Читать книгу Ангина - Владимир Комиссар - Страница 6

Сегодня мне должно было бы исполниться сорок пять лет. Почему только «должно было бы», ведь я еще не умер? Да потому, что в соответствие с написанной выше датой мне сегодня исполняется только десять. Для доказательства, что сегодня именно указанная дата я приклеил к моей тетради соответствующий листочек отрывного настенного календаря. И к мысли, что я опять стал участником событий тридцати пятилетней давности, я стал постепенно привыкать. Вот только как же это все-таки произошло, для меня по-прежнему остается загадкой.

Я в свое время несколько лет довольно серьезно изучал философию: сначала в институте, затем в аспирантуре. Вспоминаю теорию субъективного индивидуализма с ее различными направлениями: конструктивизм, солипсизм, сенсуализм. Особенно мне запомнился иматериализм Джорджа Беркли. Так вот. Этот философ исходил из той простой аксиомы, что все наши восприятия суть состояния нашего духа, наши идеи. И эти идеи не могут существовать нигде, кроме воспринимающего их духа. Всеми признано, рассуждал Беркли, что так называемые вторичные качества – цвет и звук, вкус и запах, тепло и холод – не имеют объективного существования вне нашего духа. Таким образом, материального мира на самом деле не существует, все события происходят исключительно в рамках нашего сознания. Все чем мы дышим, питаемся, видим, осязаем – это лишь продукты нашего сознания. Погасло сознание – исчез материальный мир. Поэтому, коль мое сознание, каким то образом перенеслось в 1978, нет ничего удивительного, что там же оказался и мой материальный мир. Вот только не понятно, почему память моя обрела обратное направление – я, например, прекрасно помню, как встречал новый 2013 год, но абсолютно не помню встречу 1978.

А еще у меня возникла другая теория. Может я никогда и не перешагивал рубеж 2013? Может ангина, перенесенная мною, десятилетним мальчиком, дала мощнейший стресс моему мозгу и его ячейки заполнились воспоминаниями и переживаниями, коих никогда не было и которые вытеснили на второй план реально произошедшие события. Причем страшный жар втиснул в мое сознание не только «будущие воспоминания», он наградил меня целым комплексом знаний, умений и бытовых навыков. То есть десятилетний мальчик, оставаясь в своем детском теле, приобрел умственные способности присущие взрослому мужчине. Вот только мне от этого стало жить значительно труднее.

Время моей болезни закончилось, и я в конце февраля пошел в школу. Что здесь страшного? А кто бы смог представить сорокапятилетнего мужика сидящего за партой в третьем классе. Как взрослый мужчина я, конечно, не выглядел, но ведь мое сознание воспринимало все именно так. Я «учился» делить в столбик, заучивал правила правописания, типа «стеклянный, деревянный, оловянный», читал «увлекательные» рассказики о Красной Армии. А еще, на уроках пения, сложив руки на коленях, участвовал в хоровых потугах на тему: «А в марте нет гвоздики, сирени не достать. Но можно на листочке цветы нарисовать».

А чего стоили регулярно проводимые пионерские линейки, когда всей школой мы выстраивались в фойе на первом этаже и по команде отдавали «салют» и выкрикивали «безумные» фразы, типа: «Мы красные галстуки звездам повяжем и солнцу салют отдадим». Каково?

Мне сразу вспомнился недавно просмотренный мною фильм-сказка «Любовь – морковь», когда герои Гоши Куценнко и Кристины Орбакайте переселились в тела своих десятилетних детей.. И вот примерно такие же эмоции изображал, участвующий в школьном хоре мальчик, являющийся на самом деле сорокалетним мужиком. Но ведь то был лишь фильм, да и маразма с пионерским обрядом не было.

Но отсиживание на уроках и участие в обязательных мероприятиях это были еще полбеды. Случались еще перемены, на которых мои «сверстники» дразнились, плевались из трубочек, гонялись друг за другом, устраивали ребячьи потасовки. И во все это постоянно пытались вовлечь меня. И как мне оставалось себя вести? Ведь играть в детские игры мне абсолютно не хотелось. Я стал всех избегать, и при каждой попытке кого- либо, пойти со мной на контакт, сразу же ретировался.

Уже через две недели такая «школьная жизнь» стала для меня сущим адом. Я решил опять «заболеть». Воспользовался проверенным студенческим способом. Купил в аптеке еще один градусник, нагрел его на радиаторе отопления до нужной температуры и припрятал. Вечером пожаловался матери на боль в горле и общее недомогание. Естественно мне сразу был выдан градусник с предложением померять температуру. Я засунул «мамин» градусник под мышку, а когда его вынимал, незаметно поменял на свой, заранее подготовленный. 38,2. А значит, я действительно простудился. Такая температура у меня «держалось» всю неделю. Затем еще неделю я не ходил в школу из-за «упадка сил».

