Верину жизнь на полном скаку, чтобы погубить её и её семью. Теперь Женя напивался до полусмерти каждый день, как бы в отместку за годы трезвости.

За пьянство его выгнали из пожарной команды, и никто не брал его на работу ни учителем, ни чернорабочим.

Кому нужен дипломированный пропойца? Только его жене.

А Алла Ильинская вскоре подобрела и уже вела себя как ни в чём не бывало. Её доброта отдавала злорадством, и Вера ограничивала их соседские отношения приветствием, но Аллочке одного приветствия было мало, ей хотелось вернуть свой имидж заботливой женщины врачебного дома, и пока Вера была на работе, она собирала высушенное бельё Лебедевых в тазик, чтобы вечером лично вручить его хозяйке, а заодно выразить своё сочувствие по поводу загулявшего главы семьи.

Вера не знала о том, что знала Алла. Она не знала, что после открытого партсобрания состоялось экстренное закрытое заседание партийного бюро больницы, на котором Верино выступление было изъято из протокола и переписано в пользу товарища Ильинского, но это уж её нисколько не волновало, так как оклеветанная Раушан вновь могла спокойно спать и плодотворно работать, ведь в её жизни восторжествовала справедливость.

Зато Верина жизнь перевернулась, как песочные часы, и посыпалась в обратную сторону, от хорошего к плохому. Женя пил беспробудно, и надежды на его спасение не было.

В один из ненастных зимних дней, когда Вера находилась дома по больничному листу в связи с болезнью Катюши, на её домашний телефон позвонила Мила.

– Верочка, выручай, у меня появилась кровь на прокладках. Ты же знаешь, что случилось у меня с первой беременностью, я очень боюсь повторного выкидыша.

– Ты была у гинеколога?

– Да, участковый гинеколог направила меня прямо в лапы к Полине Ивановне, а та настаивает на выскабливании. Представляешь? …Какое выскабливание матки, если у меня уже 6 недель задержки. Полина до сих пор не может забыть, что ты когда-то пролежала в её отделении целых 10 дней с ложной беременностью. Раньше она не разрешала мне с тобой дружить, считая, что девушкам неприлично дружить с замужними женщинами, но сейчас я сама замужем и я беременна, а она хочет меня выскоблить, чтобы я не «оголяла» кабинет окулиста!

В трубке телефона слышалось шмыганье носом.

– Мила, где ты сейчас находишься?

– Дома. Я самовольно ушла с работы.

– Я сейчас пришлю за тобой «Скорую помощь». Я бы положила тебя в детское отделение, но ты уже из детского возраста вышла… Так, не волнуйся, я сейчас свяжусь с Людмилой, и мы что-нибудь придумаем, а пока ты лежи на кровати и спокойно дыши.

Верная в дружбе, Людмила госпитализировала Милу с угрозой прерывания беременности на койки для больных с патологией носоглотки. На первом месте в её истории болезни стоял диагноз «обострение синусита». Полина Ивановна как должностное лицо и главный гинеколог района запретила рядовым гинекологам осматривать Милу Попову как молодого врача, саботирующего выскабливание матки. Поэтому Людмиле, отоларингологу, и Вере, педиатру, пришлось искать по гинекологическим справочникам врачебные мероприятия по сохранению беременности Милы, чтобы не допустить привычного выкидыша, ибо первый выкидыш у неё случился при очень странных обстоятельствах.

После свадьбы Мила с мужем Сергеем жили в крестовом родовом казачьем доме, и в первый год семейной жизни тот пристроил к родительскому дому баньку. Помыться в новой бане соседку, что жила через дорогу и слыла в народе ведьмой, никто не приглашал, она сама пришла. Все соседи вокруг побаивались эту женщину, как боятся в народе злого сглаза. Не пустить незваную гостью посмотреть баню изнутри в новой семье Милы никто не решился, а после ухода старой соседки пошла мыться в баню Мила, и там у неё случился первый выкидыш.

Сама Вера не была знакома с Милиной соседкой и знакомиться не собиралась. Ходили по деревне слухи, что к зерендинской ведьме толпами шёл народ за заговорами от порчи и сглаза. Хотя, по логике вещей, кто порчу снимал, тот сам её и наводил.

