Читать книгу Чадан. 486-й мотострелковый полк - Владимир Дулга - Страница 4

Он шёл знакомой, по-деревенски тёмной, улице и, с удивлением, не чувствовал внутри себя, ни разочарования от встречи, ни обиды на свою детскую симпатию, и её неожиданного кавалера, ни недовольства самим собой. Симонов, даже был немножко рад, что пришёл сюда, что тут оказался «Шомпол», и что он сам, не ощутил в груди горечи потери, унижения и зла. Он понял, что изменилось что-то в нём самом, в его отношении к происходящему. Внутри было тепло и радостно, как будто он нашёл то, что искал, о чём думал и мечтал, давно – давно! В чём боялся признаться, даже, самому себе. И с кем, обязательно, встретится завтра, в этом Володя не сомневался!

На следующее утро, набравшись смелости, но не столько, чтобы пригласить Ларису одну, пригласил их с подругой Людой купаться на речку. Встречи продолжились, он каждый день, с замиранием сердца, ждал назначенного времени, садился на отцовский мотоцикл и мчался на знакомую улицу. Всё свободное время влюблённые проводили вместе. Но короткий курсантский отпуск закончился, Володя уехал в училище. Расставшись, они переписывались, почти, ежедневно. Встретились только зимой следующего года, во время десятидневного отпуска. Гуляли по искрящемуся под лунным светом, хрустящему снегу, радовались ярким, будто свежее вымытым, звёздам, в бездонном, чернильном небе и без устали целовались.

Окончив медицинское училище, Лариса поехала по распределению в далёкую таёжную деревню. Куда, во время своего очередного летнего отпуска, часто приезжал Володя. Маленькая деревня, приютившаяся на опушке таёжной гривы, едва насчитывала два десятка домов и являлась одной из бригад местного колхоза. Лариса и Вера, фельдшер и заведующая клубом, были молодыми, дипломированными специалистами, известными в посёлке людьми и завидными невестами для местных парней. Девушек поселили в ветхом, давно пустовавшем доме, на окраине посёлка, у самой речки. Дом состоял из двух комнат и маленькой кухни. Несмотря на усилия подруг, всячески облагораживающих своё жилище, в помещении было сыро и неуютно, как бывает в сельских домах, давно брошенных своими хозяевами. Дворовые постройки, оставшиеся от предыдущих жильцов, потихоньку были разобраны предприимчивыми соседями, частично, развалились сами за ненадобностью. Некогда существовавшая ограда, местами рухнула, местами оставила после себя жалкие остатки жердей и столбов. В этом доме никто не жил подолгу.

Когда приезжал Володя, подружки ночевали в одной комнате, а гость в соседней. Такой порядок был изначально определён Ларисой, и тщетные попытки Симонова изменить его, натыкались на непреступную оборону, граничащую с глубокой обидой. Положение не изменилось даже тогда, когда Вера, отработав положенные два года, уехала домой.

На субботу и воскресенье Лариса приезжала домой. И они вместе с Володей ходили на танцы и в кино, ездили на речку купаться, или, просто, бродили по окрестностям, восхищаясь величием суровой забайкальской природы. Иногда, Симонов заранее приезжал к ней, и они возвращались к себе в посёлок вместе.

Однажды, в очередную пятницу, Володя решил съездить к Ларисе. За какими-то делами и заботами, собрался и выехал поздно. Дело в том, что на железнодорожной станции, с которой, преодолев пятнадцать километров таёжной дороги, можно было попасть к возлюбленной, останавливались только два поезда. Один пригородный, с ласковым названием «Ученик», проходящий в шесть вечера. И почтово-багажный, больше известный в народе, как «девятьсот весёлый», за утомительно-долгое стояние на каждом полустанке, который прибывал на таёжную станцию поздно вечером. Остальные поезда, с радостным шумом, стремительно проносились мимо дощатого домика местного вокзала. На «Ученик» Симонов не успел. Два часа понаблюдав, медленно проплывающие за окнами «девятьсот весёлого» телеграфные столбы, наконец, спрыгнул на тёмный перрон нужной станции.

Солнце давно исчезло за горизонтом, точнее, оно спряталось за высокие сопки, со всех сторон окружившие посёлок. Надо было идти на паром, или как его тут называли на американский манер, «Плашкоут». Придя на реку, Володя увидел, что паром стоит под противоположным берегом. И, судя по всему, желающих переправиться на этот берег, в обозримом бушующем, не предвиделось. Он отправился к паромщику, – «деде Боге», шустрому, худенькому старичку, дом которого стоял на высоком берегу невдалеке от переправы. Выяснилось, что переправочное средство вернётся на наш берег только утром. Старик посоветовал Симонову переплыть на одной из лодок, стоящих на берегу. И попросил: – «что если солдат успешно переберётся на противоположный берег, то пусть, переложит руль и отправит паром назад».

