Читать книгу От репрессий к свету - Владимир Ильич Титомиров - Страница 4

Как теперь должно быть понятно, это – необычный, ни на что, ранее написанное, не похожий, как бы коллективный, труд. Поэтому все авторы, из материалов которых приведены здесь цитаты, на одну и ту же тему, могут считаться соавторами, хотя написанное ими – разные источники, а они сами – люди разных сфер. Их единомыслие, повторение основных сведений и мыслей – именно сильная сторона книги, т. к. не оставляет никаких сомнений там, где до того не было единогласия.

Главная необычность и сила книги в том и заключаются, что в ней собраны части, написанные различными авторами. И можно было бы все имена авторитетных соавторов привести на титульном листе книги, как это делается в коллективных трудах типа энциклопедий и справочников. Все имена, сведения от которых, собранные воедино, и создают однозначное, окончательное, заключение и приговор, ту самую однозначную правду, которая так необходима России, её народу, чтобы была поставлена, наконец, последняя точка в невероятном, – по масштабам, по ожиданиям, по преобразованиям, по числу жертв, по последствиям, – процессе, по которому в то же время и у самого народа, да и у мировой общественности, до сих пор нет ясности, а она – крайне необходима.

Неустанно подчёркиваю, что всё-таки никакие веские сообщаемые сведения не могут заменить того, что в конце концов и должно быть, – окончательного правового заключения компетентных органов, – приговора с их стороны. Об этом я пишу сразу, чтобы читатель, какие бы у него на это ни были взгляды до чтения книги, понимал, что это в книге показано и доказано.

Невольно задумываешься, что чтобы обосновать путь к коммунизму, при отсутствии какой-либо реальной для этого почвы, нашлись теоретики, за которыми, им поверив, пошли народы. А вот когда из этого ничего не получилось, чему безусловное подтверждение – все события XX века, общество как будто оцепенело, и не находятся ни стремление, ни сознание такой необходимости, – чтобы подвести соответствующие этому итоги. Понятно при этом, что для такого заключения необходимы: полная уверенность, что это полезно; авторитетные лица, которые способны выполнить эту сложную обязанность; лица, облечённые властью, которые осознают, что такие действия необходимо и полезно выполнить.

Такое ощущение, что общество вырвалось их террора и теперь, взяв курс на демократию, боится диктовать людям даже правду, если они явным образом заблуждаются.

[Могу только заметить, что никто не хочет, боятся, хотя и надо, официально расследовать и обнародовать эту правду, потому что многие откажутся ей верить, будут возражать по каким-либо ещё причинам, и произойдёт раскол общества.]

Я постарался максимально возможно упорядочить материал. Но и в этом боялся перегнуть. Представил себе, что имею дело с неким букетом. Он интересен, если цветы перемешаны, а не разложены по видам группами. Вот так и я не стал окончательно группировать информацию по темам.

Для начала расскажу о том, что лет 10 назад очень меня отрезвило. Я считаю это очень характерным. Бывают такие моменты в жизни, когда мы задумываемся всерьёз и в чём-то меняемся.

Пришёл я в Петербурге в кассу одной иностранной авиакомпании за билетами. У стойки были двое. Для меня было очевидно, что я становлюсь третьим. Я стал за ними и стал ждать. Но я не обратил внимания, что на скамьях вдоль стен сидели молодые люди. И когда одного обслужили и я стал вторым, все сидевшие, человек 20, вдруг встали и, оттесняя бесцеремонно меня плечами, выстроились передо мной, и оттеснили меня к самой двери. Я попытался возмущаться, что они меня не предупредили, что были в очереди. А они, резонно, сказали, что я их и не спросил. Тогда я, зная, что ветеранам войны – без очереди, подошёл прямо к кассиру и заявил об этом. Меня вдохновляло ещё и то, что я собирался только спросить, а билет – не покупать.

Один из очереди, представительный молодой человек, сказал мне грубым тоном: «И подумаешь! Мой дедушка тоже воевал!» Потом оказалось, что он брал билеты для иностранцев из отеля.

Было видно, что молодые люди как бы сговорились, – без слов понимают друг друга, как часто бывает в толпе, – чтобы «проучить, наконец, этих обнаглевших ветеранов, где надо и не надо лезущих без очереди, в то время как могли бы и постоять, ведь спешить им некуда!»

А кассир стала на сторону очереди, сославшись на то, что «очередь возражает».