Находиться дома было значительно легче, но все равно безрадостно. Это был далеко не тот досуг, каким я предавался в выходные от работы дни. Ни спутникового телевидения, ни интернета, ни огромного ассортимента детективных романов. Не говоря уже о полном отсутствии гастрономического изобилия. Но это уже отдельная «песня»

У себя «дома» мы никогда не экономили на продуктах питания. Можно сказать большее, вели себя по-росточительски. Каждый покупал, что хотел и в количествах, какие сам для себя посчитает нужным. Икра, всевозможные колбасы, экзотические овощи и фрукты – всего было в изобилии. Сейчас же я опять вернулся к временам, когда даже на еде приходилось экономить или по крайней мере рассчитывать. Нет мои родители не были совсем уж бедными, просто так жило большинство советских людей. Поэтому свежее мясо и колбасы – не каждый день, шоколадные конфеты – только по праздникам, ну а об многих продуктах здесь уж действительно только упоминалось. Ну и дополняло столь нерадостную для меня картину полное отсутствие былого ассортимента. И где же вы мои «Ашаны», «Амсторы» или «Метро»?

Ну а о том, чтобы пропустить пару баночек пива или стаканчик виски, даже и речи быть не могло. В чем я находил для себя, более-менее приятное развлечение так это в длительных пеших прогулках, тем более, что начиналась весна. Слонялся без дела по разным частям родного города, предавался воспоминаниям, фиксировал изменения. Правда и это приходилось осуществлять втайне – родители тогда еще не позволяли мне далеко удаляться от своего дома.

Кстати о пиве и виски. Однажды мне очень захотелось выпить, ведь в «прошлой жизни» я трезвенником никогда не был. Казалось бы очень простая задача. Но не для десятилетнего мальчика в семьдесят восьмом году. Но я ее выполнил, предварительно сэкономив пару рублей на школьных обедах. За спиртным я пошел в магазин, расположенный подальше от своего микрорайона, заранее обдумав разговор с продавцом.

– Тетенька, продайте мне, пожалуйста, две бутылки пива, – обратился я к продавцу, сделав очень несчастную физиономию.

Полная женщина, лет сорока, стоявшая за стойкой в бакалее, удивленно ответила:

– Мальчик, да тебе еще квас то рановато пить будет.

Я пустил слезу и жалобным голосом продолжил:

– У папы опять сильное похмелье. Он уже перебил всю посуду. Мама не может его оставить одного. Если ему сейчас не купить пиво, он будет опять маму бить. И мне достанется.

Теперь расчувствовалась уже продавщица:

– Так может твоей маме обратиться к участковому?

– Прошлый раз обращалась, – продолжал врать я. – Папа потом очень разозлился и поставил маме синяк под глазом.

– Да, ничего хорошего из этого не выйдет, – согласилась продавец, отпуская мне все-таки две бутылки «жигулевского».

Из магазина я выходил под сочувствующие взгляды случайных свидетелей. Моя ложь была довольно типичной ситуацией на поселке, где располагался магазин. Стыдно ли мне было? Вряд ли. Ведь я находился в пока еще чужом для меня мире и должен был приспосабливаться к нему. Единственно, о чем жалел, что не купил три или, даже, четыре бутылки. Но мог быть перебор. Для снятия похмелья двух вполне достаточно, это я прекрасно понимал, как в прочем, и продавец. Поэтому запроси я больше, мог бы пойматься на лжи. Большее количество столь желанного напитка – это уже застолье. Пусть будут две.

Уже в своем магазине я купил копченую селедку за тридцать копеек и пошел домой, предвкушая это вот предстоящее «застолье». Сейчас около часу дня, родители придут с работы в районе семи, а значит у меня еще достаточно времени.

Вкус пива оказался приятным и до боли знакомым. Меня сразу окатила волна различных ассоциаций. Я всегда был любителем этого напитка. Пил его в любую пору, во всевозможных заведениях, в различных компаниях и большом количестве. Предаваясь приятным воспоминаниям, я не сразу понял, что охмелел после первой же бутылки. Ну, а выпив вторую, я осознал, что меня основательно развезло. Надо было сразу сообразить, что для моего детского организма две бутылки пива могут оказаться излишними. У меня едва хватило сил скрыть до прихода родителей следы своего непозволительного времяпровождения.

