Читать книгу Анима. Отношение к домашним животным в России - Владимир Коршунков - Страница 8

Глава 1
Бременские музыканты
«Какой же я буду мужик без лошади?»

Оглавление

В наших краях лошадь издавна была тягловым рабочим животным: её держали ради пахоты и перевозки тяжестей (ещё и навоз использовали для удобрения полей). Поэтому лошадей в хозяйстве заводили именно крестьяне.

К примеру, в античном мире поля обычно вспахивали на быках и волах, а лошади нужны были для быстрого передвижения верхом, для охоты, спорта, войны. Они высоко ценились, стоили дорого, их приобретали честолюбивые и богатые аристократы. Недаром множество имён, образованных от древнегреческого слова «(х)иппос» (конь), считались звучными и аристократическими: Гиппий, Гиппарх, Гиппократ, Гиппоник, Филипп, Аристипп, Хрисипп и т. п. Корни, с которыми сочеталось в этих звонких именах слово «(х)иппос» тоже выразительны: «архэ» и «кратос» – власть, «никэ» – победа, «филео» – люблю, «аристос» – наилучший, «хрисос» – золото[53].

Судя по наблюдениям лингвистов, когда в XIX–XX веках люди называли кого-либо «лошадью», они тем самым почти всегда отзывались о человеке негативно, пренебрежительно, насмешливо. И главным значением этой метафоры было указание на тяжёлый, постоянный, малопроизводительный труд[54].

Образ крестьянской лошадёнки выразительно обрисован в сказке М.Е. Салтыкова-Щедрина «Коняга» (1885). Да, это иносказательное описание мужика-трудяги, но без реалистичных черт конской житухи писатель-сатирик обойтись не мог. «Нет конца работе! Работой исчерпывается весь смысл его существования; для неё он зачат и рождён, и вне её он не только никому не нужен, но, как говорят расчётливые хозяева, представляет ущерб. Вся обстановка, в которой он живёт, направлена единственно к тому, чтобы не дать замереть в нём той мускульной силе, которая источает из себя возможность физического труда. И корма, и отдыха отмеривается ему именно столько, чтобы он был способен выполнить свой урок. А затем пускай поле и стихии калечат его – никому нет дела до того, сколько новых ран прибавилось у него на ногах, на плечах и на спине. Не благополучие его нужно, а жизнь, способная выносить иго работы». И ещё: «Бьют его чем ни попадя, а он живёт; кормят его соломою, а он живёт!»[55]

У Н. А. Некрасова в поэме «Современники» (1875) некий учёный-агроном вещает:

В крови у русской клячи есть

Привычка золотая:

«Работать много, мало есть» —

Основа вековая!

Печальный вид: голодный конь

На почве истощённой

С голодным пахарем…[56]


Это – пахотное, рабочее животное. А как жилось ямщицкой лошади? Историк Н.С. Борисов утверждал: «Для ямщика (как, впрочем, и для русского крестьянина вообще) лошадь была не только средством, с помощью которого он зарабатывал свой хлеб насущный. Она была его другом, помощником, почти членом семьи». Борисов признавал, что «лирическая сторона отношений между человеком и лошадью редко попадала на страницы официальных документов» и приводил в пример перепись ямщиков в Новгороде в 1601 году, которая «отмечена каким-то особым отношением к лошадям» (а там всего лишь указывали масть и особые приметы)[57]. Но вот как формулировал литератор И.В. Фёдоров-Омулевский (1836–1883): «…Бедная, безответная, поистине всеми загнанная, пресловутая русская почтовая лошадь…»[58] Известно, что для скорого проезда каждого российского императора с его свитой заранее приготовляли смены лошадей – резвых и объезженных. Запрягая, гнали их так, что те после пробега погибали сотнями. А ещё по стране постоянно колесили министры, сенаторы, члены августейшего семейства, из конца в конец империи мчали фельдъегеря – «загоняя лошадей и разбивая лица ямщиков», как сказано в «Хаджи-Мурате» Льва Толстого[59].

