Читать книгу Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 3 - Владимир Де Ланге - Страница 6

Если поездка в Испанию для Ронни была обычным путешествием за экзотическими впечатлениями, то для Веры планируемая поездка в Бельгию была не чем иным, как отчаянным прыжком в бездну, которая именуется Европой.

Женщина не имела нужды узнать подробности о климате или о географическом расположении Бельгии. Её не интересовали ни королевские династии, ни знаменитые музеи, ни государственный язык. Вся эта информация не имела никакого значения для достижения её цели – спасти семью от нищеты.

Иммигрировать одинокой женщине с детьми в западную страну, куда их не приглашали, со стороны выглядело рискованным мероприятием, но для самой Веры это был единственный путь в будущее, где она сможет содержать семью и дать детям достойное образование. Странно, но в этом беспросветном положении дел у неё не было даже мысли поехать к родителям, которые помогли бы ей обосноваться в Караганде. Видимо, слишком дорожила она свободой. Она готова делать ошибки, рисковать, чтобы в жизни иметь личные победы, которыми делиться ни с кем не собиралась, как и своими бедами.

Бельгия представлялась ей страной, где течёт молочная река в кисельных берегах, куда ведут все пути, которые Бог для неё предусмотрел как запасной выход из сложившейся безвыходной ситуации.

Когда родители примирились с желанием дочери покинуть родину, то пришла для Веры пора ставить в известность о переезде в Европу и Сашу. По этому случаю в квартире брата был созван семейный совет. Не успела Вера выговориться, как Галя от возмущения даже подпрыгнула на стуле.

– Вера, не смей выезжать из Калининграда!

– Что?.. Галя, как это понимать? Почему?

– Ты обязана!

Сделав паузу для глубокого вдоха, как это делают спортсмены перед прыжком в воду, Галина продолжила:

– Ты обязана выписаться из нашего второго дома, где живут мои родители и мой брат Гена. В этом месяце ты ещё и своих детей прописала по нашему адресу! Моя мама не в состоянии платить двойные коммунальные услуги! Сначала заплати коммунальные и выпишись с адреса моих родителей, а затем можешь ехать хоть на кудыкины горы.

Это прозвучало благословением для Веры, каким невестка провожала её побег «за бугор», и она разулыбалась.

– Не волнуйся, Галина, я оплачу все коммунальные расходы, как платила до этого, и клятвенно заверяю, что выпишусь в адресном бюро, но только в последний день перед моим отъездом в Бельгию. Только обещай, что мой отъезд туда, не зная куда, останется в тайне.

Хорошо, что Галина хотела верить невестке и принудила себя до конца разговора сохранить нейтралитет. Саша молчал, но молчал позитивно, его жизненный опыт говорил, что это смелое решение сестры имеет-таки свой здравый смысл, но одобрить его открытым текстом ему мешали собственные финансовые неудачи.

– Тётя Вера, а почему именно в Бельгию, а не в Германию или во Францию? – спросил Юра, сидевший за столом перед тарелкой с пельменями, купленными им по дороге с работы.

– Потому что Бельгия находится как бы в тени истории человечества. Я о ней практически ничего не знаю. Ведь это говорит о скромности её народа, не правда ли?

– Тётя Вера, вы авантюристка! – подытожил разговор Юра и с аппетитом продолжил свою трапезу.

В зал, где проходило семейное вече, влетела развесёлая Марина. Она сдала очередной экзамен в институте международных отношений и находилась на седьмом небе от счастья.

– Что это вы такое важное обсуждаете, что папа отложил свой учебник по немецкому языку?.. Ревизор приехал? – обратилась она ко всем сразу, усаживаясь на диване.

Саша внимательно посмотрел на свою любимую дочь и обратился к ней с неожиданным предложением:

– Марина, ты бы не хотела сама поехать с тётей Верой в Бельгию? Ведь ты ничего не теряешь. Возьмёшь академический отпуск в институте, а в Бельгии свой английский потренируешь, а если не получится там устроиться, то вернёшься домой.

За Марину ответила встревоженная Галина.

– Зачем настраивать ребёнка на глупость? Ну и что там, в чужой стране, будет делать твоя любимица? А? Мыть туалеты местному населению? А ты, Вера, лучше бы о своих детях подумала, чем ехать в чужую страну и всех баламутить. Твоим детям не нужны твои авантюры, им нужно хорошее образование.

Сказав это, она свысока оглядела присутствующих, ожидая поддержки, но поддержки не было. Женщине не хватало смелости сказать другую правду, о которой она предпочитала промолчать.

Галина боялась, что с отъездом Веры родители мужа вспомнят о долге и потребуют его вернуть, и всё из-за своей суматошной дочери, которой не сидится на месте! А как прикажете рассчитаться со свёкрами, если те деньги, которые дали взаймы, до сих пор находились в коробках с продуктом «Герболайф», в которых уже завелись жучки?!

Вера о жучках ничего не знала и приписала плохое настроение снохи к её вредному характеру, но как обычно Галина метила в бровь, а попадала в глаз! Именно за невозможность дать детям приличное образование совсем исстрадалось её материнское сердце.

– Это я не думаю о детях?.. А кто о них ещё думает, как не я? Кто мне поможет содержать моих детей или их обучать? Может быть, ты, Галя?.. Не согласишься ли ты оплатить Кате учёбу в медицинском училище, с отдачей, конечно? Нет? Так знай, если мытьё туалетов будет оплачиваться достойно, то я с удовольствием буду мыть туалеты! Именно ради будущего своих детей я стану в Бельгии самой хорошей уборщицей туалетов!

Саша заулыбался. Марина восторженно посмотрела на свою тётю, а Галя фыркнула в кулачок. Разговор был закончен на хорошей ноте. Теперь этот смелый план по борьбе за воссоздание семье нищему врачу осталось только осуществить в реальности. Римма и Володя приняли несуразное решение Веры с болью в сердце, но благословили ее на миграцию в страну Бенилюкса.

Когда мама по телефону сообщила, что взяла билеты в Калининград, чтобы привезти младших детей к Вере, то та с ещё большим усердием стала добывать информацию о миграционной ситуации в Бельгии и заодно готовиться к райскому житью за границей.

Однажды в суете дней она на часок заскочила к Саше, чтобы попить чаю и сообщить, как идёт подготовка к её побегу в Европу, но брата не было дома.