Вера не понимала, как можно было ждать помощи от колдуньи, которая не смогла защитить своего собственного сына, погибшего на охоте от случайной пули. Из трёх друзей убитого сына колдуньи двое согласились носить его одежду, и они оба в тот же год погибли от несчастных случаев, а третий, что отказался, остался в живых. Веру пугали такие совпадения.

С наступлением повторной беременности Мила в баню не ходила, она мылась дома в тазике, ибо повторный выкидыш мог стать привычным, и тогда ей грозило реальное бесплодие. Вера это тоже понимала, и при содействии Людмилы, районного отоларинголога, Мила была госпитализирована с основным диагнозом полипы носа. Навещать больную и откармливать ее взялась Юля, а Вера с Людмилой корригировали лечение по сохранению беременности, потому что гинекологи не могли пойти против начальства, в лице строгой Полины Ивановны, которая настаивала на аборте

Когда все возможные сроки госпитализации Милы то с синуситом, то с обострением хронического трахеита, то с ангиной прошли, она по совету подруг взяла очередной отпуск, а потом отпуск без содержания и таким нестандартным образом дотянула до декрета.

Вера тоже хотела уйти в декрет и родить второго ребёнка, но упрямая Полина Ивановна не давала ей даже шанса об этом мечтать.

– У вас уже растёт одно чудо, Вера Владимировна, это ваша дочь Катюша, а на другое чудо вы и не рассчитывайте. В вашем организме очень много мужских половых гормонов. Лучше подумайте, как нам наладить педиатрическую службу в районе, чтобы детская смертность не превышала средний статистический уровень детской смертности по области. Прежде всего, вас должно это беспокоить, как районного педиатра, а не ваши личные интересы

Из-за внедрения новых отчётных форм времени на чаепитие у педиатров не оставалось. От наплыва отчётов и плохой связи между районом и амбулаториями деревень природная честность Веры сменилась здравым смыслом. Отчётные формы ею заполнялись в срок, где вписывались средне-потолочные данные, сверенные по педиатрической литературе. От такой приблизительности в отчётах никому не было ни тепло, ни холодно.

Всеобщая диспансеризация гоняла врачей по полям и фермам, чтобы изловить увёртывающихся от осмотра доярок и трактористов. Иногда на тружениц села выездная бригада врачей устраивала облавы, а иногда людей для ежегодного осмотра ловили прямо у дверей сельского магазина.

Нагрузки на лаборанта увеличивались в сотни раз, но это никого не беспокоило. Лаборанты были не в состоянии делать анализ крови у всех, направленных для диспансеризации людей, поэтому кровь из пальца брали у всех, а смотрели ее на лейкоциты и эритроциты только у тех, кто жаловался на здоровье.

К педиатрам некоторые мамаши стали относиться как к обслуживающему персоналу, тогда как сами педиатры учились сносить все виды неуважения к их профессии, лишь бы не допустить случая детской смертности на участке.

По традиции, каждый год весь посёлок собирался в концертном зале клуба в День медицинского работника. В год, когда Вера привыкала жить под проклятием соседки Аллочки, приняв участь жены потомственного алкоголика, этот праздник отмечался тоже.

Всё было готово к началу торжества. В просторном вестибюле клуба ожидали приезд главного врача, стояли только две женщины: Вера, организатор больничной самодеятельности, и Камилла Рахметовна, организатор здравоохранения района.

Вдруг стеклянная дверь отворилась и в вестибюль вошла третья женщина с огромным букетом красных роз в руках. Увидев стоящих перед дверью в актовый зал врачей, она обрадовалась и поспешила к ним.

– Вера Владимировна, спасибо вам за нашего сына. Нашему мальчику уже пошёл седьмой год. Эти цветы мы с мужем дарим вам, а конфеты – к чаю!

После её ухода недовольная Камилла Рахметовна строго предупредила своего райпедиатра Лебедеву о том, что надо поднимать показатель педиатрической службы района.