Вообще-то лошадь русскими крестьянами ценилась: без лошади как без рук. В рассказе Ф.М. Решетникова «Тётушка Опарина» (написанном, очевидно, в 1866 году) мужик жаловался: «И думал ли я?.. И что это за год нони: первую лошадь украли, а эта пала… <…> Ну, что я теперь за крестьянин?»[60] Ещё в «Русской правде» конокрадство расценивалось как очень тяжкое преступление, которое влекло за собою наказание, именовавшееся «потоком и разграблением». Это означало конфискацию всего имущества («разграбление») и изгнание злодея за пределы земли или обращение в рабство с женой и детьми («поток»)[61]. За конокрадство (как и за поджог) мужики устраивали виновным лютый самосуд[62]. Студент А. А. Лебедев, записавший в 1899 году свои наблюдения, сделанные в Калужской губернии, отмечал: «Без лошади и мужик – не хозяин, поэтому к случаям угона лошадей крестьяне не могут относиться равнодушно и принимают все меры к розыску похищенного животного: нагоняют по горячим следам, заявляют немедленно полиции, ездят по конным рынкам и проч. Тяжёлая расправа постигает тех конокрадов, которых застигают на месте преступления; после чего конокрад уже не жилец на этом свете»[63]. Соответственно, обзывание «лошаводом» или «кобыльником», то есть конокрадом, хотя и бывало нередким, но расценивалось как весьма тяжкое, которое непременно требовало разбирательства с обидчиком[64]. Это притом, что с точки зрения государства (по крайней мере, в допетровской России) конокрадство не выделялось в отдельную уголовную статью и воспринималось как обычное имущественное преступление, наказание за которое зависело от стоимости лошади. Правда, воры-профессионалы, которые этим занимались, уводили обычно самых ценных коней, а потому кара и по законам бывала весьма суровой[65]. В повести А. И. Куприна «Олеся» (1898), действие которой происходило в Полесье, героиня рассказывала о расправе местных мужиков над конокрадом Яшкой. Его схватили, когда он «лошадей хотел свести»: «Всю ночь его били… Злой у нас здесь народ, безжалостный… В пятки гвозди ему заколотили, перебили кольями все рёбра, а к утру из него и дух вон». В рассказе Куприна «Конокрады» (1903), который тоже был создан по впечатлениям о народной жизни в Полесье, – сразу два эпизода расправы. Немец-колонист обрубил вору, застигнутому на месте преступления, все пальцы на обеих руках, кроме единственного. Рубил и приговаривал: «Не воруй коней». А мужики-полещуки, нагнав конокрада, приволокли того в деревню, там все вместе увечили его и, наконец, забили насмерть[66].

Знаток народной жизни, учитель, а затем священник Г.Е. Верещагин (1851–1930) так судил о значении лошади в своих очерках из жизни вятских крестьян: «Лошадь крестьянину служит спутницей в жизни; она, так сказать, главный двигатель всех его действий в отрасли земледелия; словом, лошадь крестьянину как главная пружина в машине. Он на ней пашет, боронит, ездит в лес, на базар, в извоз и прочее. Без неё вятскому крестьянину существовать немыслимо: он без неё – как воин без оружия. Поэтому, если кто лишился последней лошади и при всём своём старании завести её остался без неё, тот уже, как говорят, – бобыль бобылём; и поступает он в работники, а из работников ему уже трудно выплестись. Так необходима здешнему крестьянину лошадь!»[67] Повесть Д.В. Григоровича «Антон-Горемыка» (1847) – о том, как вконец обнищавший, преследуемый барским управителем крепостной мужик вынужден был отвести на ярмарку свою лошадь, чтобы заплатить недоимку. А там её украли, и это стало страшным ударом по хозяйству Антона-Горемыки. Мужики толковали об этом происшествии: «Знамо, в крестьянском житье лошадь дело великое: есть она – ладно (то есть всё ладится. – В.К.), нет – ну, вестимо, плохо»[68]. Знаток пореформенной жизни, популярный литератор Глеб Успенский в очерках «Власть земли» (1882) передавал слова бедолаги-крестьянина: «…Какой же я буду мужик без лошади?..» И ещё: «Хоть волком вой без лошади-то…»[69] Он же в очерке «“Четверть” лошади» (1888) наглядно изобразил, что кроется за сухими статистическими данными, согласно которым на одну ревизскую душу приходилась лишь четверть