Стоял жаркий солнечный день, и прохлада каменного дома была очень желанна. Галя суетилась на кухне, не замолкая ни на минуту. Пересказав все новости, поохав о том и о сём, она выразила своё недовольство приездом свекрови в Калининград. Вера слушала сноху вполуха и думала о чём-то своём, но когда она отправилась домой и уже подходила к автобусной остановке, то смысл сказанных Галиною слов для неё внезапно прояснился. Тут обида на невестку за себя, за свою маму развернула её в обратный путь, к дому брата.

Дверь открыл Юра, его мама отдыхала в зале.

При появлении Веры красивые чёрные брови Галины недоумённо поднялись дугой, тёмно-синие глаза сконцентрировались на гостье, и губки недовольно сузились в тонкую линию. Женщина очень не любила, когда мешали её послеобеденному сну.

– Вера, не поняла, что, собственно, случилось? Почему ты вернулась?

– Галя, ты не вставай с кресла. Я просто хочу прояснить для себя ситуацию, понять то, что ты сегодня сказала обо мне и о моей маме.

Женщина села на стул напротив золовки.

– Галя, ты сказала, что за Маринкой, как и за мной, тебе приходится ходить следом с тряпкой в руках. Это что такого я в твоём доме натворила, что тебе приходилось за мной следом убирать? Я уже не та неряшливая девочка, что была в детстве, так сколько можно меня этим попрекать? Ведь я и так стараюсь как можно реже бывать у вас в гостях, чтобы даже случайно не наследить. Если всё-таки что-то не так, то укажи мне на это сразу, а не говори потом намёками.

– Нет, Верочка, это у меня к слову вырвалось, – залебезила Галина, но Вера на этом не успокоилась и продолжала рубить сплеча.

– Так следи за тем, что ты говоришь. Но теперь я хотела бы знать, в чём ты обвиняешь мою маму? Почему тебя так злит её приезд?

– А что тут знать? Если бы твоя мама не дала мне деньги взаймы на этот чёртов бизнес, то мне не нужно было бы эти деньги отдавать.

К женщинам в зал вошёл Юрий, которого тоже заинтересовал этот необычный разговор, больше походивший на семейный раздор, а его тёте понадобилось дополнительное время, чтобы понять последнюю реплику его мамы.

– Галя, тебе мои родители заняли деньги по твоей же просьбе, и ты за это винишь мою маму? Однако это абсурд!

– Твоя мама, конечно же, потребует с меня долг, чтобы я оплатила твой путь в Бельгию, а где мне их взять?

– Галя, подожди, а я сама, лично, просила или прошу у тебя родительские деньги?.. Так если нет, то ответь мне честно на мой вопрос: ты бы дала мне деньги, если бы их имела?

– Конечно, я бы дала.

– Тогда считай, что ты мне их уже отдала. Хорошо? И больше не будем к этой теме возвращаться, давай жить дружно!

Наступила примиренческая пауза. В этот момент на глазах Веры и Юрика что-то случилось с Галиной. Она вдруг горько расплакалась, как обиженный на всех взрослых подросток. Юра принёс маме стакан воды, а Вера и сама не знала, что ей надо делать, она виновато смотрела на рыдающую женщину и молчала. Потом Галя вытерла слёзки, прилично высморкалась в платочек и начала говорить о своей жизни.

Вера слушала историю золовки и удивлялась своей слепоте, ведь она и не заметила в суете лет драму, которая происходила у неё под носом, быть в семье нелюбимой дочерью и врагу не пожелаешь. Отрывки из рассказа Галины долго звучали в её памяти, требуя осмысления.

– Верочка, пойми, что я не со зла всё это сказала. Даже сейчас, через столько лет моего замужества моя мама продолжает решать за меня, что мне делать, а что не делать, я не могу пойти против… В первую очередь я вынуждена заботиться о своей собственной маме. Если что-то происходит не по её воле, то она грозится умереть, у неё ведь слабое здоровье, то давление поднимется, то случится приступ стенокардии. Думаешь, легко жить на два дома… Вера, мне стыдно глядеть твоей маме в глаза за то, что я до сих пор не отдала им свой долг, ведь они мне поверили и последние сбережения отдали.

Вера искренне сочувствовала своей снохе и покинула дом брата в упадке душевных сил, словно ей пришлось покопаться в чужом белье, требующем стирки.

Но время не обращало внимания на Верины переживания, оно так быстро мчалось вперёд, что на долгие раздумья его не оставалось.

Катя успешно окончила школу. Как сказала её классная руководительница, что успеха на выпускных экзаменах приехавшей из деревни Лебедевой никто из педагогов не ожидал, поэтому заслуженную почётную грамоту для неё не успели заказать.

Для получения аттестата зрелости Катя вышла на подиум в чёрном длинном платье при фирменном макияже, который преобразил не только выпускницу, но и её маму, ибо за их парадный вид отвечала Галина, семейный специалист по классической красоте.

После выпускного вечера Вера с дочерью переехали из Гурьевска в посёлок Прибрежный и поселились в комнате одного из корпусов психиатрической больницы, где Вере предстояло работать педиатром в поликлинике.

Переездные хлопоты заключались в доставке на место нового жительства телевизора, узла с постельным бельём, одного чемодана с книгами и двух чемоданов с личным имуществом самой Веры и её дочери.

Вход и выход из этого закрытого больничного городка был охраняем.

Настал день приезда мамы с детьми в Калининград.

Вера с Катей прибыли на вокзал загодя, чтобы встретить бабушку с детьми непосредственно у вагона, номера которого никто из них не знал. Первой увидела маму Вера, которая обняла её так крепко, словно хотела защитить от всех бед. Потом она раскрыла свои объятия для Танюши, доченька светилась радостью, закрыла от счастья глаза и трепетно прижалась к её груди.

Девочка вытянулась, похорошела, её распущенные по плечам волосы переливались золотом в свете заходящего солнца. Тут Вера уже не сдерживала слёз, а удивлялась, как она выдержала столь долгую разлуку с детьми! Обнимая девочку, Вера увидела за её спиной мальчика с сиротливым выражением на лице, и внезапное сомнение прокралось в её сердце: «Этот толстый лысый крепыш не мой ли сын Витюша?»

