Читать книгу Пролежни судьбы. Книга вторая - Владимир Кукин - Страница 4
18 мая
ОглавлениеЛюбители впасть в обольщения грехи,
соблазнами заманивая женщин в ложе,
кто лестью сводничества пекся о других
раскаются, в мученьях восклицая: «Боже!».
– Оставайся. Постелю тебе в библиотеке, на диване, а утром ты спокойненько отправишься домой. Без приключений выбраться из нашего района ты вряд ли сможешь без меня.
– А книги ночью меж собой не очень громко перешептываются?
– Не знаю, я здесь не спала, но папа очень любит щедрым храпом по ночам их развлекать.
– Я постараюсь тихим сапом
во сне зубастостью не скрежетать…
Широкий кожаный диван, торшер у изголовья, мягкая пушистость одеяла, книга… Я листал «Комедию божественную» Данте.
Наворот историко-биографических страданий,
с подоплекою мистической любовной кары,
ужасами поэтического мастерства стенаний
адовых угроз попавшим под грехопаденья чары.
Образностью извращенной завораживая думы,
бедствием разгула низменных стремлений судеб
страстностью порочности показывавшим нравом зубы,
темы творчества, что поколения душ губит…
Увлекся и задумался? не помню, когда вдруг среди адовых картин напевно голос райский прозвучал:
«…В душе к любви заложено стремленье
И все, что нравится, ее влечет.
Едва ее поманит наслажденье…»
Знакомая цитата! Я отлистнул страничку так и есть, и вторя мысли, прочитал Вергилия протест:
«…Итак, путь даже вам извне дана
Любовь, которая внутри пылает, —
Душа всегда изгнать ее вольна…»
Ольга она стояла у дивана за торшером; не слышал, как она подкралась… В белом, с ярко красным иероглифом на правой стороне, халате шелковом, коротеньком, чуть прикрывавшим бедра и с грудью нараспашку. Волосы затянуты в тугой клубок и белой лентой бантом перевязаны с заколкою мудреной из слоновой кости. Гейша!
Беда бессилия соблазном,
доступности кричащей: «Я твоя»
величием инстинкта в безотказном,
ночном разливе песни соловья…
Мельком взглянул и отвернулся. Взялся за цитатник, не придав значения попыткам оголенной прыти предложить себя.
Пятая глава:
«…И я узнал, что это круг мучений
Для тех, кого земная плоть звала,
Кто предал разум власти вожделений…»
Секунда, и она нашла, чем мне ответить:
«…А там Елена, тягостных времен
Виновница…»
Согрей меня.
Елена?! Я не шелохнулся, сохраняя нейтралитет, страницы в книге перелистывая, памятью извлек ответ не книжный охладить ее:
Совестью расплачиваясь за провинность —
украсть у будущего значимость момента
случайностью сиюминутной комплимента?
Жертвой грез мне не нужна твоя невинность.
С удивительным спокойствием она уселась на ноги ко мне, поверх накинутого одеяла, широко раскинув бедра, показательностью демонстрируя бесстыдную красу девичью. Беленький халат к медовости янтарной загорелой кожи –
Дыхание обворожительной фантастики,
кровь вскипает вольнодумством,
участия в апофеозном культе праздника,
неизведанным безумством,
с букетом ароматов обольщенья вольности,
в сочном одеянии чувств красок,
манящих наглостью нудистской непристойности
взглядом обаятельности плясок…
Серьезная задумчивость, пытливый взор вопроса: «Что ты можешь?». Рука ее легла ко мне на пах, глаза чуть сузились, восточный образ дополняя, дыхание остановилось и, прислушиваясь… шепотом она произнесла: «Я знаю ты мужчина! Не беспокойся, в аэропорту в последний раз перед тобою был ребенок».
Заныла затаенная обида
ошибочности предвкушенья чистоты
иконой – нет, растоптана, разбита
печатью чужеродности благой среды.
Объятья тел, объятья губ,
и чувству отданная глубь
желанья слившегося вместе,
угодой сладострастной песне?
Глушь, робость, вкрадчивый испуг,
безволья скованный недуг,
с привольем памятного взгляда,
фиксации услуг парада…
Наскок безудержный и наглый я принял на себя. С предельной ясностью желания: ты нужен как самец-мужчина!
Сопротивляться и навязывать свой стиль? Зачем?
Соревноваться в дерзости с пантерой,
привилегии лишая на добычу,
зовущую восторженной химерой
к сытой вольности, тщеславия величью?..
Отдавался я чуть нехотя, с задумчивым спокойствием вальяжности морской, поглощающей бурлящий нетерпением, приобщиться к водному простору необузданной стихии возжелавший ручеек.
