Читать книгу Агатовый Переход - Владимир Кирсанов - Страница 6

LA

VACANZA

За повседневной суетой как-то обыденно пришла зима, а вместе с ней и некоторое беспокойство, природу которого невозможно было спутать ни с чем другим. Это тревожащее ощущение было зовом нарезанных лыжными кантами горных склонов. Агата давно полюбила рискованные снежные спуски. И без этой дозы адреналина, краски мира уже не казались ей достаточно яркими. Поставили ее на лыжи друзья, заманившие как-то в Домбай. Спортивная от природы, она с каждым своим приездом в горы азартно исправляя недостатки своей техники, достигла приличного уровня катания. Поэтому на предложение составить компанию приятелям-лыжникам, ехавшим в Итальянские Альпы, она, не задумываясь, ответила согласием.

В эту страну она всегда прилетала с каким-то необъяснимым внутренним волнением. Может быть, родина известных модных брендов, глубокими корнями вросшая в сознание каждой женщины, волновала ее на генетическом уровне, а, может, было что-либо еще более глубокое. Во всяком случае, стоя в длиннющей очереди к будке красивого, как Кен, таможенника, Агата не без ехидства отметила, что в Италии, чем меньше аэропорт, тем чванливее представители таможенных и паспортных служб.

В очереди они оказалась за группкой албанских гастарбайтеров. Ослепленные блеском золотых пуговиц на кителе величественно шлепающего в их паспорта отметки пограничника, они молчаливым строем проходили через турникет. Однако, в своих нелепых галстуках, одной рукой старательно повязанных на их крепкие крестьянские шеи, и по-армейски коротких стрижках, они выглядели скорее наемниками, чем трудовой помощью экономике Италии.

Когда, наконец, все хлопоты с переходом границы были улажены, и галдящая стая туристов разместилась в автобусе, она прилипла к окну, всем своим существом впитывая мелькавший за стеклом невыразительный пригородный пейзаж. Автобус, пропетляв по дорожным развязкам, потянулся в гору, бодро набирая высоту, словно самолет на взлете.

Появлению своего увлечения горными лыжами она была обязана снежным склонам величественного Кавказа. Как и все сюда приезжающие, она не была избалована местечковым сервисом. Сохранив свою ненавязчивую простоту с советских времен, он с каждым годом активно прирастал только ценами. Поэтому, оказавшись в краю тирольских гномов, древних легенд о народе, когда-то жившем здесь, она была очарована, как ребенок, попавший в волшебную сказку. Погружение в чудо усиливалось, когда ясным, без облаков, утром или на закате, в солнечных лучах, рождалась завораживающе-величественная картина: видимые из окна отеля мрачноватые серо-желтые вершины вдруг фантастически оживали, изнутри загораясь всеми оттенками королевского пурпура. Но то, что произошло с ней здесь, даже со сказкой сравнить было нельзя.

Зная спуски с домбайских склонов наизусть, она могла, наверное, кататься с закрытыми глазами, если б не опасалась поломаться на какой-нибудь ледяной колдобине, встречающихся на редко видевшей ратрак трассе. Практически идеальные условия альпийского курорта снисходительно расслабили, добавив скорости на виражах. Она начала лихачить и совсем потеряв осторожность, как «чайник» ошиблась при входе в узкий и не очень удобный поворот, одной ногой зацепила целину и ее, будто тряпичную куклу, провернуло штопором, бросило на спину, и понесло в снежном вихре, вниз по склону. К счастью, лыжи, как им было положено, отстегнулись и, скатившись вниз, застряли в пухляке. Покувыркавшись какое-то время по склону, она остановилась с залепленным снегом лицом. Сгоряча не поняла, что с плечом что-то неладно, но когда оперлась на палки, пытаясь подняться, острая боль электрическим током пробила до самого мозга, замутив сознание. Вымученно улыбаясь, она отвергла разноязыкую помощь, которую предлагали подкатившие люди, однако, встав на лыжи, сразу поняла, что на этот день о катании можно забыть точно. Правая рука висела плетью, и опора на нее была невозможна. Опыт подсказывал, что это только цветочки, пока она разгоряченная, по-настоящему боль еще не дает о себе знать. Это было, наверное, глупо, но ей ужасно не хотелось связываться с медициной, как не хотелось становиться обузой своим попутчикам.

Все-таки домбайский тренинг сказался, и она смогла, самостоятельно спустившись с горы, благополучно добраться до своего отеля. Уже в номере, осмотрев и ощупав руку, удостоверилась, что кости и связки целы. Все обошлось, видимо, сильным ушибом. Если руку не трогать, то боль практически не беспокоила, а вот с катанием, видимо, придется повременить. Было обидно, ведь лыжный тур недолгий и каждый день ценится на вес золота.