В знакомых тёмно-карих глазах сына стоял страх быть не узнанным мамой. Внезапно женщину охватило острое чувство жалости к своему малышу, а слёзы уже рекой лились по её щекам. Это были слёзы любви и слёзы раскаяния, ведь она сама обрекла детей на страдания и разлуку, а теперь вновь их обрела.

Витя не мог даже пошевелиться, чтобы не спугнуть чудесное видение, когда на перроне появилась мама, она была ещё красивее, чем прежде, красивее богини Венеры, только не в белых одеждах, а в своём кожаном плаще. Мальчик никак не мог решиться войти под её добрый покров, он стеснялся прижаться к ней, как делал это раньше, потому что чувствовал себя уже достаточно взрослым мужчиной, хотя страх вновь потерять маму и её любовь навсегда поселился в его сердце.

Вера подошла к сыну сама, она нежно провела рукой по его коротко подстриженным волосам, а потом прижала к себе негнущееся тело ребёнка и замерла от ощутимой Божьей милости, сошедшей на неё. Витя медленно высунул руку из кармана брюк и осторожно положил свою горячую ладошку на материнское плечо.

– Мама, нашего Витю в школе называли лысым панком.

Но Таню перебила подоспевшая Катюша, опять начались поцелуи и объятия. Радость встречи детей с их мамой переполнила сердце Риммы, хотя оно уже горевало от предстоящей разлуки с ними, но она не проронила ни одной слезинки.

Семья воссоединилась, но её будущее благополучие по воде вилами было писано. Вера привезла маму и детей в просторную комнату, которая была на самом деле палатой на четверых пациентов психиатрической больницы. На ночь Катя улеглась на больничную кровать, Таня с Витей устроились спать на полу, а Вера и Римма разместились на двух диванах. Когда весёлый шёпот детворы сменился на их сонное дыхание и в тёмной комнате наступила тишина, то тревога, а вернее сказать, паника, полностью овладела сознанием и телом Веры.

Как она могла признаться маме в первый день её приезда, что затея отправиться с детьми в Бельгию потерпела крах?

На днях она получила от бывшего мужа письменное разрешение на вывоз детей за границу, которое было написано от руки, где Женя разрешал ей, как матери, увезти детей в Бельгию на постоянное место жительства. С таким письмом визу Вере заведомо не получить! Оставалось одно, нищенствовать в Калининграде!!! Но даже грядущая нищета не могла заставить Веру вновь разлучиться с детьми. Осознание того, что она безумна, кружило голову, как на карусели.

«Безумству храбрых поём мы песню!» Эти знаменитые строки Горького уже потеряли силу вдохновлять бывшую комсомолку на подвиги. От безысходности Вера чувствовала, как её тело катастрофически быстро теряло вес и при этом стало медленно подниматься над диваном, но виртуальная невесомость не приносила облегчение. Какое-то время она чувствовала не только парение тела, но и абсолютную пустоту в голове. Теперь ей оставалось только перестать дышать, и… вдруг послышался тихий шёпот с дивана, где лежала мама. Этот шёпот прерывался шумными вздохами.

Вере тут же подумалось, что и с её мамой творится что-то неладное.

– Уж не колдует ли моя мама по ночам?

Эта мысль была неприятна, но от маминого бормотания Верино тело вновь приобрело тяжесть и опустилось на постель.

– Мама, что это ты там шепчешь? Почему не спишь?

– Верочка, я разговариваю с Господом и молюсь в Духе Святом Богу.

– Ты молишься Богу, лёжа в постели?

– Я молюсь Богу в любое время.

– Мама, если ты не спишь, то я должна тебе признаться в том, что все мои надежды на переезд рухнули. Я не вижу выхода. Ждать жильё, обещанное мне в администрации как специалисту, бесполезно. В лучшем случае я получу две комнаты в общежитии, а в том общежитии по коридору страшно даже днём проходить.

Римма села на диване и, прикрыв колени одеялом, приготовилась слушать, а Вера сидела по-казахски, сложив ноги калачиком, набиралась духа рассказать правду, и в этом ей помогала темнота, царившая в палате для умалишенных, а правда была горькая и безутешная.

– То письмо, которое я получила от Жени, я не рискну показать в посольстве, а без него мне не дадут визу, чтобы выехать за границу.

– Как можно от непутёвого человека ожидать чего-нибудь путёвого? – бодро начала ночную проповедь мама. – Но я, Вера, вот что тебе скажу. Я не знаю в жизни такой ситуации, когда бы я не получила то, что мне необходимо иметь. Но для этого надо действовать, даже если наши действия кажутся нам безнадёжными. Помнишь пословицу: под лежачий камень вода не течёт? Мы будем делать то, что мы сможем, а то, что не сможем, по нашим молитвам будут делать Божьи руки!

Вера нуждалась в любых утешениях, даже если они были совершенно бездоказательны.

На следующий день мама уехала на постой к Саше, так как Вере предстояло переселение из отделения для стариков с деменцией в бывшую сапожную мастерскую, которая представляла собой полуподвальное помещение, состоявшее из двух небольших комнат и длинного коридора. Окна располагались под потолком, в конце длинного коридора находился санузел, посередине коридора без окон, напротив входной двери, стояла газовая плита.

В доме у сына Римма не собиралась сидеть сложа руки и дожидаться даты своего отъезда в Караганду. Она с утра до вечера звонила по всем телефонам из рекламной газетки, то есть реально в небо пальцем тыкала, чтобы хоть как-то помочь дочери выехать в Бельгию.

Вера после работы в Прибрежном приезжала к брату в Калининград навестить маму, но прежде она заходила к Маргарите, увядающей аристократке, делала ей массаж спины и на заработанные деньги подкармливала маму мясными продуктами.

Римма неделю прожила в Калининграде, на жизнь не роптала, но про себя считала дни до отъезда домой, к мужу, потому что все накопленные ими сбережения она отдала детям и чувствовала себя нищей.

Вера взяла только небольшую часть этой суммы, чтобы оплатить получение заграничных паспортов и проезд в Бельгию, где собиралась быть беженкой, то есть без денег. Саше удалось сохранить в тайне от семьи, что он получил от мамы приличную сумму денежных средств на постройку дома его мечты с отдельным флигелем, предназначенным для его состарившихся родителей, а его жена Галя подумала, что свекровь все свои сбережения отдала одной Вере, чтобы та смылась за границу, а семью своего сына оставила на бобах.