Бесподобная наездница с ретивой целеустремленной хваткой техники, идущей на пролом. Куда?
Великолепие телесных форм
собою наслаждалось в бурном танце.
Обуза чувств – все пошлый вздор.
Зачем мечтанья в вольностном убранстве?
Пальчиком, чуть слышно, я касался Ольги, прыткостью возившейся на безотказном острие инстинкта.
Я рисовал желание на ней,
палитру будущего подбирая,
в гротескном преломлении лучей
красотной щедрости обещанного рая.
Она не замечала безучастия, в глазах —
метание восторга жажды утоления
азарта, охватившего подвластия размах
вершины дум расчета, счастья покорения…
Гумбертом набоковским себя представить я не мог. Да и по возрасту далек был от докучливого педофила собственника. Но чувство нежности к доверчивому существу, охотливо дающему себя на поругание обряда взрослой жизни, меня переполняло.
Хрупкость обладания девичьей честью,
горестных не знавшей разочарования утрат,
падкой на доступность самовольной лестью,
примеряя спесью пошлой взрослости наряд…
Такого выплеска энергии, зажатой в знойности тиски, стремлением обворожить себя поджогом страстности, увидеть я не ожидал. Но не темперамент это, а умение практично изощряться мельканием движений – одержимость, впившаяся в миг прекрасных ощущений, не желающая обронить и крошку слади из застолья лакомства, – «Пиранья!»
Механика – все остальное спит. Ни крика нервов,
жгущих тело раскаленною петлею,
от сумасшествия словесных перлов,
разум захлестнувших страстною волною…
И вдруг лобочек прыткий стих, остановив свое движение и, сжавшись судорогой вздоха, беззащитно распластался теплотой на возвышении любви, и вздрогнув напряжением, все тело взбудоражено вибрации неистово отдалось, словно мокрый собаченок стряхивавший капельки дождя.
Гжели изумленной два смотрящих блюдца,
искорки метнули из счастливой глубины
бойкости раскрутки юного распутства,
удаль зачерпнувшей легкомыслия казны…
В пассивной неге красота затихла и закуталась в моих объятьях, еле слышно прошептала: «Кончила… мне было хорошо». Я уложил ее на спинку бережно и удалился.
– А ты не будешь? Давай, но только не в меня.
Головокружение доступной красотой,
трепет властью холит рай мечты,
барствуя слегка, срывает мысли пестротой —
творчества несметные плоды…
Закрыв глаза, она ждала животного наскока с буйством кобелиного инстинкта… Шорохом чуть слышным, губ прикосновения я сладостность нектара с приутихшей юной красоты снимал.
Чудо! я увидел девичье смущение конфуза, радость робости заметного стыда, румянцем разогревшего лицо и грудь. Ноги сжались инстинктивно самосохраненья недоступностью; руки грудь прикрыли, а глаза метнули страх. Запах…
Девственность непокоренная души
плоть окутала застенчивости стягом,
беззащитно стыд повинный обнажив,
скромность выставив доверья благом…
Убаюкать, сказку рассказать, лаская, и покойный сон ребенка охранять с попыткой самоустраниться?
Затухающие поцелуи…
рук прощальное скольженье…
удовольствием блефую,
выключил воображенье…
– Не уходи, мне одиноко…
Признание приказ для цепкости объятий, телом всем объединиться с нежностью безумств, готовых жизненным теплом души окутать.
Чувство бережной сродненности, рождающей любовь. Забытье, провал во времени и ощущениях приятного, та бесконечность неразумная, восстановить которую по памяти нельзя, не предназначена она для обсуждения оценки здравым смыслом, лишь…
Образ, ускользающий за дымкой сна,
в безмолвном подчинении зовущий в бездну,
в глушь скитаний, что мечтой удалена
от ласки, напевая Афродиты песню…
И вдруг признания шокирующий голос:
– Зря стараешься, оргазмов множественных не добьешься.
Разумное спокойствие величья красоты,
шедевр храниться под бронею недоступности
заботливой охоты, груз взвалив чужой вины –
Джоконда, скрытая покровом серой скудности…
Признать свое бессилие пред опытом предшественников, не сумевших юному созданию помочь раскрыться глубиною феноменов счастью ощущений? Забытье! Лишить разумной подконтрольности фиксации происходящего и окунуть в мир неразумной власти чувств.
В одной из книг, полунамеком, я прочел загадочную фразу: «На теле женщины собой соединив четыре точки, ты сделаешь ее счастливой до безумия. Две снаружи, две внутри; и власть твоя над женщиною будет беспредельна».