Еще мне очень не хватает общения. «Сверстники» меня раздражают, от них я дистанцировался. Для зрелых людей я всего лишь малолетка и, чтобы с ними контактировать на равных надо еще подтвердить свой настоящий уровень развития. А стоит ли это делать, большой вопрос. Потому я не могу нормально общаться и со своими родителями. Сказать им всю правду? Так я ее и сам не знаю, а делиться догадками пока не готов. Вот и сводятся наше общение к чисто бытовым разговорам, с добавлением моего опасения, не сказать, чего лишнего. Стараюсь сильно не выходить за рамки развития третьеклассника, одним словом. Ну и опять же безропотно выполняю все их указания и наставления.

И вообще, я не могу разобраться, какое я чувство испытываю к «внезапно воскресшим» родителям. Горечь утраты давно залечило время. Да, я часто ходил на кладбище, просматривал старые фотографии, воспоминания о них всегда были наполнены любви. Но это уже была любовь к памяти. Она приятна и логична. Теперь я вижу вполне материальных дорогих мне людей. Как и прежде они совершают поступки, разговаривают, смеются, переживают. Точно также, как и во времена моего детства. Вот только реальность всего этого вызывает у меня сомнения, а эти сомнения мешают проявиться любви.

А еще у меня возник вопрос, могу ли я продлить жизнь своим родителям. Я знаю, что мама умерла из-за поликистоза – отказали почки, а у отца внезапно произошел инфаркт. Если им сейчас заняться соответствующей профилактикой, может, удастся избежать их трагического конца, или, по крайней мере, отсрочить его? Но чтобы дать ответ на него, я должен вначале получить подтверждение, что мои знания о будущем не являются пустой иллюзией, занесенной в мое сознание. Для этого достаточно убедиться, что хотя бы одно из событий, о которых знает моя память, произойдет. И время совершения этого события я также должен установить достаточно точно.

Таких событий я знаю, или думаю, что знаю массу. Поочередная смерть трех советских вождей, перестройка, развал СССР, война в Ираке, Югославия, Чечня, дефолт,, выборы президентов Украины и многое, многое другое всплывало в моей памяти. Но это должно случиться чуть позднее, а мне надо получить подтверждение сейчас. Я не мог ничего вспомнить, что могло бы произойти в ближайшие недели-месяцы. Во-первых, прошло тридцать пять лет и память, естественно, притупилась, во-вторых десятилетний мальчик не очень то и вдавался в новости о жизни страны и мировой арены, ну и в-третьих сами-то новости не представляли особый интерес – «время застоя» все-таки. Московская олимпиада, ввод войск в Афганистан, убийство Эльриха Пальме – тоже не то. Может попробовать найти, что- либо менее значительное? Какой-нибудь случай из моего личного окружения?

Я лихорадочно напрягал память, и все-таки победил. Об искомом событии я «вспомнил» буквально за неделю до предполагаемого срока его наступления. Суть его в следующем. Накануне дня рождения Ленина по всей стране проводились субботники: уборки помещений, благоустройство территории и прочая немотивированная оплатой работа. В субботниках принимали участия и мы, школьники. Следующее такое мероприятие должно произойти в ближайшую субботу. Помню, мы подметали школьный двор, выносили сухие ветки, красили известью бордюры. А одна девочка из нашего класса, звали ее Аня Попович, резвясь, прыгала через бордюр. Затем оступилась и сломала ногу, буквально у меня на глазах. В моей памяти надежно застыла нелицеприятная картина – лежащая на земле и зовущая на помощь девочка с неестественно вывернутой ногой. Потом, «скорая», носилки, всеобщий переполох. Да, это точно был третий класс: на Ане я отчетливо вижу пионерский галстук, и очень волнуется наша учительница младших классов, Вера Андреевна.

Спустя пять дней так и произошло. Аня на субботнике сломала ногу. Но уже не на моих глазах. Чтобы не повлиять случайно на ход событий, я, сказавшись больным, на субботник не пошел. Вечером я позвонил своему школьному товарищу, и тот, взахлеб, поведал мне о случившемся. Пусть это был отнюдь не знаменательный случай, но теперь я точно знал – у меня нет «иллюзии будущего».

На следующий день я решился все-таки поговорить с родителями об их возможных проблемах со здоровьем. Моя речь вышла несвязанной, неубедительной и противоречивой. Что-то вроде: «я вычитал», «мне рассказали», «вот такие симптомы». На конкретные вопросы я ответить не сумел. А ночью я подслушал тихий разговор моих родителей.