лошади, – а именно: замкнутый круг нищеты и надрывного труда[70]. Действие рассказа «Побег Лизы Басовой» (из цикла «Бабы и дамы»), написанного А. В. Амфитеатровым, по-видимому, в первом десятилетии XX века, происходило в Сибири. Там имеется попутное замечание: «В России мена конём, продажа или покупка лошади для крестьянина – жизненный вопрос первой важности, а в степной Сибири конь – это своего рода живой денежный знак, четвероногая, ходячая, если не из рук в руки, то со двора во двор, оборотная монета»[71].

Важная сторона российского коневодства выразительно обрисована в эпизоде романа А.Ф. Писемского «Тысяча душ» (1858). Главный герой, которого назначили вице-губернатором, беседовал с молодым помещиком – того по навету наследников засадили в сумасшедший дом. Теперь же, наконец, было назначено «свидетельство в умственных способностях дворянина Язвина». Вице-губернатор, среди прочих вопросов, осведомился, хорошо ли родится хлеб в поместье Язвина. «Где уж, васепиисхадитество, хоросо хлебу родиться! – продолжал сумасшедший, как бы совсем попавший на свой тон. – Всё вон дядинька Михайло Ильич, вон он сидит тут. “Посто, говорит, дурак, тебе лосади? Ещё убьют тебя”, весь табунок и угнал к себе. Ну, а по деревне, васепиисхадитество, известно, как без лосадки, сами посудите! Посадка тебе и дело сделает, и добра накладёт. Мужички мне опосля говорят: “Барин, говорят, посто вы лосадок отдали: без скота хлебца не бывает”; а мне сто делать?»[72] И крестьяне, и помещики были согласны: лошадь в деревенской жизни необходима. Она и работы выполняет («дело сделает»), а ещё навоз от неё («добра накладёт»), без которого в большей части России сколько-нибудь значительные урожаи невозможны.

Фольклорист и этнограф Д.К. Зеленин цитировал чувашскую поговорку: мол, если богатеет чувашин – «платит беду», если богатеет татарин – берёт себе жену, а если богатеет русский – покупает себе лошадь[73]. У марийцев были пословицы, которые в переводе звучат так: «Лошадь – опора хозяйства»; «Хозяйство без лошади, что человек без головы»; «Лошадь – крылья человека». По наблюдению марийского фольклориста А. Е. Китикова, «другие животные в пословицах используются как образы для характеристики человека, но такого почтительного отношения к себе, как лошадь, не имеют»[74]. Пожилые женщины-марийки из села Байса Уржумского района Кировской области, судя по записям, сделанным в 1990–1994 годах, повторяли: «Плохо жить безлошадному»[75]. Согласно фольклорным данным, и у мордвы лошадь весьма почиталась[76].

В газете «Вятская речь» осенью 1912 года была помещена зарисовка из деревенской жизни. Муж-крестьянин жаловался на жену: «Плакивал я от неё, сказал он грустно, много слёз потерял; я по людям ходил, мыкался… две лошади было… женился – всё пошло худо…»[77] В 7-й главе поэмы А.Т. Твардовского «Страна Муравия» (1936) нашли своё выражение надежды крестьян при начале советской власти, ещё до коллективизации:

И при хозяйстве, как сейчас,

Да при коне —

Своим двором пожить хоть раз

Хотелось мне[78].