Губы, две руки и фаллос – достаточный инструментарий для открытия заветных точек. Сомнений интерес гнал слепотою осязания, найти и запустить интимных кнопок волшебство. И не для власти личностной:
Раскрыть природы дикое творенье,
вдохновится угощения талантом –
любить, в познании порабощенья,
себя даруя ярким транспарантом…
На ком впервые испытал я волшебство воздействия на эрогенные поля любви? Марина бешеная, удержать которую в повиновении и на секунду невозможно было?
Бурлила нетерпением шампанского,
энергии вливая вкусовую милость,
с упрямым пылом воинства троянского,
и долго-долго конвульсивно пузырилась…
Люда… В полуобмороке забытья всех своих любовников перечислявшая,
Посмеиваясь диким смехом Ники,
обезглавливавшей посягнувшего на честь богини,
оргазм вкушая на смертельном пике,
слепо поклоняясь целомудрию любви святыне…
Тихоня Ксюша…
Мечтавшая, переродившись мужиком,
оттрахать весь стервозный род
секс-самосудом пытки над вселенским злом,
любви мораль пустив в расход…
Скрипачка, призиравшая себя за слабость,
отдавшись в рабство низменного пиетета,
душой наигрывая вдохновенья радость,
и наказания желавшая за это…
Четыре точки – ключ, снимающий запрет с нехоженых скоплений затаенного, просачивающегося наружу недомолвками характера поступков, потенциалом недосказанного, вызволявшегося эйфориею желаний, откровенничая на волне эмоций смуты пика счастья, погруженного в физическую благодать инстинктов голых, сластью рефлекторного раскрепощения.
О безобидность напускная, как опасна ты, прорвавшись на поверхность неосознанным. Гипотетический сеанс разгрузки, и не в здравом осмыслении себя.
Эффект душевного подъема,
за гранью мироощущений
разгульность нервного содома,
сжигает страстью прегрешений…
Разовое счастье, жаждущее повторения, но не интересного в тиражном исполнении одних и тех же причитаний. Печоринская скука взгляда: «Знакомясь с женщиной, я всегда безошибочно отгадывал, будет она меня любить или нет». Личность сильная навязывала ходом мыслей поведения программу женщине, и сама внушением соблазна попадала под зависимость, ведь женщина в себе уже решила кому пожертвует себя любовью… В поддавки игра? Покрасоваться остроумия богатством, судьбу чужую испоганив? Здесь не игра – снобистская дуэль с моральностью поступков комплексами детской неудовлетворенности. Вседозволенность пороков избалованной натуры демона, через которые переступая, совестливость промолчит, как должное воспринимая наказание умом серятины действительности остальной. Усталостная черствость вседоступности, напичканной наградами за обаятельную внешность, с разумом прямым и не скрывающим достоинств данного природой превосходства. Натура дерзкая с циничной холодностью напускной –
Не обрела душой предназначенья своего:
мечтой о страсти непременно воспылать желаньем к жизни,
стоящей на коленях, но гордецкое бельмо
осталось в самосовершенствованье на ступеньке нижней.
Лень? Но не ленится вести дневник,
анализируя посыл страстей,
где одинокий чувственный двойник,
надеждой ожидал любви вестей…
Дикость забавляет и охота, с тем, чтобы настигнув изничтожить или самому погибнуть волею рулетки случая.
Разочарованием права Светлана,
всех мужиков считая тварями,
приручение пройдя меж ног тирана,
за спесь кичиться дивы чарами…
«Я презираю женщин, чтобы не любить их, потому, что иначе жизнь была бы слишком нелепой мелодрамой…». Ум Печорина – он обращен наружу, не чувствуя в себе опорных точек личностного интереса к инструменту мысли. Не познал он творческого вдохновения, а откровения досужие страничек дневника ему цинизма прибавляют. «Всем завладеть…» – а для чего? Для счастья? Пресыщенная гордость – счастье? Без интереса к жизни?
С таким мировоззреньем долго не живут,
подкарауливая дерзостью случайность.
На некролог нарвешься памятных минут,
на вечность променяв событий актуальность.
Печорин слаб, свой ум расходуя на глупость в оскорбительной среде глупцов. А состязаться с женщинами, приручая их любовью, занятие пустое, если цель твоя лишь только в этом.
Загонишь верного коня,
плачевность, пожиная результата.
И жизнь душевная резня,
игрой в рулетку в поисках заката…
Лермонтов – мечтатель, увлеченный образом Печорина как идеалом отношения к бездарной жизни: циничный баловень судьбы, богатство, женщины и он, бесспорно, центр…
Гениальность обреченная на смерть
проклятием непониманья глупости,
компромиссов презирающая твердь,
лишая душу обретенья мудрости.