– Ты заметил, каким странным стал наш сын? – это шепотом задавала вопрос моя мама.

– Да, очень странным, – так же шепотом подтвердил отец.

– Он практически не разговаривает с нами, ничего не рассказывает, перестал веселиться, не играет с детьми, замкнулся в себе, одним словом. И взгляд какой-то тревожный, неспокойный.

– Во дворе я его практически видеть перестал, – принял эстафету отец, – то я его постоянно из луж вынимал, с деревьев снимал, а сейчас просто ходит где-то сам по себе.

– А сегодняшний разговор меня вообще убил, на прочь, – продолжила мать.– Думаю надо его к психиатру сводить. Что-то переживаю я очень.

– Ну, психиатр, думаю пока ни к чему, – теперь отец возразил. – Учится то он хорошо. Читает много. Давай понаблюдаем пока за ним повнимательней.

– Хорошо, – согласилась мама.

Вот так. У меня появился риск попасть в психушку. Надо быть поосторожнее в высказываниях. Но зато я точно знал, что мой, тот иной, тридцатипятилетний жизненный опыт не является плодом больного воображения. И используя его, я, может быть, смогу координальным образом поменять свою дальнейшую жизнь. Сделать ее более качественной и впечатляющей. Прославиться, разбогатеть, объездить весь мир, приобрести массу интересных знакомств. Да даже представить себе трудно, чего можно достичь, зная будущее. Похоже, у меня появился уникальный шанс прожить жизнь заново, и надо было решить, какие предпринять действия, чтобы его не упустить. Красочно и весело.

Я взял несколько чистых листов бумаги, отразил на них множество дат, соответствующих важным событиям «будущего» и стал пытаться разработать различные модели поведения, чтобы максимально использовать свои «прогнозы». Получалось мало. Ну, знаю я, например, что эпоха «построения развитого социализма» скоро закончится, умрут и коммунистические ценности. Мы станем жить в условиях рыночной экономики. Но как эти мои познание использовать себе на благо? Трудный вопрос.

Или другой пример «важных» дат из моего списка. Октябрь 1983 – война за Мальвинские острова, апрель 1986 – авария на Чернобыле, март 1989 – гражданская война в Ливии, декабрь 1989 – демонтаж Берлинской стены. Подобных событий я записал более сотни. Но чем они мне могут быть полезны сейчас? Ну, разве, что провозгласить себя великим провидцем. Но это, опять-таки, психушка. Хотя в данный момент Нострадамус мне и в подметки не годится.

Я знаю, какие будут достижения научно технического прогресса. Компьютеры, интернет, мобильные телефоны, многообразие электроники и бытовой техники, новейшие технологии. Но я не разбираюсь достаточно в сути и строении всего этого. Не могу воссоздать ни единую схему и даже деталь. Как не могу положить на ноты до сих пор звучащую в голове популярную мелодию 2010-х, как не могу изложить на бумаге прочитанные в «той жизни» бетселлеры. Я не ученый, не писатель и не программист. Я всего лишь банковский клерк. Да, я приблизительно помню курсовые колебания по отдельным валютам, произошедшие за последние лет двадцать. Может, этими познаниями я позднее воспользуюсь. Но что делать сейчас? Над этой дилеммой я просидел последние три дня, но пока ответа не нашел.

Ладно, время еще есть. Ну а сейчас скоро придут на мой день рожденья гости: мои «друзья» и родственники. Мама наделала салатов, испекла торт и уже накрывает стол. Мы будем пить «ситро» и объедаться вкуснятинами. Кстати, я «вспомнил», несколько подарков, которые мне сегодня преподнесут. Мама подарит мне довольно модную коричневую короткую курточку из кожзаменителя. Я ее потом очень быстро порвал. А моя соседка по подъезду девочка Света кроме всего прочего презентует мне целую упаковку жевательной резинки. Настоящей, зарубежной. Я тогда был ужасно доволен этим подарком, можно сказать счастлив.

Но эти эмоции вряд ли посетят меня в этот раз. Ведь в той, другой, жизни мне должно было бы исполниться сегодня сорок пять. Меня б с утра поздравили б мои домашние, затем сотрудники на работе, потом мои клиенты. Подарки б меня мало волновали, но шампанское лилось бы рекой. А вечером допоздна мы большой компанией гудели б в каком-нибудь крутом ресторане. Элитная выпивка, изобилие закусок, громкая музыка.

Но все это должно будет произойти в прошлом. Ух-ты, какая корявая речевая конструкция. А ведь она для меня вполне объективна. Но что самое важное у меня, возможно, появился шанс построить жизнь заново.