Читать книгу Геометрия времени - Владимир Козырев - Страница 6

Елизавета Алексеевна и Елена Владимировна жили на Воротниковском переулке недалеко от станции метро «Маяковская», в большой трехкомнатной квартир.

Дом этот всегда был открыт для друзей. Приходили друзья, приводили своих друзей, а те – своих. Я приезжал туда довольно часто, потому как хозяев знал с самого раннего детства. Е. А. и Е. В. учились вместе в МГУ на филологическом факультете, а затем жизнь повернулась так, что они прожили вместе, не выходя замуж и не имея детей. Обе они очень любили мою маму, и частица этой любви досталась мне. Дом на Воротниковском был моим вторым домом, а вполне возможно, что и первым. Там мне было хорошо. Легкая, всегда благожелательная атмосфера притягивала, как магнит стрелку компаса. Там я узнал многое, и мои убеждения стихийного материалиста сильно трансформировались. Может быть, именно это спасло меня в те дни, когда я обнаружил то, чему разум не мог дать объяснения. Незаметно и без всякого нажима с их стороны мои тетушки готовили мою душу к самому сильному потрясению, которое я испытал в жизни.

Ольга Мишкина попала в этот дом через Наташу, с которой училась на высших курсах переводчиков. О том же, кто такая Наташа и откуда появилась, вряд ли стоит рассказывать, иначе вся повесть начнет принимать чудовищные размеры. Все просто: Наташа была дружна с Е. А. и два года учебы прожила в ее квартире.

Ольга. Она была, как теперь говорят, сексапил № 1. Интересовалась одновременно восточной философией и приезжими американцами. Все, что она на себе носила, не могло быть сделано в Советском Союзе. И все это вместе с ее гиперактивностью окружало Ольгу ореолом волшебного магнетизма. Мои отношения с ней начались в мае 1977 года. Мы возвращались по одной ветке метро, и вдруг она сказала:

– Поехали ко мне. Будем читать «Мастера и Маргариту».

Я немедленно согласился. Никакой Маргариты, конечно, не было, а был очень бурный секс, после которого я отрубился. Мы встречались почти каждый день, а через две недели в ее школе переводчиков начались летние каникулы, и она укатила домой в Новосибирск. Я тащил ее чемоданы до вокзала, мы попрощались, и Ольга сказала:

– Напиши мне обязательно.

Письмо я так и не написал, хоть все лето и обдумывал его. В сентябре уехал со своим школьным еще другом в Сочи, а вернувшись, застал Ольгу уже совсем иной. Она играла со мной в какую-то странную игру, но ни о каком сексе уже не было и речи. Беседы о дзен-буддизме, установившиеся на Воротниковском, ее странные отношения с Наташей чрезвычайно возбуждали меня, и уже тогда, наверно, в моей душе начал вызревать какой-то миф. Все это продолжалось до весны. Теперь я приближаюсь к самому непостижимому отрезку своей жизни, описать который можно лишь штрихами, ибо целиком он никогда не уложится в пространство бумажного листа и даже в объем книги.

Кто такой я? Каким образом возник и почему родился именно человеком? Мог ли я вообще не родиться или родиться, скажем, кошкой? И как бы мог существовать мир, если бы меня не было?

Началось с гипноза. Я отдавал мысленные приказы, и люди подчинялись им. Меня как будто окружала мощная гипнотическая аура. Затем я начал слышать ее голос, звучавший непосредственно в моем сознании. Мы могли мысленно разговаривать, хотя физически она отсутствовала.

Я постигал все новые и новые глубины Вселенной. В моем сознании как будто крутились цветные узоры калейдоскопа. Как далеко все это было от теории Маркса-Энгельса! Все было реально и при этом не вызывало никакого страха. Я экспериментировал над собой и другими.

Был Страстной четверг. Мы сидели вдвоем в комнате спиной друг к другу. Я мысленно спросил ее:

«Кто все это создал?»

«Бог», – прозвучал голос в моем сознании.

«Бог, Бог… а кто Бог: ты?»

«Нет».

«Так кто же, я?»

«Да!»

И тогда я закричал, а она не шелохнулась. Сразу все мне стало ясно. Я больше не произнес ни слова и вскоре ушел.

Странное небо над головой. Сплошные серые облака. Вечер, проколотый иглами фонарей. Почти никого вокруг. И в центре всего этого непостижимого мира – я. Это было в четверг. А в субботу родители отвезли меня в психиатрическую больницу.

Иногда я думаю, что в наше время мои фантазии не заинтересовали бы ни одного немецкого врача.

– Как ваше имя? – спросил бы врач.

– Иисус Христос.

Он протянул бы мне руку:

– Очень приятно. А я Штольц. Завтра выходите на работу. – Свобода Совести.

Но не так было в СССР образца 1978 года. При словах «я Иисус Христос» врачи делали стойку и не сводили с меня взгляда. Потом пошли нейролептики. Лечили меня долго и основательно. После выписки из больницы система фактов в моем сознании уже рассыпалась, оставив лишь одни незначительные фрагменты.