Четыре точки, открывающие душу – труднодостижимое знамение желаний… Нащупав, распознать их под бравадой чувств и бескорыстием повиновенья плоти. Это не игра, а тяжелейшая работа кропотливого естествоиспытателя, отвоевывающего у стыда и недовольства комплексов заветные клочки чувствительности растревоженного тела. Интуицией я покорял оплот страстей и, узнавая тайных помыслов наряд, пытался скинуть скованность разоблачением проблем, загнавших их в подполье неосознанного.
Были неудачи и финал непредсказуемый, как с Таней, справившей повторно Новый год… Но позитив преобладал, оказывая женщинам поддержку: обрести, через познание себя, свободу личностной уверенности, без труда повелевать в миру достоинствами, чем в избытке одарила их природа.
В покорности любви блаженства
раскрыться прихотью таланта,
душой пощупав совершенство,
предназначенья жизни гранда…
То, до чего Печорин в умственном развитии, к несчастью, не дорос: «Я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел тверд и холоден как железо…»
Это в понимании моем не может лечь основою существования, особенно, не жертвуя ничем в себе для тех, кого любил. Актерский дар Печорина пронизан злобой, а «…идея зла не может войти в голову человеку без того, чтобы он не захотел приложить ее к действительности…»
Бедствие характера – палач и жертва,
холодный разум нереализованных страстей,
волей чувству мстит снобизмом власти зверства,
любви калеча душу среди пагубных затей.
Вспомнил сочинение аморальное, наделавшее шуму на вступительных экзаменах при поступлении в институт? И долгий и пытливый разговор с деканом, вопрошавшим: чьи стихотворные цитаты я использовал? И не ошибся ли я вузом, поступая в политех. Он своим авторитетом мне готов помочь переориентироваться в выборе профессии, переводом в университет. А упрямое услышав: «Я не хочу эмоциональный мир уродовать профессией и Вертера в душе убить литературным творчеством Печорина…» обиделся, как посрамленный, незадачливый студент.
Глухим заслоном эгоизма правоты,
укором недопонимая творчество,
несправедливым угрызеньем пустоты
молчания ввергаем в одиночество…
Четыре точки и единая программа страстности одушевления на фоне подсознательного. «Зря стараюсь? Не бывает?» это мы узнаем чуть позднее, а пока – ласкаясь планомерно механической работой в лоне междуножья, я исследую на Ольге чувственность, не подключенную к раскачке возбудимости качелей, обещающих:
Полет в заоблачную высь страстей
сознанием непредсказуемой вселенной дум,
на пир зовущих участи гостей,
скрывающих своих намерений нужду…
С какою жадностью следила Ольга за усердным овладением ее телесной сдобой, и не понимала, что за радость я на ней отыскиваю: шея, уши и все остальное, до чего я дотянуться мог губами и руками, глухоту зональной эрогенности отзывчивостью пробуждая. Ощутить реакцию сопротивления, переломить ее, усилить, 3 5 минут и правильные точки привнесут желаемый эффект.
Податливая немощь… Механизм, проверенный на зрелых формах, на юном теле не работал.
Не разбудить оскала страсти рык,
прозрению показывая на сговорчивый восторг,
мечты досуг спрессовывая в миг,
навечно покоряя вожделения простор…
Бессилия прощальный поцелуй,
не покоривший дерзости таинственную плоть!
Хоть сколько Афродиту ни рисуй –
не оживишь, пока желанье не родит Господь.
Сквозь шелест слившихся лобзаньем губ прорвался возглас… Он был сродни сорвавшемуся в бездну зову помощь оказать. Я обнимал вдруг затвердевшую, как мрамор, от нечеловеческого напряжения порочность скованного тела, красотой пытавшегося ощутить опору…
Распахнув себя неведомой стихии,
в обзор души ворвавшейся истошным воплем,
нервных зарисовок сюиты эйфории,
катарсиса цепляя струны чувств ознобом.
Жизнь в телесной пробудилась схватке,
вольнодумством бескорыстного ответа
страсти доверительной отгадки,
свежести преподнесенного букета…
Я нащупал клавиши заветные, родившие мелодию, услышанную недрами возможностей, заложенных природой. Податливая размягченность дивной, юной прелести резвилась в упоении.
Счастливое спокойствие свободного парения, с улыбкой благодарственного удовлетворения. Чистейшая душа, не накопившая неудовольствия, открылась просветлением способности вкушать величие отзывчивого духа взаимности блаженства. Непорочная чистосердечность, не встречавшаяся до сих пор мне в жизни; гармония души и тела – эталон для любования.
