Читать книгу Перевал - Владимир Колосков, Владимир Владимирович Колосков - Страница 4

Глава 3. Дар или проклятие

Оглавление

– Впрочем, мое бегство было разрешенным и можно назвать его изгнанием, – добавил Паласар. – Ночью перед тем утром, когда я собирался покинуть город, ко мне явился нарочный от Селима. Он передал мне тот кинжал, который несколько дней назад вызвал такой интерес нашего Каспара, и вдобавок солидное количество золота. На словах нарочный передал, что этот кинжал – царский подарок и его следует беречь. По нему меня пропустят там, где иначе могли возникнуть осложнения. С таким таинственным напутствием я отправился в дорогу.

Паласар рассказал свою историю про дракона. Его видение во многом отличалось от того, что рассказал бы Тед, если бы у него спросили. Например, Паласар не упомянул, что Тед втайне ненавидел своего проводника по книгам и легендам. И последними словами Теда, сказанными Паласару, были слова замысловатого проклятия, которое Тед вычитал в легендах. Проклятие заставляло Паласара стремительно стариться, пока он жил в одном месте, и молодеть, пока он двигался. Так Тед обрек Паласара на вечные скитания, чтобы он сам чувствовал ту жизнь, которую вел привязанный к ключу между мирами Тед. Проклятие требовало для себя кроме верных слов только кровь дракона, а когда Тед явился к Паласару в последний раз, крови на нем было больше чем достаточно.

– И ты больше никогда его не видел? – спросил Вильямсон, напряженно вглядываясь в переливающееся в бликах костра лицо рассказчика.

– Нет! Хотя мне довелось много странствовать, я не встречал его, хотя до меня доносились слухи, за которым мог стоять Тед. И сдается мне, я еще его увижу.

– Ладно, вернемся к более простым вещам. Ты говорил, что ты алхимик, – сменил тему разговора Каспар. – Так что, можно превратить простой металл в благородный?

– Чушь! Полная чушь. Примите мое искреннее слово! – ответил Паласар, слегка уставший от драконовой саги и обрадованный возможностью сменить тему.

– А как насчет бессмертия? – спросил Вильямсон.

– Чушь еще большая! – воскликнул Паласар. – Философский камень – сказка. Хотя есть другие пути.

– И ты их знаешь? – спросил Каспар.

– Конечно, нет, – развел руками Паласар. – Хотя я знаю кое-кого, кому в некоторой мере удавалось.

– В некоторой мере? Это вообще как? – принялся распутывать Каспар. – Бессмертие – это как деньги, оно или есть, или его нет.

– Бессмертие скорее как любовь, – философски изрек Паласар. – За все есть цена, пока платишь, не умираешь.

– А можно ли воскрешать мертвецов? – спросил Вильямсон.

– Не видел такого, хотя есть слухи. Например, я слышал историю женщины, которая оживила из мертвых своего мужа, обратившись к колдуну по имени Тиресий, было это лет десять тому назад. Еще я слыхал от одного человека, что у его бабки была «Поваренная книга некроманта», полная рецептов всяческих жутких зелий, которые могли возвращать из мертвых или открывать двери в другие – загробные, я полагаю, – миры. Но как всегда: никаких доказательств! Едва я попросил его показать мне эту книгу, как он сочинил историю, что, дескать, едва он открыл эту книгу, как явился какой-то черный бес, нагнал на него страху, отобрал книгу и сгинул, сказав, что теперь она будет лежать в Хрустальной башне. Так что все это – просто слухи, я уверен, что книжка, если и была, – простая подделка, а Тиресий – жалкий шарлатан, выдающий за воскрешенных людей своих подельников.

– А как насчет проверенных случаев? – спросил Петерфинн.

– Это каких? – уточнил Паласар.

– Спаситель, например, – ответил наемник.

– Тут случай Бога или одной из его ипостасей. Мы же обсуждали оживление людей.

– Тогда случай Лазаря, – не отступал Петерфинн. – Он был человеком.

– Ну к этому случаю, если я верно помню историю, Бог тоже был причастен. Вот случаев, чтобы человек мог оживить человека, – таких мне не встречалось.

– И всего-то ты повидал чудес – только одну тушу дракона! – усмехнулся Каспар. – Даже я мог бы рассказать поболее.

– Чудес? – переспросил Паласар. – Мой друг, я видел такое, что твои чудеса покажутся мне букварем. Само слово «чудо» для меня давно и сильно истрепалось и потеряло былой смысл.

– Здорово быть таким смельчаком, как этот Тед, – вздохнул не отличавшийся особой храбростью Вильямсон, пока Каспар обдумывал ответ. Ответ у Каспара был, но он сомневался, что в этот вечер для него хватит времени.

– Он не был смелым, – поморщился Паласар. Воспоминания о характере Теда были для него не так интересны, как о его подвигах. – Он был бесстрашным. Одержим судьбой до безумия. За пределами собственной судьбы его ничто не интересовало. Плохо, хорошо, правильно, неправильно он понимал, только приложив к судьбе, причем своей собственной. Он даже людей оценивал лишь по той роли, которую они играли в его судьбе. Лютый фанатик.

– И разве это плохо? Я тоже верю в судьбу, – раздался голос Дамиса. – Многие люди верят в судьбу.

– А многие из тех, кто верит и говорит «Судьба», знают, что они подразумевают под этим словом? Судьба, предопределение, кисмат, дао – может ли один человек понять, что думает другой, когда произносит эти слова? Для Теда судьба была не каким-то предопределением, законом жизни, а самой жизнью.

– Что ж, это была интересная история, – вставил слово Каспар, чтобы остановить дальнейшую, грозящую затянуться далеко заполночь беседу о словах, в которой восточный носитель расхожей мудрости мог оказаться очень вязок. – Завтра я надеюсь, и все мы надеемся, услышать другую историю, возможно, что ее расскажу я, а теперь пора спать.

Наемники распределили дежурства и улеглись. Паласар с относительным удобством разместился в кибитке. Одетые в кожаные доспехи и стальные панцири наемники довольствовались лежанками из колких еловых лап. Собранные в лесу ветки складывали в продолговатые кучи, а изголовья сбивали из опавших листьев. Лежанки были жесткими, зато через них не проникал убийственный холод земли и они не промокали. Конные укрывались одеялами, которые везли с собой, а пешие грелись теплом тлеющих костров. Поддерживать огонь вменялось в обязанность часовым. По сравнению с этим доски повозки с вязанками сена были роскошью, но теплолюбивый Паласар был не из тех, кто мог это оценить.

Перевал

Подняться наверх