Читать книгу Анима. Отношение к домашним животным в России - Владимир Коршунков - Страница 10

Глава 1
Бременские музыканты
Хлесь да хлесь

Оглавление

В статьях священника и краеведа М.И. Осокина о «народном быте» середины XIX века в северо-восточной части европейской России приводился разговор двух подвыпивших мужиков.

Возвращались они из соседней деревни, где пировали на празднике. Ехали и беседовали. Один жаловался на сына: мол, вырос, жених уже, а по хозяйству помогает плохо. Другой советовал проучить парня – побить его, даром что тот взрослый. И пояснял: «Ну, вот это, Степан, напримерно, кобыла твоя. Коли она плохо пробует гужи, ты её и тово… ух да ух, хлесь да хлесь; а кто тебе тут указ?» Тот подтвердил: «Подлинно»[100]. В общем, что сын, что скотина – если они твои, ты волен поступать с ними по своему разумению. Мужицкая мораль: как грозный царь со своими холопами – так и большак в семье.

В очерках Глеба Успенского «Волей-неволей» (1884) есть такой эпизод:

«Сели и поехали, то есть сначала сели, и сидели довольно долго, покуда мальчишка драл свою лошадь кнутом. Драл он её весьма долго, после чего она потянулась вперёд, потом ещё потянулась, а потом уж и сани поехали…

– Видно, кормишь плохо? – спросил лавочник.

– Знамо, плохо!

– Сена нету?

– Нету!

– Так! От этого она и нейдёт.

– Знамо, от этого. Кабы корм был, так пошла бы.

– Верно! – сказал лавочник.

И я подтвердил это. Всё тут понятно и правильно.

Мальчик постоянно должен был стегать лошадь кнутом и дёргать вожжами, чтобы принудить её страхом наказания исполнять свои обязанности. И лошадь шла, подпрыгивая от каждого удара. Но у кабака она вдруг стала. Мальчонка стал опять изо всей силы стегать её и приговаривал:

– Это тятенька тебя, проклятую, приучил…»[101]

Рассказ А.Ф. Писемского «Плотничья артель» (1855) написан от первого лица, и в нём даны зарисовки из жизни деревенского поместья. Успеньев день в тамошнем приходе был престольным праздником. Все потянулись в село на богослужение. Барин выехал на своих лошадях. «Давыд, несмотря на мои просьбы и наставления, распорядился по-своему: лошади, весьма добронравные и хорошо выезжанные, вылетели из сарая, как бешеные, так что он, повалившись совершенно назад, едва остановил их у крыльца. Я убеждён, что они жесточайшим образом нахлёстаны; кроме того, коренную он по обыкновению взнуздал бечёвкой, чтоб круче шею держала, а бедным пристяжным притянул головы совершенно к земле, так что у них глаза и ноздри налились кровью. Напрасно я восставал против этой его системы закладыванья: на все мои замечания он отвечал: “Господа так ездят, красивее этак!..” В настоящем случае я ничего уж не говорил, а только просил его, ради бога, не гнать лошадей, а ехать лёгкой рысью; он сначала как будто бы и послушался; но в нашем же поле, увидев, что идут из Утробина две молоденькие крестьянки, не мог удержаться и, вскрикнув: “Эх, вы, миленькие!” – понёсся что есть духу»[102]. Конечно, лошади – не Давыдовы, а барские. Кучер Давыд обрисован Писемским как «сильный бахвал и охотник до лошадей». По всему видно, что он и своих бы не слишком жалел, когда нужно было «проехать и пофорсить»[103]. Лошадям могло сильно доставаться от таких удальцов.

В романе Писемского «Тысяча душ» (1858) главный герой Калинович «тащился на сдаточных» в тарантасе из уездного городка в Москву. Севший к ним на одной из подмосковных станций новый ямщик был молодой парень, «недавно прогнанный с почтовой станции и всё ещё ездивший с колокольчиком». Ему дана выразительная характеристика: «В отношении лошадей он был каторга; как подобрал вожжи, так и начал распоряжаться». Это «распоряжаться» означало: вовсю нахлёстывать. Тарантас сильно затрясло. «У Калиновича, как ни поглощён он был своими грустными мыслями, закололо, наконец, бока.

– Что ж ты сломя голову скачешь? – проговорил он.