Я чувствовал себя оскорблённым. Я впервые столкнулся с откровенной неприязнью, явным удовлетворением толпы, что она «проучила зазнайку». Было такое чувство, что это у них давно копилось и на мне выместилось.

Отстояв затем в очереди, я выяснил, что нужного мне билета нет и ушёл ни с чем. Стоило ли им заводиться, если я занял у кассира полминуты?!

Это было мне неожиданным уроком, – что «разговоры о тяжёлом прошлом» молодёжи надоели, и «это старичьё» с его «вечными льготами» – тоже.

И в том случае я не хотел пользоваться моими льготами, но так получилось. Ведь сидевшие явно видели, что я заблуждался, считал, что я – всего третий. Ясно, что любой из них мог по своей инициативе подойти ко мне и объяснить ситуацию. Но надо было видеть их злорадство!

А я обычно старался, и стараюсь, об этом, о своём участии в войне, по возможности, не говорить, зная, что многие относятся к ветеранам как к неполноценным, отжившим, людям.

Моего участия в войне я никогда не обсуждал ни на работе, ни в семье. Наоборот, опасаясь, что всякое известное отличие отдаляет, всячески старался быть на-равных со всеми. Быть может, именно с войны и следуя примеру родителей, я сумел относиться наравне ко всем, от простого рабочего или дворника и вплоть до министерского начальства.

А пишу на эту тему, не питая иллюзий, что все сразу ухватятся за мою книгу. Но преследую цель хоть в чём-то сказать, донести, последнее слово, как «последний из могикан», участник-долгожитель, по ряду причин считающий себя исполнителем важной миссии – очистить жертв террора от несправедливости и прошлое страны от неправды, в память ушедших из жизни и многое отдавших в надежде на улучшение благосостояния народа в будущем.

А тем, кто попытается усомниться в полной правдивости всего написанного, могу сказать, что в какой-то мере именно потому, что это на самом деле было, написано о таких невероятных вещах, которые в художественное произведение поместить было бы просто нельзя, ибо они выглядели бы явным перегибом.

Среди многих отзывов о ранее написанной автором книге о блокаде Ленинграда был и такой:

«Только по Вашей книге я, наконец, понял, что такое была блокада Ленинграда!»

[Много позже появился в интернете рассказ о блокаде академика Лихачёва, который я тоже, для полноты рассказа о том времени, привёл в конце этой книги. – Авт.]

Я надеюсь, что среди читателей этой книги, о сталинизме, тоже найдутся многие, кто только по ней поймут, что это было. А тоже многие найдут, наряду с известным им ранее, немало интересного, до того им не известного.

И уж позвольте дать дополнительно объяснение и оправдание объёму книги.

Из наиболее объёмных книг на память приходят: «Война и мир» Л. Толстого, «Жан Кристоф» Р. Роллана, «История XIX века» в 6-ти томах Лависса и Рамбо, «Сага о Форсайтах» Голсуорси, «Хождение по мукам» А. Толстого, «Былое и думы» Герцена, «Жизнь Клима Самгина» М. Горького, многотомные собрания сочинений Л. Толстого, Достоевского, Бальзака, Драйзера, Фейхтвангера и др. Сейчас также стали модны многосерийные фильмы-эпопеи.

Я далёк от мысли ставить мою книгу в один ряд с этими великими творениями. Я – только об одном. Значение книги, которая перед вами, учитывая масштаб и значение поставленной проблемы, – никак не меньше. Смею утверждать, что действительно, по грандиозности и невероятности исторических событий нет равных тому, что происходило в России в XX веке! Поэтому объём этой книги следует считать вполне оправданным. Более того, если оценивать объём того, что здесь описано, то надо считать, что здесь это сделано в наиболее сжатой форме. Ведь из всего написанного об этом выбрано самое-самое важное, только выдержки! Таков реальный объём об этом здесь написанного!

По-видимому, вышла в свет последняя книга Э. Радзинского о Сталине. Возможно, она по объёму соизмерима с моей, поскольку – о том же. Но в чём я уверен, так это в том, что по содержанию и оценке его как личности – большая разница.

Замечу только, что если бы мою книгу смогли прочесть раньше, то на факты, изложенные у Радзинского, был бы более правильный взгляд.

И характерный пример по объёму. Дело о бандитах и их нескольких убийствах в станице Кущёвской занимает почти 500 томов, а тут – всенародное, и всего – три тома. Много ли?