На берегу, Володя действительно нашёл три лодки-плоскодонки. Две были наполнены водой по самые борта, третья, оказалась наполовину вытащена на берег, и только погружённая в воду корма находилась в реке. Раздевшись, Симонов попытался перевернуть лодку, но она прочно увязла в песчаном дне. Найдя в прибрежных кустах какую-то банку, он попытался вычерпать воду. Упорная работа в течении двадцати минут, успеха не принесла – уровень воды не уменьшался. Наконец, пошарив рукой по скрытому водой днищу, Володя нашёл довольно большую дыру, сводящую на нет, все попытки откачать воду. Судя по всему, две другие плоскодонки также были не пригодны для переправы.

На улице, между тем, стало совсем темно, на небо высыпали миллиарды больших и маленьких звёзд. В деревне где-то играла музыка, светились пятнышки огоньков, вдоль воды, разнося запах берёзовых дров, стлался дым от темнеющих невдалеке бань.

Надо было что-то решать. Назад пути не было, – ближайший пригородный поезд будет только утром, знакомые в деревне отсутствуют. Коротать ночь на чужом берегу, возле утлого костерка, тоже, не хотелось. Придётся плыть! Володя не сомневался, что переплывёт, он видел речку днём и мог предположить, где течение тише, а где стремительнее. Где может быть глубина, а где можно наткнуться на скрытые водой кусты. Да и проплыть тут надо было всего то, метров пятьдесят – сто, с учётом сноса течением. Но как быть с сапогами и одеждой! Не хватало ещё утопить в реке «хромачи» и форму, а утром, явиться перед Лориными светлыми очами, босиком и без штанов. Вот это будет фокус!

Он долго бродил по ночному берегу в поисках какого-нибудь подручного средства. Потеряв всякую надежду, поднялся на берег, долго прислушивался, с замиранием сердца, со скрипом, оторвал от забора самую толстую горбылину. Стараясь не шуметь прибрежной галькой, притащил приобретённое сокровище к воде. Скатал свою гимнастёрку, брюки и пилотку, засунул всё, по отдельности, в сапоги. Которые, в свою очередь, ремнём и найденным проводом, накрепко привязал к доске. Вывел сооружение на течение, и поплыл, толкая его перед собой. Мощным потоком его снесло довольно далеко. С трудом, выбравшись на скользкий берег, он почувствовал, что прилично замёрз – «август в Забайкалье явно не купальный сезон!» Наскоро одевшись, натыкаясь на кусты, поспешил к парому.

Плашкоут с шумом разрезал носами двух понтонов тёмную гладь реки. Он не был привязан к берегу, и удерживался лишь силой течения. Взойдя на его пахнувшую сеном и дёгтем палубу, Симонов переложил руль и надел на его массивную ручку проволочное кольцо. Чуть, чуть подумав, паром послушно двинулся к противоположному берегу. Володя едва успел перепрыгнуть через всё расширяющуюся щель между бортом и причалом. Шипя водой, паром исчез в темноте. Через некоторое время, Симонов услышал, как он глухо стукнул, врезавшись в причал на противоположном берегу.

Чтобы согреться, Володя пробежал примерно километр по хорошо накатанной деревенской дороге. Стало теплее, и он перешёл на шаг, привычно оглядывая окрестности. Справа, в бледном свете выглянувшей луны, до, едва видимых в лёгком тумане, сопок, простирался заболоченный, травянистый луг. Слева, по взгорку песчаной сопки, как часовые, высились вековые сосны. Возносясь мощными ветвями, казалось, к самым звёздам. Пахло нагретой за день смолой, с мокрого луга, ветер, изредка, приносил благоухание поздних осенних трав и цветов.

Дорога углубилась под тёмные кроны деревьев, сразу стало темно и тревожно. Накатанная песчаная колея хорошо просматривалась на фоне усыпанной хвоёй и шишками земли. С какого-то мгновения, Симонов, каким-то шестым чувством, вдруг, ощутил, что он в лесу не один. Несколько раз, оглянувшись, увидел на фоне дороги какие-то тени. Вгляделся и обомлел – «Волки!». Увидев, что он остановился, тёмные пятна исчезли. Володя почувствовал, как противный холодок побежал по спине, волосы на затылке ощутимо зашевелились, ноги стали ватными и непослушными.

– Бежать? Бесполезно! – вихрем пронеслось в голове. – На такое толстенное дерево никак не взобраться! Говорят, они огня боятся!

Нащупав в траве еловую ветку, чиркнул спичкой. Ветка ярко вспыхнула. Тени отпрянули в сторону. Симонов услышал собачий лай. От сердца отлегло:

– Волки не лают!

Он собрал в кучку ещё несколько крупных веток, костёрчик разгорелся, отодвигая непроглядную тьму. Володя покурил у огонька, подождал, пока он полностью прогорит, и поспешил дальше. К конечной цели своего путешествия Симонов прибыл далёко за полночь. Маленькая деревня спала, только на противоположном конце ярко горела лампочка на уличном столбе. Оттуда доносились пьяные голоса, громко играла гармошка, забивая звуки магнитолы.