Ночью Агата услышала свое запаленное дыхание, словно она не спала, а бежала кросс на время. Сердце бухало с сумасшедшей скоростью, как перед взятием звукового барьера. При всем этом она продолжала лежать в уютной постели. Она даже открыла глаза и подняла над подушкой голову, но переход от сна к реальности был таким стремительным, что какое-то время девушка всматривалась в темноту, пытаясь навести резкость. Наверное, что-то снилось, но она ничего вспомнить не могла. Тяжело дыша и держась за грудь, она резко села. С улицы не доносилась ни звука, подумалось, что такая тишина в Италии может быть, наверное, только в горах. Все еще держа руку возле груди, Агата опять прилегла и прикрыла глаза. Сердце почти успокоилась, дыхание выровнялось, глаза сами собой прикрылись, и она опять задремала.

Очередное пробуждение было резким и тревожным. Первой мыслью почему-то было проверить наличие кольца на пальце. Это был подарок и память, и она с ним никогда не расставалась. Кольца на пальце не было. Мгновенно соскочив с кровати, она лихорадочно стала осматривать все уголки номера. Раздражаясь от нелепости пропажи, комбайном прошлась по всем поверхностям, перетрясла постель, в сердцах ногой пихнула кресло. Кольца нигде не было. Тогда она решила успокоиться, привести себя в порядок, позавтракать и тут вдруг до нее дошло, что в пылу поисков она, энергично перемещая вещи по номеру, совсем не чувствовала неудобства от боли в плече. От неожиданности этого открытия, Агата робко присела на краешек кровати, больше похожей на место падения ракеты, и растерянно потыкала пальцем в, еще вчера нестерпимо отзывавшуюся на такие прикосновения взрывами боли, руку. Потом машинально перевела взгляд на журнальный столик и увидела там свое кольцо.

Она могла поклясться чем угодно, что еще минуту назад его там не было. От удивления ее глаза расширились, а рассудок лихорадочно заметался в поисках объяснения чудесной материализации кольца на столе. Естественно, версию о своей невнимательности, обычно это первое, что приходит на ум в таких случаях, она решительно отмела, стоило только взглянуть на разруху, которую она учинила в номере, разыскивая пропажу. Значит, было что-то другое.

Лыжники, как жаворонки, чтобы первыми прострочить снежную мантию ослепительно белого склона, начинают снаряжаться с раннего утра. Ей же стало не до сборов, потерянно, понимая, что такое никому не расскажешь, побрела в отельный ресторан завтракать.

В ресторане было непривычно многолюдно и, первый раз за все такое суетное утро она посмотрела из окна на горы. Там, наверху, все было затянуто пепельной, невообразимых размеров снеговой тучей. Ее бывалые попутчики, предвидя такую погодную переменчивость, успели взять напрокат машину и сейчас, попивая капуччино, деловито обсуждали преимущества посещения близлежащих, известных своими историческими достопримечательностями городов. Остановили свой выбор на Вероне. Она стеснялась просить, чтобы ее взяли с собой, но они наперебой стали рассказывать, как тяжело кататься, когда из-за снега залепляющего маску как следует не видно трассу под ногами и что ей не остается ничего другого, как ехать с ними. Как будто она отказывалась.

Все средиземноморские города похожи друг на друга, и все абсолютно разные. И не только своей историей, своими соборами, но и особой аурой, присущей только этому месту. Она любила побродить по маленьким улочкам таких городов, впитывая в себя ароматы, доносящихся из открытых тратторий и ресторанчиков, миниатюрных кондитерских, где можно было выпить чашку отличного, как и везде в Италии, кофе.

Их целью было найти дом Джульетты, оставить на стене свою надпись и, загадав желание, потереть медную грудь возлюбленной несчастного Ромео. Легенды удивительная вещь, наполненные верой миллионов людей они становятся неразделимыми с историей. И уже никому нет дела, что балкончик бутафорский, что Шекспир нафантазировал изрядно, главное выполнить обязательный ритуал и с чистой совестью ждать исполнения загаданного.

День выдался пасмурный, но иногда унылая грязно-серая масса облаков расступалась, и с раскрывавшейся пронзительной синевы зимнего неба, на землю к людям золотой монеткой падал солнечный луч. И город, будто задремавший уличный музыкант, увидевший золото, оживлялся на время, теребя свою скрипочку, прибавлял движения, но быстро выдыхался, и только река Адидже, как и тысячу лет, назад неутомимо несла бурные воды между своих берегов, крутой петлей охватывающей город.

