Читать книгу Агатовый Переход - Владимир Кирсанов - Страница 3

Представить себе, а тем более почувствовать, что ты можешь быть наполнен такой благодатной свежестью, было совершенно немыслимо. Но реальность была такова, что, пробудившись от ночной спячки могучее светило, наверное, направило всю свою солнечную силу в её сторону, и она, наполнившись этой всепроникающей силой света, чувствовала себя юной, искрящейся, взбалмошной. Но это было не все, оказалось, что состояние кипящей молодости непостижимым образом перешло на её тело и лицо. Агата с восторгом смотрела на свое отражение в зеркале и теперь в полной мере смогла понять, что испытывала булгаковская Маргарита, попробовавшая азазельского крема. Девушка не хотела да, видимо еще и не могла, анализировать свой то ли сон, то ли явь. Однако сознание уже рутинно принялось трудиться, перемалывая все события, выходящие за пределы циркуляции коллективного разума, в ранг невозможных, чудных и прочих им подобных.

Сознание в этот раз не угадало. Мастер предвидел такой вариант и оставил на зеркале в ванной комнате жирно нарисованный её любимой губной помадой знак «ОМ», поэтому путь в обыденное забытье суетного внутреннего диалога ей в это незабываемое утро был заказан. Рассматривая размашистые завитки на зеркальной поверхности, Агата обратила внимание на свой за ночь изменившийся взгляд, и подумала, как не о себе, что он перестал быть взглядом обиженной собаки. Он, действительно преобразившись, стал пронзительно светлым и чистым. Это был взгляд, из которого струилась сила. Откуда было взяться этой силе, после изматывающей душу безысходности и тоски, её не волновало. Вообще она как-то легко и быстро привыкала к своему новому состоянию, успевая между тем радостно отмечать и появившуюся вдруг цепкую ловкость в движениях, и живой блестящий перелив в волосах, давно замученных косметическими экспериментами в поисках этого самого блеска. Да за такие чудесные перемены в своем облике, всякая женщина с радостной готовностью уверовала в любую сказку, которую ей бы предложили.

Она и верила, балансируя на какой-то тонкой грани восприятия между миром знакомой повседневности и тем миром, в котором Агата побывала прошедшей ночью. Да еще и этот знак не давал места сомнениям в произошедшем событии, оставленный призрачным фантомом, он был столь же реален, как и зеркало, на котором он был написан. Со странным чувством она осторожно пальцами мазнула по зеркалу и растерла по ладошке оставшуюся на них помаду. Потом все также сомнамбулически медленно поднесла пальцы к лицу и глубоко втянула в себя привычный аромат дорогой косметики. Девушка прислушалась к себе. Сердце билось все так же спокойно, ритм его ничуть не изменился. Утренняя радость все так же солнечным зайчиком прыгала где-то внутри, готовая выскочить наружу неуемным протуберанцем восторга. От её депрессии, страхов и тревожного ожидания новой порции душевной боли, не осталось и следа. Агата подумала, что весь трагизм пережитого, вся постоянно растущая масса этих переживаний, огромной лавиной нависшей над её психическим здоровьем оказалась лишь плодом её разнузданного мышления.

Такая мысль требовала продолжения, и она вспомнила чье-то высказывание, зацепившее её когда-то своей необъяснимостью и загадочной простотой, по поводу иллюзорности окружающего мира. Она тут же легко допустила, что раз мир иллюзия, то и она, должно быть, иллюзорна. Сразу почувствовала, как это умозаключение, буквально физически разодрав оболочку, в которую было упаковано её сознание, целенаправленно затягивает её на зыбучую поверхность какого-то другого, чужого ей мировоззрения. И как-то уж совсем буднично поняла, что мысль в её голове звучит мужским голосом.

Когда постижение мира происходит ступенчато, в скорости, близкой с движением коллективного познания, то найденные знания не производят особого потрясения, поскольку малозаметны, как рост собственных детей. Однако прорывом в запредельность выглядит мгновенный приход к пониманию истины на бессловесном уровне. Как поток света, оно проникает в сознание и заполняет его неописуемым чувством блаженного оцепенения. Искусственные попытки достичь этого состояния, по большей части, бесполезны. Только готовность какого-то иного уровня может открыть человеку эти сияющие врата познания.