Римма не понимала, почему к ней так холодно относятся в доме сына, словно она нахлебница, ведь она все накопления и то, что они с Володей смогли занять у друзей, отдала детям, в надежде, что её будут в Калининграде кормить, а её посадили на голодную диету, но делала вид, что перешла на сухари и воду добровольно.

Вера хорошо знала, что без мяса мама голодает, но что она могла поделать? Хорошо, что брат её приютил у себя в доме, а то бы ей пришлось маяться в тесных комнатушках Вериной полуподвальной квартиры, где через стенку круглосуточно работает больничная прачечная. Жить в бывшей сапожной мастерской при психиатрической больнице маме было бы куда тяжелее, чем в доме Саши, где хозяйничала обидчивая Галина.

В каждый приход дочери Римма её убеждала, что ей живётся привольно, что волноваться за неё не надо, так как после войны с голоду уже никто не умирал.

– Вера, доченька, подумай, много ли мне надо? Кусочек хлебушка с солью и стакан воды, вот я сыта и довольна жизнью, тем более, что я так занята тем, что обзваниваю разные фирмы, которые связаны с Бельгией, что уже не до еды.

– Мама, я опять звонила Жене. Он говорит, что потерял паспорт и не может оформить официальное разрешение на вывоз детей. Если ждать, пока он паспорт восстановит, то мне уже…

Вера не закончила фразу, потому что не хотела сыпать соль на рану себе и маме, которая выглядела всё-таки голодной.

– Мама, я кулёк свежемороженых пельменей принесла, – перевела она разговор на приятную для обоих тему. – Давай их сварим. Хоть по несколько штук, но достанется всем.

На запах отварных пельменей собралась вся семья, кроме Галины, у которой опять разболелась голова, а Саша давился хлебом с квашеной капустой, потому что не кушал мяса после того, как экстрасенсы посадили его на сыроедение.

Когда Вера пришла навестить маму на следующий день, то встревожилась за её здоровье, так как она осунулась и постарела, хотя и продолжала утверждать, что не голодна и чувствует себя хорошо.

– Ну что ты волнуешься за меня? Для волнений нет повода! Главное, чтобы хлеб и вода в достатке, а большего мне в мои-то годы и не надо! Я ведь не тружусь на даче, как ломовая лошадь, а целые дни дома сижу у телефона или в ожидании звонка, или сама звоню, наудачу. Ведь должен же быть выход с получением визы!

Надо сказать, что Римма так убедила Веру, что ей нравится эта тюремная диета, что та сама поверила в этот бред, но однажды та проговорилась.

– Ох, Вера, – размечталась как-то Римма вслух, когда поила дочь пустым чаем на кухне своей снохи, – вот скоро приеду я домой, в Караганду… там я уж мяса наемся: нет дураков голодными ходить.

От этой случайно оброненной мамой фразы Вера облегчённо рассмеялась. Как она любила свою необычную маму за неподражаемую стойкость характера.

Но домой уехала Римма сытой!

В последний вечер перед отъездом она заметила Юрика, который, не зажигая свет в коридоре, отправился на кухню и там стал втихомолку есть докторскую колбасу, купленную им для себя лично.

Римма прошла за ним следом на кухню и села напротив внука. Юрику, отрастившему усы и бородку, присутствие бабушки за столом не мешало есть с аппетитом бутерброды с колбасой. Вот тогда-то в Римму вселился бес. Она встала, взяла из выдвижного шкафчика большой кухонный нож и, крепко держа его перед собой, уверенным шагом подошла к внуку, а тот от неожиданности проглотил целиком непрожёванный кусок колбасы, откашлялся и пожелал бабушке спокойной ночи.

Но Римма спать не хотела, она хотела есть и одним махом ножа отрезала от колбасы толстый кружок, потом вернулась на своё место и стала кушать колбасу без хлеба, и Юра составил ей компанию, делясь с бабушкой последними новостями на работе.

Перед самым отъездом Римма нашла номер одной фирмы «Такси по Европе». Начальник фирмы «Такси по Европе» пригласил её дочь на собеседование, но собеседование состоялось уже после её отъезда в Караганду.

По дороге на фирму, а потом, сидя в комнате ожидания, Вера тихонько молилась всеми известными ей молитвами и заодно старалась представить рядом с собой слепую старицу Матрону, мощи которой она целовала в Москве.

Начальник фирмы «Такси по Европе» сидел за обычным столом в своём кабинете, он имел вид нормального человека, неспособного совершать чудеса. Не виляя вокруг да около, Вера напрямую рассказала свою проблему, которая заключалась в том, что ей крайне необходимо уехать с детьми в Бельгию, а визы на выезд у неё нет, потому что официального разрешения на вывоз детей за границу муж не прислал, а прислал только никем не заверенное письмо, и то, написанное собственноручно.

В ответ начальник ничего не сказал, быстро встал и удалился. Вера испугалась не на шутку: «Как я попалась!.. Теперь допрос… КГБ?»

Через десять минут в кабинет вошла представительная женщина, села в кресло начальника и жестом пригласила посетительницу продолжать разговор. Вере захотелось встать и сказать, что она пошутила, но дело уже было сделано.

– Я уже всё сказала.

Вера стала подниматься, но женщина, сидевшая в кресле начальника, коротким жестом повелела ей сесть обратно на стул и без каких-либо эмоций проговорила прейскурант, словно читала его по листочку: «Билеты в один конец будут стоить 100 долларов на одного человека, с 12 лет, до 12 лет проезд бесплатный».

– У меня эти деньги есть, паспорта тоже, но нет виз на меня и детей, потому что нет официального разрешения на вывоз детей за границу от их отца.

– 100 долларов.

– Нет, вы меня не поняли. Дело в том, что я имею на руках только неофициальное письмо бывшего мужа, где он соглашается отправить детей в Бельгию для проживания.

– Не волнуйтесь, я всё поняла. Визы мы вам сами оформим, но вам нужно будет заплатить дополнительно ещё 100 долларов за визу. Это будут визы в Италию, а такси отвезёт вас в Бельгию. Согласны?

В знак согласия Вера только осторожно кивнула головой, чтобы лишним движением не спугнуть удачу.

