Читать книгу Плыл по морю хариус - Владимир Холодок - Страница 2

Я доволен собственной квартирой,

правда, много странностей у нас:

что ни мебель – то одна сатира,

что ни юмор – то один палас.

Доски половые в коридоре

разошлись, как в ссоре меж собой.

А в щелях лежат, как на просторе,

шутки и слова на вкус любой.

Да, не сор, а шутки, как ни странно.

Здесь живет не плотник, не юрист.

Здесь развёл свой юмор окаянный

неофициальный юморист.

Вот жена, она уже привыкла,

только глянет глазом на палас –

видит там не семечки от тыквы,

видит пару шуток или фраз.

Или в холодильнике, к примеру,

ищет не пельмени – афоризм.

Сварит, поперчит и соли в меру.

Съешь его – как принял пару клизм.

В морозилке – восемь анекдотов,

мало ли – храню на чёрный день,

вкусные, как восемь антрекотов,

свежие, как от коровы тень.

На полу, а также на диване

шутки просто так у нас лежат.

Три вчера опять помылись в ванне,

брызгались, как трое медвежат.

Я люблю их и любуюсь ими,

вон у телевизора сидят.

Самым шустрым я придумал имя

и вооружил их, как солдат.

А вооружённые остроты,

если прокричат они со сцен,

будут поопасней целой роты

на период взвинчиванья цен.

Толстенький, пушистый, как котёнок,

отдыхает, свернутый в клубок, –

это наш семейный юморёнок,

мой однофамилец Холобок.

Служит он, как верная собака,

наш уклад семейный бережёт,

ссоры пресекает, забияка,

рюмку дашь – так песенку споёт.

Раз жена запнулась за остроту,

шлёп ее в сердцах по голове.

Сжалилась потом и на работу

в школу забрала её к себе.

В школе эта шутка прижилася,

полюбилась всем учителям,

и теперь почти что в каждом классе

от нее шутята – там и сям.

А жене приятно, что шутницей

числится теперь она крутой.

И смеются даже ученицы,

глядя на детей остроты той.

Мне не жалко, пусть везде разносит,

шутка лишь на воле молода.

А в неволе опускает носик

и устаревает иногда.

Как-то я ревизию устроил:

афоризмы, шутки и слова

подходили в ногу дружным строем,

я их всех считал по головам.

Вот подходит шутка-инвалидка

с костыльком и руки крендельком –

то на дне рождения у Лидки

пошутил я как-то под хмельком.

А другая, вся в татуировке,

песню нецензурную поет,

нос краснее вымытой морковки –

я изрёк с похмелия ее.

Маются, бедняжки, тянут лямку,

стыдно посмотреть мне им в глаза.

Что сказал, то не зароешь в ямку.

Надо думать, прежде чем сказать.

Фраза лишь сидела одиноко,

с шуткой не общалась ни с одной.

Грустные глазища с поволокой,

волосы с красивой сединой.

– Кто такая? Сколько лет пробило?

Фраза улыбнулась мне слегка:

– «Я люблю» – мое названье было,

а живу я многие века.

Я её проставил по реестру,

инвентаризации – отбой.

Недостачи нет, а значит – к месту,

если всё отметим мы гульбой.

Эх, плясали шутки, мои шутки,

даже фраза эта разошлась.

Мы бы веселились, может, сутки,

да супруга в комнату к нам – шасть!

И с порога:

– Это что за фраза?

Для меня она как будто вновь –

стройная, красивая, зараза.

Неужели фраза про любовь?

Я ей показал по протоколу:

«Я люблю» – так числится она.

– Вот отлично! Заберу-ка в школу,

посажу в горшочек у окна.

– Ну уж нет! Пусть проживает дома.

В люди ей с тобой не по пути.

В жизни есть простая аксиома

или, может, даже идиома:

эта фраза может только дома

сильно размножаться и цвести.