Вечером этого дня, когда Вера принесла розы домой, в её доме пахло перегаром, табаком и безнадёжностью. Иногда Женя пытался выйти из запоя сам и просил жену: «Спаси меня!», но через десять дней трезвой жизни всё лечение шло насмарку. Это доводило Веру до отчаяния.

Был вторник. Весь вечер трезвый Женя пытался быть хорошим мужем и отцом.

– Верунь, смотри, я с тобой и с Катюшей очень хорошо сижу дома. Хочешь, я буду за ручку с тобой ходить, как маленький мальчик. У нас будет всё хорошо. Я не буду пить, найду работу, буду работать, а тебе, Катька, я куплю настоящий велосипед!

Радостная Катюша взвизгнула от удовольствия.

– Я куплю тебе велосипед, мой цуцик, а твоей маме мы купим скакалку для тренировок, а пока я пойду в сарайчик и принесу для титана дровишки. Мы помоемся и будем жить дружно.

Когда до Веры дошло, что титан топится по субботам, а не по вторникам, было уже поздно что-то менять. Она в отчаянии выбежала во двор за своим мужем и бежала в носках по тающему снегу, чтобы остановить Женю, но тот бегал быстрее.

Через полчаса опохмелившийся глава семьи, счастливый и весёленький, возвратился домой и улёгся спать, а Вера от безысходности схватила папиросу «Беломор» и закурила. После первых затяжек её затошнило, тошнота подступила к горлу, зато мозг перестал реагировать на внешние раздражители, и её чувства онемели. Курить Вере не понравилось, так как с курением она тупела и теряла жизненные ориентиры.

Незаметно подошли сроки родов у Милы. Перед самыми родами в доме у её свёкров вновь побывала колдунья-соседка! Историю её прихода Мила рассказала Вере уже находясь в больнице, где её готовили к родам.

Как-то раз свекровь Милы настолько устала от злых проделок своей соседки-ведьмы, что решилась раз и навсегда отвадить колдунью вмешиваться в дела её семьи.

Добрые люди посоветовали женщине купить иголки и накалить их на сковородке докрасна, эти же добрые люди предупредили о том, что как только иголки на сковородке от жары приобретут цвет крови, то колдунье станет очень плохо, ей будет казаться, что это её жарят на сковородке, она примчится к владельцу раскалённых иголок с просьбой взять что-либо из его дома, а этого нельзя допустить, чтобы её злые чары потеряли силу!

Мила решила помочь свекрови побороться с тёмными силами. Когда в доме они остались одни, то начали осуществлять задуманное таинство.

Тёмный вечер, печка от жара протяжно гудела, а две любопытные женщины – одна на сносях, а другая в возрасте пожилой мудрости – стали заниматься ворожбой. Трясущимися руками достала Милина свекровь пачку новеньких швейных иголок, а Мила держала наготове маленькую сковородку.

Наблюдать, как жарились иголки, было очень интересно, но как-то боязно. Милина свекровь на всякий случай перекрестила себя и сноху. Иглы долго не краснели, но никто из них двоих и не подумал отступать. По совету Милы свекровь подбросила в печку парочку сухих поленьев, и тут-то старая женщина вспомнила, что забыла прочитать магические слова, которые были написаны на смятой бумажке, а без этого магия не работала.

Когда все ритуалы были соблюдены, прописанное заклятие прочитано, то в полумраке комнаты зашевелились тени, а красный цвет горящих иголок переливался огнём преисподней под пристальными взглядами заговорщиц. Дверь в дом распахнулась, и на пороге появилась колдунья! Живот Милы резко опустился вниз, а её свекровь только и смогла прикрыть руками рот, раскрытый для крика о помощи.

Соседка, на лбу которой не было надписи, что она колдунья, с насмешкой посмотрела на испуганных женщин у плиты. Не поздоровавшись, она что-то сказала и вышла, а дверь за ней закрылась сама собой.

Некоторое время Мила и её свекровь стояли в оцепенении и пришли в себя только тогда, когда сковородка на плите стала нещадно дымить.

– Сработало! – восторженно произнесла Мила и неуклюже плюхнулась на табуретку, а пожилая женщина вдруг всполошилась.

– Она что-то сказала? …Что?

– Что-то о салазках во дворе.