– Сердит я ездить-то, – отвечал извозчик…»[104]

В рассказе Писемского «Леший» (1853) наглядно представлены два простолюдина, которые держат себя с лошадьми очень по-разному. Вот дядя Захар – ему всего-то надо отправить домой лошадь, которую хотели было запрягать в тарантас, да передумали: «…Он вывел свою худощавую лошадёнку на половину улицы, снял с неё узду и, приговоря: “Ну, ступай, одёр экой!”, что есть силы стегнул её поводом по спине. Та, разумеется, побежала; но он и этим ещё не удовольствовался, а нагнал её и ещё раз хлестнул». Один из двух присутствовавших при этом чиновников, ради поездки которых лошадей и выбирали, был этой сценой недоволен:

«– Эй, ты, длинновязый, зачем ты лошадь бьёшь? – вскрикнул исправник.

– Что, бачка?

– За что ты бьёшь лошадь?

– Я, бачка, не бью её, а так только шугнул.

– Я тебе дам, шугнул! Эдакий лошадиный живодёр! Каждый год, сударь ты мой, лошади две заколотит… Только ты у меня загони эту лошадь, я с тобой справлюсь».

Случившийся там рыжий мужик одобрительно поддакнул: мол, Захар – «эдакой озорник на эту животинку, что и боже упаси!» Даже управитель барского имения, который, как потом выяснится, будет главным (и отрицательным) персонажем рассказа, за такое выказывал пренебрежение к мужикам: «Зверь бесчувственный, и тот больше понимает, чем этот народ, – заговорил он, – сколько им от меня внушений было, – на голове зарубил, что блажен человек иже и скоты милует… ничего в толк не берут!» Управителю возразил рыжий мужик: «Не все такие, – хоть бы и из нашего брата… може, во всей вотчине один такой и выискался». И действительно, второй тамошний мужичок, по словам рыжего, «по-другому живёт: сам куска не съест, а лошадь накормит; и мы тоже понимаем, что у скота языка нет: не пожалуется – что хошь с ней, то и делай»[105].

Действие рассказа А.И. Эртеля «Поплешка» (1881) происходит на зимней дороге. За санями повествователя, от лица которого ведётся рассказ, увязались какие-то дровни, запряжённые худой лошадёнкой. «Из дровней выскочил мужичок. Неизвестно для чего ударив кулаком бедную лошадёнку, он побежал с нею рядом, вслед за нашими санями». Разговорились. А мужик время от времени стукал свою лошадь ещё и ещё. «Мы помолчали несколько минут, в продолжение которых мужичок, проворно переплетая своими ножками, подбегал к лошадке и бил её кулаком по морде, причём сердито и отрывисто крякал.

– За что ты её?

– Э… одёр!.. – неопределённо произнёс мужичок и неизвестно почему рассмеялся жидким, тщедушным смехом. Впрочем, несколько годя, как бы в оправдание, прибавил:

– Замучила, ляда…»[106]

У Н. А. Некрасова в первой части стихотворного цикла «О погоде» (1859) – показательная строчка: «Злость-тоску мужички на лошадках сорвут…»[107]

В общем, коли сам мужик плох, беден да неудачлив – так на лошади вымещает свою бесталанность. Ну, и на жене, конечно, тоже.

Литератор Ф.М. Решетников летом 1865 года совершил переход из Екатеринбурга в Пермь вместе с грузовым обозом. Разговорившись с возчиками, он выведал: «Каждый ямщик хорошо знает, что его лошадь только тогда идёт скорее, когда она простоится, отдохнёт, хорошо поест, а потом шагу не прибавит и пройдёт в час ровно четыре версты. Обозных лошадей стегают нежно и никогда не дерут нещадно, палки здесь не существуют. “Зато, говорил мне Верещагин, наши лошади не годятся для другой езды. Случается, што я возвращаюсь домой пустой, и тогда лошади не прибавят шагу, и я постороннему человеку ни за что не дозволю ударить мою лошадь кнутом”»[108]. Если обозных лошадей хозяева «стегают нежно», то это, конечно, не от сентиментальной жалости к нужным в хозяйстве добрым и понятливым животным, а по деловому расчёту. Потому и бить кнутом никому не дозволят.