Они вышли на городскую площадь, настроение от коротких солнечных инъекций и погружения в романтическую энергетику, витавшую в доме Джульетты, было замечательным. Слухом зацепившись за родную речь, она пристроилась к группе соотечественников, вяло приобщавшихся к истории средневековой Италии под руководством на удивление толкового гида. Парень знал свое дело и, видимо, оно ему нравилось. Великодушно прощая жадный интерес туристов к витринам модных магазинов, он токовал, как тетерев, упиваясь собой: «Не существует мира вне Вероны, а лишь мытарства, пытка, ад…»

«… Кто изгнан отсюда, изгнан из мира, а кто изгнан из мира, тот мертв»: – продолжила она мысленно шекспировскую строчку и поймала себя на странном ощущении, которое родилось у нее с первой минуты нахождения в этом городе. Сейчас это ощущение нарастало все сильней и сильней по мере приближения их группы к главной городской площади. Приступом волны холодного огня, рожденной где-то в глубине нее, оно поднималось вверх к голове, и с силой выходило наружу сотрясающим тело ознобом. Нервно клацая зубами, она продолжала вникать в рассказ экскурсовода. По-женски впечатлительной, ей не составило труда ясно представить себе картины безумных деяний властителей того времени. И никак не могла избавиться от подозрения, что сознание этих людей находилось под влиянием каких-то галлюциногенов. Иначе, чем объяснить маниакальную жестокость, идеологически подкрепленную сочинением Шпрингера и Инсисториса, с которой они уничтожали себе подобных. А уж примеры массового каннибализма, когда к палачу выстраивались очереди за частями тела казненного «служителя сатаны», окончательно ввела ее в эмоциональный ступор. Не укладывалось в голове, как не моющаяся, из страха быть причисленной к армии бесовской, дурно пахнущая Европа, рождала гениев зодчества, живописи, музыки и науки. То ли от жалости к людям того времени, то ли от болезненно сдавившей грудь печали, но на брусчатку городской площади она ступила с глазами полными слез. И, чувствуя, как подкашиваются ставшие ватными ноги, побрела бесцельно в сторону от группы, но вдруг остановилась, не в силах сделать еще хоть шаг.

Удивительно, что происходящее с ней ни у кого не вызывало интереса, как будто кто-то закрыл девушку от людского внимания. И даже ее попутчики, увлеченные фотографированием достопримечательностей, забыли о ней, будто Агаты и не было с ними на этой площади никогда. Она присела на корточки и приложила руку к холодному камню брусчатки. Сомнений быть не могло. Это было местом трагической гибели средневековой ведьмы из ее сна. Значит, именно отсюда вылетели стрелы, отравленные ее смертельно разящим проклятием. Сбиваясь от душащих рыданий, она молилась, боясь, что кто-нибудь подойдет и прервет ее.

Между тем антураж современности отступил куда-то за границу восприятия, и девушка видела эту площадь из марева раскаленного воздуха от медленно горящих мокрых вязанок хвороста. «Им мало было меня убить, им надо было видеть мои мучения», – плетью хлестнула злая мысль по сердцу. Но тут сами собой, как будто кто-то взялся диктовать ей, в голову стали приходить другие слова. И Агата послушно принялась их повторять, понимая, что ради этих слов, слов прощения, она и оказалась сейчас в этом месте. Одновременно, она с пугающей силой чувствовала, что с каждое слово дается все тяжелее. Будто, обугленные жаром, губы и язык перестали подчиняться ей. Слова, как при синестезии, стали кроваво-солеными на вкус и пахли пожаром. Девушка боялась не успеть, и страх гнал по жилам адреналиновую тревогу. В тоже время ее рассудок пытался собрать в единое целое картины из разных реальностей, но, видимо, запутавшись окончательно, смешал все модальности восприятия в немыслимый коктейль. Она получила возможность ощутить вкус прикосновения, цвет и запах звука. Проникнув сознанием с такого необычного ракурса в явь мира, она чувствовала, как через ее пальцы, касающиеся стылой брусчатки, струится густая энергия. Пульсируя горячими тромбами, она выплескивалась из ее сердца, заполняла серый камень, кроваво перекрашивая и нагревая его.

Агате казалось, что прошли часы, но когда она подняла голову, то увидела, что ее никто так и не хватился. На оживленной площади никому дела не было до того, чем занимается присевшая на корточки девушка с опущенной головой. Она пришла в себя. Она полностью вернулась в свой мир. Однако, смотрела на него так, как будто сняла затемненные очки и ей стала доступна невидимая ранее сторона бытия. Неверным шагом, боясь даже дышать от бьющих фонтаном эмоций, вернулась к своим приятелям. И уже позже, когда, накручивая спирали по горному серпантину, они все выше и выше забирались в холодное царство снежных вершин, она веселилась вместе с ними, радуясь приятному путешествию и полезным покупкам. Но всю дорогу не могла избавиться от назойливой мысли, что сакральный ритуал на площади был не с ней. А все это – и город, и площади его, и магазины с ресторанами – остались в памяти с сумеречным вкусом какой-то кукольно-картонной театральности. Но вместе с тем, на душе было необычайно легко, как в детстве, когда все ее проблемы жили не дольше ночного сна….