– Принесите документы по списку в течение этой недели и ждите вызов.

За неделю Вера оформила все нужные документы, а Надя из Гурьевска написала бумагу, по которой Лебедева Вера Владимировна работала у неё на фирме и в течение года ежемесячно получала зарплату 1000 долларов. Под этой бумагой стояла её подпись и круглая печать, но разве бы она сбегала с детьми в Европу, если бы получала такие деньги…

В начале августа документы были собраны и предоставлены на фирму «Такси по Европе». Вера заплатила за визы, но за такси оплату принимали перед самой поездкой. Теперь надо было спокойно ждать вызова и умудриться найти ещё 300 долларов.

На лето младшие дети были отправлены в пионерский лагерь по бесплатным путёвкам, как беженцы из Казахстана.

Катя с аттестатом зрелости на руках попыталась заработать деньги, продавая пирожки. Только за первый день работы она получила 80 рублей, а в последующие дни работала уже бесплатно, из-за допущенной растраты пирожков с капустой, а потом и картошкой.

Через неделю Вера с Сашей решили зайти на рынок, чтобы как-то поддержать Катюшу и съесть по пирожку с капустой, девочка стояла у передвижного прилавка, улыбалась покупателям, а под глазам высыхали подтеки размытой от слез теши. Через неделю ее ограбили,, пока она отлучалась в туалет, унесли дневную выручку, тогда Вере удалось уговорить Катю поискать другую работу.

Когда младшие дети приехали из лагеря, то Танюшина голова кишела вшами всех мастей, а Витя похудел и осунулся, он очень не любил разлук с мамой.

Условия жизни Веры с детьми можно было оценить, как отвратительные. В конце тёмного коридора стояла электрическая плитка, а туалет был непроходим, даже для воды! Вера до язв прожигала свои руки, чтобы восстановить проходимость сифона в унитазе, но ничего не помогало, и она каждое утро выносила полное туалетное ведро в действующий туалет, который находился в другом больничном корпусе. Мылись дети в тазике. Бельё стиралось тоже в тазиках. Кровать для Вити поставить было негде, и мальчик спал на полу в комнатке без окон.

Когда главный врач больницы, пришедший из отпуска и возлагающий на Веру большие надежды, спросил её, как она живёт, то её ответ был лаконичный: «Туалет не работает, но я не жалуюсь».

Сантехник, присланный администрацией больницы, знал, что туалет был забит бетоном, и за работу по пробиванию канализационных труб он хотел расплаты натурой. Вера отказалась платить натурой за проходимость унитаза, она уже знала цену этой «натуры» ещё при её жизни в Андрюшино.

К концу августа Катя нашла работу официанткой в пригородном ресторане, который принадлежал одной богатой армянской семье.

– Мама, не беспокойся, мой хозяин добрый семьянин, он обещал меня охранять как свою собственную дочь.

Но Вера не могла уснуть, пока Катюши не было дома. От долгого ожидания в уме рождались такие ужасы, что женщина чувствовала, как седеют её волосы. Однажды она не выдержала и решительно разбудила Таню, чтобы вдвоём пойти на поиски её старшей сестры. Но выйти за ворота им не удалось, ибо на выходе из больничного городка их остановил охранник.

– Товарищ охранник, разрешите мне с дочкой выйти в посёлок, чтобы встретить служебный автобус, на котором должна приехать с работы моя старшая дочь.

Мужчина, служивший охранником, очень неодобрительно смотрел на Веру.

– Уважаемая доктор, эта маленькая девочка, что спит, стоя на ногах, и есть ваша защитница? Вам кто-нибудь кирпичом по затылку даст из-за угла, тогда вы и младшую дочь потеряете.

Вера посмотрела на Таню, её глаза закрывались сами по себе, длинные волосы запутались, как кошма, а тонкое тело дрожало от ночной прохлады, решила не искушать судьбу и вернулась домой, а через час Катя постучалась в двери полуподвальной квартиры.

– О, Боже, как я рада, что дева Мария тебя хранила!

– И вовсе не дева Мария, а мой «босс». В его ресторане кушают только очень почтенные гости. Мне дали чаевые.

– Но как ты прошла через ворота, они же на замке? Как сторож пропустил?

– Мама, прямо за прачечной в заборе есть проход. Я деньги принесла. Мы можем Витьке за учебники заплатить, ведь скоро школа.

На следующий день Вера купила на Катины «чаевые» учебники для Вити и кусочек сыра для всей детворы. На следующую ночь она опять разбудила Танюшу, теперь они сидели вдвоём у выдолбленного прохода в стене, огораживающей территорию больницы, и ждали, когда в темноте покажется Катя. Тогда девочка, зевая, решила, что детей она «заводить» не будет.

Первого сентября Вере позвонил начальник фирмы «Такси по Европе».

– Ваш выезд намечен на 25 сентября. Такси подойдёт в 6 часов утра по адресу вашего брата. Вы хоть знаете, куда вы едете и что вас в Бельгии ждёт?

– Я знаю только то, что еду в Бельгию насовсем, заплатить фирмам за документы беженца в Европе я не могу, но надеюсь, что не пропаду. Может быть, вы в курсе, как там наши люди прижились.

– Интересная вы женщина, первый раз встречаюсь с таким экстремальным оптимизмом. Я могу вам только сказать, что ни одна из миграционных фирм не может гарантировать получение вида на жительство. Это конторы Остапа Бендера «Рога и копыта». Чтобы сказать, за каким углом находится в Брюсселе комиссариат, эти аферисты дерут с людей по тысяче долларов с человека, а наши «лопухи» эти деньги дают. Я сам неоднократно ездил в Бельгию. Прекрасная страна, уважительный народ. Я спрашивал у наших соотечественников о том, как они живут. Никто из перевезённых через нашу фирму людей на жизнь не жаловался, к хорошему быстро привыкаешь. Холодильники у них ломятся от продуктов, но каждому переселенцу всегда хочется чего-то большего. Они быстро забывают, что находятся на иждивении в чужой стране, а хотят жить также обеспеченно, как живёт коренное население. Такова, знаете ли, жизнь.

– Нет-нет, а я всегда буду довольна всем, если смогу жить вместе с детьми. Я умею быть благодарной.

– Хорошо, а деньги заплатите за день до отъезда Маргарите, вы с ней знакомы.