По народному мнению, битый конь – значит, добрый конь, учёный: «Битому коню лишь лозу кажи»[109]; «Доброму (или учёному) коню лишь плеть покажи»[110]. Замечательна также терминология русских развлечений: «кобылу учить» – так говорили о битье во время игры[111]. Мудрость народная ещё такова: «Насколько убьёшь лошадь, настолько и уедешь»; «Насколько убил клячу, настолько и уехал»; «Что бил, то и ехал. Что хлестнёшь, то и уедешь» (разумеется, «убить» здесь значит просто «бить»)[112]. В Оханском уезде Пермской губернии, по-видимому, вскоре после революции были записаны народные шутки о лошадях – и всё об их невзрачности да слабосилии, когда поневоле приходится применять кнут: «Тпру!., нисколь не стоит… всё бы лежала»; «Ну и лошадь у меня, ты её хлесь, а она говорит: слезь»; «Не в том сила, што кобылка сива, а в том сила, што понужашь, да не идёт»; «Добра-добра, по бокам-то желобья, а на спине-то как жердь»[113].

Выражение «бить (драть), как лошадь» было и остаётся расхожим. Например, в повести Ф.М. Решетникова «Между людьми» (1864–1865) герой вспоминал, как он начинал учиться в бурсе: «Целые недели меня не выпускали никуда из заведения и почти каждый день драли, как лошадь, если не раз, то по два раза…»[114]В другой повести Решетникова «Ставленник» (1864) о некоем обитателе расположенного в глухомани городишки говорили, что тот – «деспот». И поясняли: «Свою жену и детей он бьёт, как мужик бьёт свою лошадь»[115].

В селе Ясном Сеченовского района Нижегородской области фольклористы записали рассказ о явлении Божьей Матери у священного источника: «Поехали они за водой. И вот они рвут лошадей-то, рвут лошадей. И вот идёт, говорят, как плачет, идёт во всем чёрном. Подошла и говорит: “Не рвите лошадей-то, миленькие, не рвите вы лошадей”. Нагнулась, говорят, достала ртом воды, обрызнула – и всё, и сама с плачем ушла. Божья Мать это»[116]. Выходит, что даже самой Богоматери приходилось увещевать крестьян, чтобы те «не рвали» своих коней.

Во многих местах России «конским праздником» считался день святых Флора и Лавра (31 августа по новому стилю). Сказывали, что Флор и Лавр добры к лошадям – эти святые, дескать, не позволяют крестьянам их избивать. В селе Торговищи Красноуфимского уезда Пермской губернии в конце XIX века объясняли, что «на лошадях в этот день не работают или же стараются даже не бить их кнутом»[117]. Стараются… Видать, не так просто отказаться от побоев.

Писатель и публицист П.В. Засодимский в опубликованном в 1878 году очерке «Лесное царство» отмечал, что коми-зыряне «добродушны, сострадательны». И пояснял: «Мне никогда, например, не приводилось видеть, чтобы зырянин бил лошадь так жестоко и так глупо, как бьёт лошадь русский ожесточившийся человек»[118].

Польский мыслитель и литератор Генрих (Хенрык) Каменьский (1812–1865), который несколько лет провёл в вятской ссылке, вернувшись на родину, написал и, прикрывшись псевдонимом, в 1854 году издал роман «Пан Юзеф Бояльский». Там, в частности, сопоставлялись два героя – русский и поляк – по признаку: погоняют ли они кнутом запряжённых в повозку лошадей или нет. Благородный поляк, дескать, не позволяет такого – кнут в руках его возницы только плещет по воздуху направо и налево, отбивая такт конского бега. Когда же едет русский, возница понукает измученных коней не только криками, но и ударами[119].

По наблюдению французского аристократа А. де Кюстина, в 1830-х годах русские простолюдины проявляли полное равнодушие к упавшей лошади. В связи с одним таким случаем он писал: «Русским далеко до принятия закона, защищающего животных от дурного обращения людей, какой существует у англичан; у русских в защите нуждаются прежде всего люди, а не собаки и не лошади, как в Лондоне. Мой фельдъегерь просто не поверил бы в существование такого закона». Кюстин вообще интересовался лошадьми: «Бедные лошади… Людей мне жаль меньше – русский находит вкус в рабстве»; «Требования, какие предъявляют здесь к животным, вполне согласуются с отношением к людям: русские лошади не выдерживают дольше восьми-десяти лет»[120].