«Две лошади», как у вятского крестьянина, – ёмкая формула мужицкого достатка. Домашнее хозяйство и хотя бы один конь, как у героя поэмы Твардовского, – идеал умеренной, но вполне достойной, самостоятельной деревенской жизни. В противоположность тому – угрюмое слово «безлошадный». Помещик К.А. Бенкендорф (1880–1959), вспоминая дореволюционную жизнь в родовом имении на Тамбовщине, заметил, что для русского народа это слово означало «нищий»[79].

В рассказе В.Г. Короленко «В облачный день» (1896) мужик-ямщик вспоминал о жизни при крепостном праве, когда крестьяне его села четыре дня в неделю (а не три, как у соседей) должны были работать на барщине: осенью и зимой – на молотьбе, вместе со своими лошадьми. В его речи прозвучала знаменательная фраза: «Об себе не столь тужили, сколь много лошадьми убивались»[80].

В русской литературе XIX–XX веков из всех животных, домашних и диких (включая насекомых), именно лошади изображались чаще всего. И уже затем, вслед за ними – кошки, собаки. Ну, и медведи[81].

53

Коршунков В. А. Греколатиника: классика в отражениях. 2-е изд., перераб. М.: Неолит, 2022. С. 28–29.

54

См., например: Мушникова Е.Н. Семантическая структура зоометафоры лошадь: динамика становления // Вестник Удмуртского гос. ун-та. 2011. Сер. 5: История и филология. Вып. 2. С. 19–25. (См. особенно на с. 20: «В системе языка зооним лошадь не приобрёл положительных метафорических значений, хотя предпосылки для этого есть: это любовь к животному, высокая оценка его красоты, стати, гордого нрава, преданности не каждому своему хозяину, как это происходит у собаки, а только к тому, кто проявляет настоящую заботу о нём»).

55

Салтыков-Щедрин М.Е. Сказки. Л.: Наука, 1988. С. 147–148.

56

Некрасов Н. А. Современники // Некрасов Н.А. Поли. собр. стихотворений: в 3 т. Л.: Сов. писатель, 1967. Т. 3. С. 252.

57

Борисов Николай. Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья. М.: Мол. гвардия, 2010. С. 36–38.

58

Фёдоров-Омулевский И.В. Сутки на станции: рассказ из путевых впечатлений // Фёдоров-Омулевский И. В. Проза и публицистика. М.: Сов. Россия, 1986. С. 69.

59

Толстой Л.Н. Хаджи-Мурат (1896–1904) // Толстой Л.Н. Поли, собр. соч. Сер. 1: Произведения. М.; Л.: ГИХЛ, 1950. Т. 35: Произведения 1902–1904 гг. С.76.

60

Решетников Ф.М. Тётушка Опарина: рассказ //Решетников Ф.М. Поли. собр. соч. 1937. Т. 3. С. 260.

61

Аристов Н. Промышленность Древней Руси. СПб.: [Б. и.], 1866. С. 44–45; ГейманВ.Г. Право и суд // История культуры Древней Руси ⁄ под общ. ред. Б.Д. Грекова, М.И. Артамонова. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951. Т. 2: Домонгольский период. Общественный строй и духовная культура / под ред. Н.Н. Воронина, М.К. Каргера. С. 56.

62

Чалидзе В. Уголовная Россия. М.: ТЕРРА, 1990. С. 26–27.

63

Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы: Материалы «Этнографического бюро» князя В.Н.Тенишева. СПб.: Изд-во «Деловая типография», 2005. Т. 3: Калужская губерния ⁄ науч. ред. Д.А. Баранов, А.В. Коновалов. С. 338.

64

КушковаА.Н. О некоторых коммуникативных аспектах крестьянской ссоры второй половины XIX в. // Проблемы социального и гуманитарного знания: сб. науч, работ. СПб.: Дмитрий Буланин, 2000. Вып. 2 ⁄ отв. ред. Н.Б. Вахтин. С. 315, 326.