Всё, теперь до переезда оставалось только две недели.

Дети продолжали ходить в школу, Катя подрабатывала в армянском ресторане, а Вера работала в поликлинике и свою крамольную идею навсегда покинуть страну держала за семью замками, особенно от детей. Она не хотела ставить их перед выбором своего будущего, чтобы дети никогда не укоряли себя за то, что уехали из родной страны, потому что для детей действует аксиома: где мама, там и отчизна.

Эту мудрость придумала Вера, чтобы оправдать себя саму!

Поддержкой для неё в этом выборе оказался её бывший муж. Женя в последнем разговоре по телефону сказал своё напутственное слово: «Вера, ты есть и будешь всегда моей самой любимой женщиной. Прости, что я не смог тебе дать, что должен был. Хорошо, что ты увозишь детей из этой страны, где всё поставлено с ног на голову. Особенно это нужно Вите, чтобы здесь не спился, а ты выходи там замуж за хорошего человека, только… только фамилию сына не меняй».

Поддержал Веру и папа, но не так, как бы ей самой хотелось.

Володя несколько дней гостил в Калининграде, он хотел сам попрощаться с дочерью и внуками перед их дальней дорогой, а заодно и привезти дочери недостающие на переезд 300 долларов. Вера не пустила его к брату, а оставила жить у себя в бывшей сапожной мастерской. Отцовское напутствие Володя сказал дочери за завтраком, когда дети были в школе, а Катя на работе.

– Эх, жаль, что я не воспитал в тебе настоящего патриота своей Родины, а теперь вот дожил до того дня, как мне суждено проводить тебя в страну капитализма.

Вот эти слова отца были для Веры ложкой дёгтя в бочке мёда. С папой много не поспоришь. В этот раз она не взорвалась, как обычно, а стала спокойно рассуждать, глядя папе в глаза.

– Папа, я была и остаюсь патриотом, но скажи мне сам, какой страны? В Казахстане, где я родилась, выросла, получила образование и вышла замуж, я вдруг превратилась в чужестранку. Моя подруга в Зеренде, коллега Роза, ни с того ни с сего стала доказывать мне, что русские люди заняли все пастбища для овец под целину и навязали её казахскому народу русский образ жизни. Вышло так, что даже для моей подруги я стала дочерью русских злодеев, которые веками унижали её несчастный народ, мешая казахам кочевать от одного пастбища к другому. Вот я переехала в Россию, не потому, что не любила Казахстан, а потому что попала в экономический кризис. Но в России меня записали в казашки, хотя мой язык от рождения был русский. Ты украинец, мама – полька, я родилась казашкой, а вышла замуж за русского. Где родина для меня и где родина моих детей?

– И теперь ты пытаешься менять свою жизнь переездами? Если бы ты одна попала в этот кризис, то это было бы одно дело, но сейчас весь народ «варится» в этом кризисном котле, а настоящие советские люди не сбегают на Запад, как крысы с тонущего корабля. Они остаются патриотами своей страны и помогают Родине вновь стать сильной и богатой.

– На Западе я тоже буду патриотом своей Родины! Именно за границей писали книги наши русские писатели! А я еду на Запад, чтобы выжить, я не могу влиять на политику и экономику моей страны, мне бы суметь поднять на ноги моих детей.

– Ты забыла, что у капиталистов овечье лицо и сердце зверя. Там надо, моя дорогая дочь, именно выживать, чтобы что-то иметь. Разве тебя этому не обучали в школе?

– Папа, ну что тебе самому дал наш советский строй?

– Возможность учиться, получить высшее образование. Это было бы невозможно в царское время. Потом право защищать свой народ в суровые годы войны, поддерживать партию рабочих и крестьян, растить своих детей в духе коммунистической морали: не укради, не прелюбодействуй, будь всегда готов помочь слабому человеку или бедным в другой стране. Я думаю, что наш Господь, Иисус Христос, был первым на Земле истинным коммунистом. Он призывает нас к равенству и справедливости.

– Но я сама не хочу этого всеобщего равенства, папа. Я хочу жить в обществе, где все живут по единому закону, где справедливо оцениваются усилия человека и его способности, пусть даже эта оценка будет проходить по капиталистическим нормам. Пусть богатеют капиталисты, если их работники и их семьи будут иметь достаток.

За завтраком в полутёмной комнате Вериного жилья наступило молчание. Володя встал, подошёл к дочери, положил руку ей на плечо и сказал: «Верочка, хоть ты и „капиталист“, но спасибо за завтрак».

Они понимали друг друга, и одобрение отца было необходимо Вере, чтобы решиться изменить свою судьбу. Днём позже они ехали к Саше в гости, и Володя по дороге рассказывал дочери свои воспоминания о Калининграде. У него на парадном кителе висела медаль «За взятие Кенигсберга», вместе с другими боевыми орденами Красной Звезды и с медалями «За Оборону Сталинграда», «За битву под Курском».

– Вера, а знаешь ли ты, что я после взятия Кенигсберга служил здесь год комендантом?

– Папа, о войне ты нам, детям, почти ничего не говорил.

– А что я мог вам рассказать? После войны хотелось поскорее забыть всё, что с ней связано, а не то что о ней рассказывать детям. Так вот, при взятии Кенигсберга я был ранен, после госпиталя меня назначили комендантом нынешнего Калининграда. Это чужой город для русского человека, поэтому я никогда не соглашусь сюда переехать, о чём стала мечтать твоя мама.

Выговорившись, Володя немного замялся, но, видимо, подумав, что молчание не всегда золото, продолжил разговор с горечью в голосе.

– На подступах к городу немцами была организована такая оборона, что только безумный мог её атаковать. Сколько моих товарищей здесь полегло, ведь враг обстреливал нас прямой наводкой. Мои товарищи погибали не на своей земле, а на чужой, а когда вошли в город, то многие с ума сходили оттого, как красиво и комфортабельно жили их враги. Ну, ты понимаешь, о чём я говорю… Вымытые улочки, приятные дамочки и домики с бирюльками, и наши бойцы, потерявшие на подступах к городу своих боевых товарищей, в пропахших потом и порохом гимнастёрках, чувствовали себя «быдлом». Волком на нас смотрели граждане и гражданки Калининграда, словно не они, а мы затеяли эту войну.