Мастер подключился к её мыслительному потоку, намеренно переводя её сознание в нужное русло просветленного состояния понимания искомого. Она сейчас авансом получала порцию эйфории, беспредельного ощущения любви. Не задумываясь более ни о чем, с головой окуналась в волны накатившего счастья. Агата не подозревала даже, что все её недавние трагические экзерсисы будут подвергнуты скорому и скрупулезному анализу. Не ведала о том, какой твердой рукой Мастер будет выстраивать вокруг нее ситуации, в которых ей придется выживать, чтобы, наконец, осознать и принять к безусловному выполнению задачу, ради которой был осуществлен сценарий её воплощения. Еще не знала, что вся её не очень длинная и не очень счастливая жизнь, по сути своей, есть до мелочей продуманный дидактический план, по которому, как по минному полю, она должна была пройти от начала до конца.

Дни потянулись, как горячий сыр на спагетти. Первое время, пока не схлынули впечатления после той незабываемой ночи, Агата чего–то ждала, затаенно прислушивалась к своим мыслям, пытаясь уловить нечто похожее на голос Мастера, но ничего особенного не происходило. Эйфория, штормом накатившая на умытый печалью берег её жизни, незаметно схлынула. Радостно затрепетавший под праздничным ветром надежды флажок самооценки опять затюкано свесился вниз, а ночное приключение она уже с некоторой долей досады начинала воспринимать сновидческим мороком. Однако некоторые происходящие события, не давали ей возможность до конца определиться в вопросе «было или не было».

С какой-то пугающей настойчивостью её ночной сон стал прерываться в один и тот же неурочный час. Пытаясь продлить ночную негу, она крепко жмурила глаза, удобно сворачивалась под теплым одеялом, ребячливо причмокивала губами и замирала в ожидании сонного очарования, а, не дождавшись, начинала крутиться по дивану, раздраженно перекладываясь с бока на бок, до ясного понимания, что сна больше не будет. Вот тогда сама собой пришла идея утренних пробежек, и в одну из них, в час, когда весь мир в трепетном почтении замирает перед явлением светила, Агата ощутила острую, до боли под ложечкой, опасность. Опасность приближалась бесшумно и быстро в виде стелящегося в боевой атаке здоровенного ротвейлера. Спущенный с поводка, он обучено заходил со спины. Девушка вдруг с незнакомым для себя приступом яростной отваги, по-мужски ловко развернулась, выбросив руки навстречу приближающемуся на дистанцию прыжка псу. Что-то ужасное, концентрированно черное вылетело из нее, в доли секунды столкнувшись с литой массой науськанных собачьих мышц.

Ротвейлера как будто рубанули по морде дубиной. Перевернувшись через голову, он со всего маха глухо шмякнулся об землю. Уже на боку, продолжая по инерции двигаться в её сторону, пес судорожно сучил в воздухе всеми четырьмя лапами, пытаясь подняться. Вскочив, полностью деморализованный и не понимающий, что с ним произошло, помчался прочь, разрывая утреннюю тишину щенячьим скулежом.

Испытывая внутреннюю дрожь от растекающегося по жилам адреналина, она собрано и без суеты удалилась с этого первого поля боя за свою жизнь. Думала потом с чувством скрытого удовольствия об одержанной победе и боялась анализировать способ, каким эта победа была достигнута. Привыкшая рассчитывать только на себя, она всегда руководствовалась женским инстинктом самосохранения, а это, опасностью мобилизованное откуда-то умение, делало её в собственных глазах более значительной и уверенной. Однако таких случаев было немного и чудеса не прекращали её унылого самоедства.

Однажды в торопливой суете деловых буден увидела машину Олега, промчавшуюся мимо. Со щемящим, застилающим глаза слезами пониманием краха своих надежд, ей малодушно подумалось о возможности возвращения прежних отношений. Но, заметив сидящую рядом с ним женщину, озлобилась мгновенно и, гордо встряхнув копной густых каштановых волос, яростно зацокала каблучками по тротуару.