Читать книгу Для тебя - Владимир Кондратьев - Страница 7
Часть I
III
ОглавлениеСлепой для мира я иду к своей мечте,
в четвёртом проявлении пространства.
И этим божеством распятый на кресте,
томлюсь в естественности постоянства.
Любовь в пространстве
разрывает слитность единения,
и с треском рвётся
бытия спокойное течение:
«Я сам себя приговорил
И в грудь вонзил,
что было сил,
Всю боль любви приговорённой;
Разлукой вновь перерождённой,
В живом огне всех мук сознанья,
Что ожидает пониманья,
Её — той нимфы светлоокой,
Огня любви звезды далёкой.
Я сам себя приговорил!
Когда вопил и умирал,
На грязной койке, за решёткой;
Там в клочья сердце разорвал,
Стегая душу, словно плёткой,
Сознаньем собственной вины.
О Боже! Что ж я натворил,
Когда себя приговорил…»
Любовь вся вне пространственного рвения,
в ней с тресков рвётся бытия
спокойное течение;
в ней нет начала и конца,
нет плоти тления.
Хотя законченность её и динамизм
фонтаном грязи извергается на землю,
в ней нет глухо-молчащих и слепых;
в ней бесконечна в проявленьи жизнь,
и принцип исключенья логики
там неотъемлем:
«Неважно, где я нахожусь,
мой ум работает всегда;
Все мои мысли в голове —
там ты, везде со мной. Да-да!
А здесь, чем ниже пала голова,
тем глубже мысли. Вот беда!
Чем ниже я — тем глубже ум,
что делать, такова среда.
Не надо сожалеть и прошлым жить,
Смотри вперёд и продолжай творить.
Не бойся в жизни все менять!
Не бойся что-то в ней терять!
И даже если нужно все отдать,
НЕ БОЙСЯ!
Сядь и успокойся…»
Любовь понятна, может, не всегда,
но всём необходима и желанна;
она приходит в сердце к нам тогда,
когда пространство зыбко
и непостоянно:
«Она сурова
и нежна;
Красива-привлекательна, —
ужасно;
Она хитра, тихо-мудра
И в этой хитрой мудрости
прекрасна.
В ней всё всегда и на лицо;
Прошедшее и будущее
с нею незнакомо.
С ней вечность настоящего,
в кольцо,
Свернулась кошкой,
на пороге её дома.
Она скрывается под тысячью имён,
Но обликом одна и та же;
В поступках свой у ней закон,
как трон,
Незыблемый в непостоянстве даже…»
Любовь соединяется в переживании
с пространством — это форма времени.
разбито и разорвано оно страданием,
как головная боль,
рвёт всё на части в темени:
«Где-то там, за окном, одинокое лето;
Там грохочет рокочущий гром где-то.
Я — здесь, грущу,
черты твои из памяти достав;
Ты — там, накинув плащ,
закрывшись от дождя зонтом,
По лужам, шлёпая, к кому-нибудь идёшь.
А память, стерва, говорит мне: Узнаёшь?!
Рвёт душу —
тот же вечер, тот же дождь —
Ну а потом…
Безумство страсти и любви,
приличия поправ.
Острова в нашей памяти,
жизни частички, —
Там образ твой единственный,
мои воспоминания;
Живут не умирая,
во мраке моего сознания,
Листаешь их и открываешь,
как странички…»
Я весь в Любви — безумство наслаждения,
и мы безумцы насладимся ею.
в ней всё светло,
полёт свободного падения,
мы, падая, трепещем,
от восторга млея.
В разъятом и распятом мире,
средь пространства,
царит всеобщее разъединенье и вражда.
Попробуй мыслить одновременно,
совокуплением,
страдание и наслаждение,
как два, —
единых постоянства.
Две крайности в любви, они похожи,
до одинаковости схожи в глубине;
две вечных спутницы — они во мне:
«Тоскливое удушье близкой ночи, —
Томление, в ожидании грозы.
Прольётся ль дождь
или он просто хочет
В душе оставить мокрые следы;
От тяжести тоски
и ожидания,
Чего-то, может быть, беды.
Как жертва, в ожидании заклания,
Страдая, жду с небес воды.
Когда прольётся дождь,
омоет душу;
Придёт надежда в облике твоём, —
Вдвоём,
опять вдвоём,
Мы будем слушать
капели звон,
Но… каждый под своим окном…»
Найди в восторге наслаждений
каплю боли, —
незабываемые слёзы мира о любви;
неразделённость вечной скорби
средь мгновений,
в желаньи множества людей
ее вновь обрести:
«Есть только ты на этом свете,
Частичка тела и души моей;
В ней сердце мне твоё
всё время светит,
Маня вслед за собой, —
Чем дальше, тем сильней.
Твоя улыбка, волосы и плечи;
Твой взгляд — пускай издалека,
Вдохнут желанье жить,
и раны все залечат,
Хотя потом заставят
и взгрустнуть слегка.
Но это ведь потом, ну а пока, —
Манят, и я весь в ожиданьи встречи…»
Там в болях промелькнёт
божественная искра
игры блаженного в капризе
состояния бытия.
От тайной радости страстей, —
она так быстра,
касается живого тела, исчезая без следа:
«Предутренняя тишь…
Лишь лёгким вздохом шевеленье ветерка;
Укутавшись туманом, извивается река;
Луна бледнеет, на воде дрожа слегка, —
Всё, как твоё лицо, когда ты спишь…»
Переживать Любовь – рыдать над розами,
над светлыми и чистыми навзрыд, навсплач.
А чувствовать Любовь,
как хохотать сквозь слёзы;
как испытанье радостью
средь многих неудач.
Рыдание и хохот суть одна — всё судорога;
скорбь радостью горящих красками цветов;
смешение в проникновенность мира грубого,
тончайшего волненья — там нет слов:
«След в душе — ожог, как и на коже;
Остаётся несмываемым пятном
И болит, но всё же, всё же, всё же…
Привыкаешь жить и с этим злом.
Боль души сильнее страха смерти!
От любви, потерянной душой,
По живому сердцу чертит
Боль иглой своей тупой.
Боль нас учит мир любить, —
С ней рождаемся
и с нею из него уходим.
Боль нам не даёт забыть,
Жизни путь, что уже пройден…»
Да, описать всё это тяжело — не скрою.
Как это: «сладостно скорбеть и хохотать?»
Наверно, как среди могил со свежею землёю,
с раздетыми бесстыдными скелетами,
дрожать
и танцевать,
и, содрогаясь их немому вою,
под грохот обвалившихся миров,
горланя воспевать,
пожарища вселенной
и Любовь.
Веселье и печаль…
Ах, это сладостная мука, —
любить и расставаться, улетая вдаль.
Вскипая болью,
сердце надрывается от стука,
когда в душе всё льётся через край:
«Так много хочется сказать
И слиться вновь с пережитым.
Его пришлось нам разорвать:
Часть в поезде твоем умчать,
А часть пока похоронить — живым…»
Ком в горле, слёзы,
хочется молиться
и падая на землю,
в исступленьи биться.
Родная и родимая,
болит и стонет грудь,
твоя любовь – мучительное наслаждение.
Как страшно-сладко давит мою суть, —
трепещет тело всё в восторге и волнении.
Как белый голубь упованье сердца:
услышать музыку любви
и насладиться бытием;
в кипеньи страсти вместе нам согреться;
пожить вдвоём…
Ну а потом…
Упасть и умереть, Любовь у ваших ног.
О, если бы я только смог!
Взорваться фейерверком
и рассыпаться над бездной;
в высотах вместе слиться,
и… в Любви исчезнуть.