Опять наступила пауза в разговоре, Вера не торопила папу.

– Представляешь, они с хрусталя кушали, когда их сыны наши деревни до пепла сжигали. Да, были и случаи мародёрства, когда наши солдаты врывались в уцелевшие от бомбёжки дома, решетили автоматными очередями зеркала, дорогую мебель, иногда до полного уничтожения, мстя за погибших товарищей. Потом приказ пришёл Сталина: «Расстрел на месте за мародёрство». Приказ есть приказ, но выполнять его… трудно. Не нравится мне этот город, хорошо, что ты отсюда уезжаешь… только зачем в Бельгию?

Провожали папу на поезд Саша и Вера с детьми. Витя и Таня долго бежали за дедушкой, которого полюбили за месяцы, проведённые в Караганде вдали от мамы.

С вокзала отправилась Вера с детьми в гости к Саше, чтобы вместе пережить боль расставания. За чаем с пирожками Галина, между прочим, обратилась к Вере с новостью. Откуда она только узнавала столько новостей, но эта имела силу нокаута.

– Вера, ты не знала, а Бельгия закрылась для миграции с первого сентября.

Когда Вера поняла, что не ослышалась, то не позволила себе и глазом моргнуть. Да и что теперь моргать, когда её поезд ушёл, оставив пассажиров в зале ожидания. На другой день, сразу после работы, она пошла за поддержкой к Марине Петровне, которая была в курсе её планов иммигрировать из страны.

В трёхкомнатной квартире Марины Петровны не было семейного уюта. Может быть, такое впечатление Вера имела, потому что эта семья жила по басне Крылова, где в одной упряжке лебедь, рак и щука уже который век тянули воз в разные стороны.

Если Марина Петровна уже спала и видела себя гражданкой Канады, то её муж Николай, высокий долговязый мужчина, мечтал поскорее поехать в тихий православный монастырь на границе с Белоруссией и там проводить время отдыха в крестьянском труде и в разговорах о жизни со старым монахом. Подобные причуды мужа выводили Марину Петровну из себя, и она устраивала скандалы, когда узнавала, что Николай тайно отправлял в монастырь деньги, взятые от прибыли своего небольшого дела – аптечного киоска в универмаге.

Сыновья Марины и Николая в родительской опеке уже не нуждались, и улица была для них вторым домом. Из всей семьи ехать в Канаду хотела только сама Марина Петровна.

Вера рассказала Марине Петровне и её мужу новость про закрытие Бельгии, как будто просила милостыню, которая оказалась сострадательным молчанием.

Чуть позже в комнату вошли их сыновья, они бессловесно стояли, прислонившись к противоположным косякам двери, и тоже с жалостью смотрели на Веру, которой пришлось начать разговор, не в молчанку же играть.

– Бельгия закрылась для миграции с первого сентября. Мамины деньги потрачены, а на свою зарплату я не могу купить даже учебник по математике для сына, потому что тот учебник, который я уже купила, вдруг оказался непригодным, а новый стоит 50 рублей при моём окладе в 800 рублей. Ещё неделя-другая, и я не смогу покупать детям еду. Как жить дальше? Не могла Бельгия закрыться на три недели позже! Я оплатила визы, и теперь я… нищая…

Тут Вера выговорилась, а утешительных слов опять не услышала, ибо её затею с переездом в этом доме не одобряли. Во взгляде старшего сына Марины Петровны светилась надежда, что его маму образумит эта трагедия тёти Веры. Мальчик был влюблён в свою одноклассницу и мамин кураж жить на чужбине разделить не мог.

Вера понимала, что она говорила впустую, и, хотя присутствие в комнате людей не могло её утешить, но в этом присутствии она очень нуждалась. Чтобы окончательно не пасть духом, женщина опять заговорила, как бы рассуждая про себя:

– Я молилась Богу, стоя перед иконой Николая Чудотворца, икону Матроны я ношу всегда с собой. Николай Чудотворец мог совершить чудо и в моей жизни, как это произошло по молитве святой Матроны, но святой для меня чудо не совершил. Я так верила, но… может быть, я недостойна?

– Вера, перестань молоть ерунду. Ты стала похожа на моего мужа. Это Николай всё время канючит и просит, чтобы мы покаялись. Надеяться на Бога хорошо, когда всё организовано и за всё оплачено… Слушай, а не поехать ли тебе с детьми к маме в Казахстан?

Марине очень хотелось помочь несчастной коллеге, которую преследовало тотальное невезение, и в душе она облегчённо вздохнула, что не пустила дело с переездом в Канаду на самотёк, а всё рассчитала до мельчайших подробностей. В посольстве осталось заплатить за миграционную карту, что будет сделано после продажи дома, и сдать экзамен по английскому, который она обязательно сдаст.

Вера продолжала сидеть на диване у чужих людей, хотя ясно понимала, что засиделась, и вдруг случилось то, чего так жаждала её душа. Тихо, с короткими паузами, заговорил сам хозяин дома. Николай говорил, сидя в углу на своём высоком стуле во главе стола.

– Вы верите в спасение Господа, Иисуса Христа… за нас умершего на кресте и… вознесшегося на небеса?

– Да, я верующая женщина.

– Через вашу веру… даже если для всех будет включён «красный светофор» … то для вас загорится зелёный свет. Верьте в могущество Бога и в его любовь! И не бойтесь идти вперёд!

Эти слова Николая и были тем добрым напутствием, которое не дало женщине сойти с намеченного пути.

В последнее воскресенье перед поездкой Вера приехала в городскую церковь. Людей в церкви было немного, потому что воскресная служба уже закончилась и в просторном здании деревянной церкви царил покой. Женщина зажгла свечку перед иконой Николая Чудотворца и поглядела в глаза святому.

– Может быть, я и не стою того, чтобы для меня творить чудо, но…

Вера замолчала, какая-то женщина в длинном чёрном одеянии подошла, чтобы тоже постоять перед иконой Николая Чудотворца, а начатый разговор со святым мог состояться только без свидетелей. Когда женщина, перекрестившись, ушла, Вера продолжила свою исповедь.