65

Ляпин Д.А. Конокрадство на юге России в XVII в. // VII Бартеневские чтения: мат. Междунар. науч, конф., посвящ. 330-летию со дня рожд. В.Н. Татищева, 200-летию со дня рожд. С.А. Гедеонова, 175-летию со дня рожд. В.О. Ключевского ⁄ отв. ред. А.Н. Долгих, И. А. Шевченко. Липецк: ЛГПУ им. П.П. Семенова-Тян-Шанского, 2016. С. 51–53.

66

Куприн А. И. Олеся//Куприн А. И. Соч.: в Зт. М.: ГИХЛ, 1953. Т. 1. С. 359–360; Его же. Конокрады//Там же. 1953. Т. 2. С. 89–91,101–105.

67

Верещагин Г.Е. Собр. соч.: в 6 т. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1998. Т. 3: Очерки русских Вятско-Прикамского края. Кн. 2. Вып. 2.С. 32.

68

Григорович Д.В. Антон-Горемыка (повесть) // Григорович Д.В. Соч.: в 3 т. М.: Худож. лит., 1988. Т. 1: Повести и рассказы (1844–1852). С. 206.

69

Успенский Г.И. Власть земли // Успенский Г.И. Собр. соч.: в 9 т. М.: ГИХЛ, 1956. Т. 5. С. 151.

70

Его же «Четверть» лошади // Там же. 1957. Т. 7. С. 483–497.

71

Амфитеатров А.В. Бабы и дамы // Амфитеатров А.В. Собр. соч.: в Ют. М.: НПК «Интелвак», 2001. Т. 3: Рассказы, повести, легенды. С. 75.

72

Писемский А.Ф. Собр. соч.: в 9 т. М.: Правда, 1959. Т. 3: Тысяча душ. С. 378.

73

Зеленин Д. Кама и Вятка: путеводитель и этнографическое описание Прикамского края. Юрьев: Тип. Эд. Бергмана, 1904. С. 28.

74

КитиковА.Е. Народная сельскохозяйственная мудрость в марийских пословицах//Вопросы аграрной истории Среднего Поволжья: дооктябрьский период ⁄ отв. ред. М.К. Мухарямов. Йошкар-Ола: МарНИИ, 1978. С. 130.

75

Шо но тумо мом ойла (мысли старого дуба): из высказываний пожилых людей села Байса/сост. С. А. Захарова. Уржум: Уржум, центр, библиотека; Байсин. сельск. библиотека, 2009. [Рукопись; без пагинации].

76

Маскаев А. И. Мордовская народная эпическая песня. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1964. С. 241–260.

77

Шубин Н. В вятской деревне (из дневника земского начальника). Репенок // Вятская речь. 1912. № 241 (1 нояб.). С. 2.

78

Твардовский А. Т. Страна Муравия // Твардовский А.Т. Собр. соч.: в 6 т. М.: Худож. лит., 1976. Т. 1: Стихотворения (1926–1940). Страна Муравия: поэма. Переводы. С. 254.

79

Бенкендорф К.А. Половина жизни: воспоминания русского дворянина. М.: Форум; Неолит, 2014. С. ПО.

80

Короленко В. Г. В облачный день: очерк // Короленко В. Г. Собр. соч.: в 5 т. Л.: Худож. лит., 1989. Т. 2: Рассказы, 1889–1903. С. 370.

81

Tymieniecka-Suchanek Justyna. Literatura rosyjska wobec upodmiotowienia zwierząt: w kręgu zagadnień ekofi lozofi cznych. Wyd. 2, poprawione i uzupełnione. Katowice: Wydawnictwo Uniwersytetu Śląskiego, 2020.

Анима. Отношение к домашним животным в России

Подняться наверх