Не одеваясь, женщины кинулись во двор, салазок во дворе не было. Миле стало страшно.

– Не сработало, – уныло проговорила Мила и сразу почувствовала боли внизу живота.

Этот живой опыт подруги по общению с колдуньями удерживал Веру от желания заговорить своего Женю от алкоголизма, а Мила родила в срок хорошенькую девочку и назвала её Танюшкой. Мила и вся её новая семья были счастливы, а Вера боролась за своё счастье из последних сил.

– У ребёнка должен быть папа!

Эти слова как отцовский наказ звучали у неё в голове каждый раз, когда она решала разводиться с мужем, но не могла.

Однажды в автобус на станции в Кокчетаве вошли мужчины добротно одетые, они вели себя достойно, как прирождённые трезвенники, и ехали домой, в Шантюбе.

Вера знала, что в этих закрытых городах работал сухой закон: либо ты трезв и работаешь, либо пьёшь и скатертью дорога. Эта встреча дала надежду бедной женщине обыграть свою судьбу, и она не упустила этот шанс. Через протекцию Жениного дяди, который работал в этом городе санитарным врачом, у Веры появился шанс устроиться там на работу, чтобы начать жить заново!

В свой первый приезд в Шантюбе Вера поняла, что в раю могут жить не только Адам и Ева, потому что рай бывает и на земле. Чистота на улицах, добротные постройки, богатые магазины и радушные продавцы, вежливость прохожих и радость детей, играющих на ухоженных игровых площадках, были взяты словно из другой жизни, радостной и беспечной.

В больнице этого городка чувствовался порядок и организованность: не было спешки и очередей перед кабинетами приёма больных. Главный врач встретил Веру приветливо и решил положительно вопрос о её переводе на работу в медсанчасть.

Перед отъездом домой женщина зашла в поселковую столовую. Сверкающая чистота и аппетитные блюда создавали домашний уют в ресторанной манере, но от пельменей её затошнило и чуть не вырвало. На следующее утро, уже дома в Зеренде, Веру тоже стало тошнить, и оказалось, что она пропустила начало второй беременности! Эта беременность была очень желанной, но совершенно не ко времени!

Страшный выбор сделала Вера, заплатив за трезвость мужа и за благополучие семьи жизнью зачатого в ней ребёнка. Аборт проходил без наркоза, но душевная боль была сильнее, чем боль от насилия в её животе. Она так и не узнала, какого пола был плод, но она знала, что он был живой и любимый, а его выскоблили из её живота и выбросили в ведро как никому не нужный окровавленный живой комочек.

Уезжала Вера из Зеренды без сожаления. Она уже знала, что существует та злая сила, для которой нет ничего святого, и от неё сбегала Вера в другой город, чистый и аккуратный, где процветают благополучие и справедливость, где у жителей нет нужды никого проклинать.

А через год после её отъезда скоротечно умер Кирилл, старший сын Аллы Ильинской. Умер этот добрый мальчик в больнице, где он три дня страдал от болей в бедре, а его мама все эти три дня находилась рядом с ним и уговаривала сына терпеть боль, как терпел боли комсомолец Павка Корчагин.

Этими ночами Алла вспомнила Веру, свою бывшую соседку по площадке, в совете которой она так нуждалась, но в её квартире жила уже другая семья. Недолго прожила Алла после смерти своего старшего сына. Она умерла от ракового заболевания, а её младший сын подрос и сменил свою мужскую ориентацию на женскую. Ильинский Анатолий, любимец легкомысленных женщин, рано овдовел, но о его дальнейшей жизни наша история умалчивает, наверное, живёт себе и в ус не дует, но может быть и иначе.

Вера рассталась с Зерендой, со своими подругами, и боль разлуки покрывалась пониманием, что она спасала свою семью. По дороге в Шантюбе через окно автобуса видела женщина заснеженные безбрежные поля, её завораживали застывшие на морозе леса, а Женя, худой и злой, покорно сидел с ней рядом, придерживая Катюшу, спящую на его коленях.

«Я справлюсь. Я сильная и терпеливая». Это была та мантра, по которой Вера готовилась быть счастливой.