А человек следующего века, житель большого города и настоящий, тонко чувствовавший поэт – Владимир Маяковский – к ситуации с упавшей на улице чужой лошадью отнёсся не так, как люди прежних времён, а с состраданием: «Деточка, // все мы немножко лошади, // каждый из нас по-своему лошадь» («Хорошее отношение к лошадям», 1918)[121].

100

Осокин М.[И.], свящ. Народный быт в северо-восточной России. Записки о Малмыжском уезде (в Вятской губернии): ст. 1–3 И Современник. 1856. Т. 60: Ноябрь – декабрь. Отд.: Смесь. С. 29.

101

Успенский Г. И. Волей-неволей (отрывки из записок Тяпушкина) //Успенский Г.И. Собр. соч.: в 9 т. 1956. Т. 6. С. 12–13.

102

ПисемскийА.Ф. Очерки из крестьянского быта // Писемский А.Ф. Собр. соч.: в 9 т. М.: Правда, 1959. Т. 2. С. 332.

103

Там же. С. 328.

104

Его же. Тысяча душ // Писемский А. Ф. Собр. соч.: в 9 т. 1959. Т. 3. С. 209–210.

105

Его же. Очерки из крестьянского быта. С. 250–251.

106

Эртель А. И. Записки Степняка. М.: Правда, 1989. С. 267, 269.

107

Некрасов Н. А. О погоде: уличные впечатления // Некрасов Н. А. Поли. собр. стихотворений: в 3 т. Л.: Сов. писатель, 1967. Т. 2. С. 174.

108

Решетников Ф.М. Очерки обозной жизни // Решетников Ф.М. Поли. собр. соч. 1937. Т. 2. С. 210.

109

Русские пословицы и поговорки ⁄ под ред. В.П. Аникина. М.: Худож. лит., 1988. С. 21.

110

Даль В.И. Толковый словарь… Т. 2. С. 155.

111

Морозов И.А. Женитьба добра молодца: происхождение и типология традиционных молодежных развлечений с символикой «свадьбы»/«женитьбы». М.: Лабиринт, 1998. С. 123, 150.

112

Даль В.И. Пословицы русского народа. 1993. Т. 1. С. 535; Т. 3. С. 621. Ср. украинскую поговорку: «Скiльки вбъєш, стiльки въiдеш» (Украiнськi приказки, прислiвъя и􀁢такеинше. С.􀁢223).

113

Серебренников В.Н. Из Оханского фольклора // Пермский краеведческий сборник. Пермь: Тип. Райпотребсоюза, 1924. Вып. 1. С. 65; Аргентов Г. [Серебренников В.Н.]. Прикамье: из произведений народного словесного творчества. Кунгур: Искра, [1925]. Вып. 1. С. 22.

114

Решетников Ф.М. Между людьми: записки канцеляриста // Решетников Ф.М. Поли. собр. соч. Т. 2. С. 27.

115

Его же. Ставленник: повесть // Там же. Т. 1. С. 199.

116

Местные святыни в нижегородской устной народной традиции: родники, часовни при них ⁄ отв. ред. Ю.М. Шеваренкова; под общ. ред. К.Е. Кореповой. Н. Новгород: Растр-НН, 2003. № 207.

117

Черных А.В. Русский народный календарь в Прикамье: праздники и обряды конца XIX – середины XX в. Пермь: Пушка, 2006. Ч. 1: Весна, лето, осень. С. 259; Белова О. В. Флор и Лавр // Славянские древности. 2012. Т. 5: С (Сказка) – Я (Ящерица). С. 399.

118

См.: Зиявадинова О.С. Провинциальный Север в произведениях русских писателей XIX века // Девятые Герценовские чтения: мат. науч. конф. ⁄ отв. ред. В.А. Поздеев. Киров: Киров, обл. науч, б-ка им. А. И. Герцена, 2007. С. 64.

119

Полякова О.А. X. Каменьский: «Понять Россию»: имагологиче-ские аспекты русско-польских литературных связей XIX века. Киров: Изд-во ВятГГУ, 2008. С. 100–102.

120

Кюстин А. де. Россия в 1839 году. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996. Т. 2. С. 27; 1996. Т. 1. С. 230, 380.

121

Маяковский В.В. Поли. собр. соч.: в 13 т. Т. 2. С. 10.

Анима. Отношение к домашним животным в России

Подняться наверх