– Всего, что имела или могла иметь, я уже лишилась, и даже не знаю, справедливо или несправедливо, теперь собираюсь изменить родине… Мне не нужен авторитет среди людей, нет желания разбогатеть или быть знаменитой, но я благодарю Господа, что Он не отнял у меня детей. Я читала, что Иисус перед вознесением на небеса сказал, что он позаботится о верующих в него людей, и Он будет заботиться обо мне и детях, о моих родителях, которых я оставила одних в старости.

При воспоминании о мужестве мамы и о доброте отца по щеке скатилась слеза, и завершила Вера свою молитву следующими словами: «Помоги мне в пути, потому что нет у меня другого защитника, кроме Тебя. Теперь моя судьба в Твоих руках. Приму всё, что ты мне дашь, с благодарностью!»

Уходила Вера из церкви задом наперёд, лицом к алтарю, она низко поклонилась у порога, потом резко развернулась и вышла на улицу.

В то воскресенье она договорилась с племянницей Мариной сходить на базар и заложить золотое кольцо, чтобы Вите купить новый учебник по математике.

За кольцо, что Римма подарила дочери по окончании медицинского института, Вере дали 200 рублей, и женщина почувствовала себя богатой «новой русской». От этого прекрасного чувства беспечности Вера купила на память племяннице попугая, обещавшего в будущем заговорить человеческим языком. Оказывается, только попугаи мужского рода могут передразнивать голоса людей, и только тогда, когда они сидят в клетке в одиночестве, без своих подружек.

Потом Вера и Марина с клеткой в руках нашли на базаре нужный учебник по математике за четвёртый класс, купили кое-что из продуктов, съели по дороге по два вкуснейших пирожка с капустой и, измотанные базарной суетой, отправились по домам.

Уже темнело, когда тётя с племянницей, уставшие походом по базару, стояли на городской остановке. В это позднее время автобусы ходили редко, и их ожидание напоминало лотерею: повезёт или не повезёт, а в этот вечер не везло им обеим.

В ожидании автобуса Марина рассказала тёте о том, какие мудрые вещи говорил московский лама, которого она навещала. Особенно заинтриговало Веру хождение племянницы по горящим углям.

– Для того, чтобы не обжечь стопы, – объяснила ей Марина, – надо использовать силу своего духа. Силу духа надо мысленно сконцентрировать внизу живота.

– А почему не в голове?

– Потому что именно низ живота является центром энергетических сил человека.

– Марина, что тебе лично даёт эта «животная» сила в жизни? Я хочу понять, как в реальной жизни использовать твоё умение ходить по горящим углям?

Марина задумалась и не ответила, вместо неё заговорила Вера.

– Ты знаешь, Марина, во сколько обошлось твоему папе это посещение ламы в Москве?

Этот Верин вопрос тоже остался без ответа. Когда молчать надоело, Марина попыталась добиться понимания от своей тёти, которую любила, и та уезжала за границу.

– Папа нас с Юрой с детства приучил жить в довольстве. А теперь… как теперь жить в этой постоянной нищете? Что теперь делать мне и брату? Отец сидит целые дни дома, зубрит свой немецкий как фанатик, а благополучие семьи его не заботит! Не папа, а говно в мешке! Учение ламы даёт эту стабильность, стабильность духовную, если нет материальной. Я нахожу покой, слушая ламу.

– Это хорошо, но тогда, когда тебя кто-то в этом духовном покое кормит и одевает. Сколько тебе лет, Марина?

– Тётя Вера, забыли? Мне уже 23 года.

– Я в 23 года лечила детей и жила на свой заработок. Плохо, но жила, пусть голодала, но была свободна в выборе и несла ответственность за свой выбор. Дай папе шанс опять стать самим собой. Ему тоже нужен покой, но не от внешнего мира, а от вас с мамой… Почему ты сама не захотела поехать со мной в Бельгию? Ты могла бы потренировать свой английский, Европу посмотреть, мне помочь с детьми. Ведь, в отличие от меня, у тебя всегда есть шанс вернуться домой.

– Я думала об этом, но мама отговорила меня. Она сказала: «Пусть твоя тётя Вера первой поедет в Бельгию, устроится там, а потом и ты приедешь на всё готовое».

Эти слова сильно огорчили Веру.

– Да, Марина, твоя мама как всегда права. Но кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Вот и мой автобус подошёл. Прощай! Твой попугай однажды пожелает тебе тоже счастливого пути!

Быстро пролетели последние дни в Калининграде, и настал понедельник, день отъезда. Пять часов утра.

– Дети, собирайтесь. Мы едем в Бельгию.

– В Бельгию?

– Ура, у нас каникулы!

– А как же моё сочинение об осени?

Растерянную Таню, написавшую прекрасное сочинение про осень, перебил Витя:

– Я хочу ехать в Бельгию! – крикнул он, подкинув к потолку подушку. – Ура! У нас сегодня контрольная работа по математике! Мы едем в Бельгию!

– Это правда? Мама, мы едем в Бельгию?

Этот вопрос задала Катя, до которой доходили слухи о Бельгии, но она не верила в реальность этого путешествия в Европу. Не зная, что ждать от этой очередной маминой затеи с переездом, Катя остро почувствовала тоску, ей не хотелось покидать родную страну, своих новых друзей.

– Катя, мы уезжаем в Бельгию, и это наш единственный шанс быть вместе.

Из психиатрической больницы Веру с детьми забирал Саша, он привёз переселенцев к себе домой, куда должно было подойти международное такси.

Потом Галя напоила отъезжающих вкусным чаем с клубничным вареньем и дала в дорогу кулёк с пирожками. Она была довольна, что Вера выписалась из квартиры, где проживали её родители, и была рада, что Саша по доверенности получит Верину зарплату, заберёт к себе её вещи и новый цветной телевизор.

Звонок в дверь. Такси ждёт на улице. Рассвет сменился ясной зарёй.

На пороге из дома Саша всунул в руку сестры денежную бумажку в 100 долларов, всунул так, чтобы жена не увидела его щедрый жест. Он гордился мужеством сестры, которую так и не узнал по-настоящему.

Когда Вера с детьми уехали, семья Саши собралась на кухне, и каждый думал о своём. Неожиданно за столом прозвучали знаменитые строки поэта Революции.

– Безумству храбрых поём мы песню.

Эти строчки Горького в задумчивости пропел Юра, а Галина уточнила их скорбный смысл:

– Как бы эта песня не обернулась для Веры горьким плачем.