Красота доверия пушистой ласки,
нежностью окутана девичьей робости,
смешивая воедино счастья краски
с жадностью бесстыдства похоти нескромности…
Мне незнакомо состояние такое у мужчин. Где, на каком этапе становления предназначением утратили мы дивную способность разум забывать и вывернувшись наизнанку, демонстрировать инстинктов низменный порыв… Четыре точки и открытие, то о котором Ольга завтра помнить ничего не будет; и не поможет никакой напор упрямства мысли и ассоциаций дразнящих гримасы. Останется лишь
Образ погружения в объятья рая,
бредовым изумлением доступности мечтаний,
искушения непознанного края,
очевидным разрисовывая мир сказаний…»
Непознанного? Легенду о «Тристане и Изольде» вспомнил. Любовного напитка бал, что с Таней пережил?
Как ей дважды удалось заворожить, сознание собою выключив, диктуя нужный образ поведения и вне телесного касания? Есть и во мне болезненные точки возбудимости аффектной, в расходной памяти сознания пробелы оставляющих. У женщин состояние подобное возникнуть может при контактном соприкосновении с психофизической нагрузкой погружения в спрессованность экстаза чувств, безрассудности наркотиком включающей
Разнузданных желаний потаенные анналы,
души тревожности скоплений недовольства,
прикованного к сердцу, словно Прометей на скалы,
за непокорность и характера геройство…
На адамовых потомков прессинг действия на психику влияет приходя извне, переполняя интенсивным напряжением чувств безвыходности, в сознании счастливых записей минуты отключая, чтобы угрызения не мучили бессмысленною тратой сил на то, что уж исправить не удастся.
Вспомни, как в Афгане без «кольчужки» с автоматом по полю скакал… Сумрак?
«Загладь следы порочащего пребывания в объятьях малолетки, не отвечающей за действия развратных мужиков, и, уложив в постель щебечущее счастьем тело Ольги, убегай, пусть возомнит, что это ей приснилось.
Наслаждение развязкой злоключений?
Попранной моральности авторитет?
Совестливость запоздалых угрызений
грешностью наводит на душу навет?..
Она спала, прощальный взгляд
на нежное ристалище порочных мыслей
мечты, что возвратит назад
призывом ностальгическим сомнений казни.
С собой возьмешь разлуки боль
и оправдание найдешь души дурдому,
эмоций устранив разбой,
а обладанье счастьем подфартит другому.
И будет робкая печаль
топтать знамена эротических победы,
а память – вечная свеча,
нагаром недовольства приумножит беды…
Дверь входная, комплект ключей на столике в прихожей. Два замка, накинута цепочка… Мы гостей не ждем, закрыто капитально, но защелки, чтоб захлопнуть дверь снаружи нет! Уйти, оставив дверь открытой? И квартиру-кладовую антиквариата под охраной спящего ребенка? Или
В мантии Петра стать на часах
у врат комфорта вещевого рая,
с праведной невинностью в глазах
от посягательств грешных охраняя…
Невинно наигравшись, ускользнуть не удалось, за удовольствие придется заплатить! Кому вот только? Тому, кто приворотную ловушку отопрет снаружи, или той, что сладко спит, невинной жертвой посягательств став расчетливости комплиментов опытного ловеласа? Там в аэропорту все началось… Учитель жизни, обаянием и вкрадчивою обольстительностью был ты обращен к невинности растерянной ребенка.
Любуясь похотливостью воображения,
с душой невинной забавлялся откровением,
жестоко соблазнив ее услугой рвения,
раскрыв ей чары обольщенья зрением…
Через что прошла девчонка, прежде чем вознаградить тебя за цель, увиденную ею в аэропорту: женщина в кругу мужчин, готовых ради взгляда на нее писать стихи.
Ольга.
Власть красоты культуры взгляда отражение,
достичь ее услугой цели опознания,
в геройстве невоинственного поклонения
Елене… в страстности с собой соревнования…
Какой она проснется завтра, чувствуя неизгладимый след, что ты занес, прокравшись техникой умения в радушие не знающее о своих возможностях? Она достаточно умна самостоятельно принять решение, добавь ей мыслей стихотворных откровение, пускай, проснувшись, поразмыслит над твоим прощальным стоном.
Не возносилась чтоб особа,
свободного желания победой;
растерянность и чувств тревога –
пусть развлекутся с горечью беседой…
Прикосновение к лицу… Где я? Кресло…
Ольга в розовом пушистеньком халате, аж до самых пят. Волосы распущены от счастья…
Я помню все, чуть больше, чем она.
– «А память, вечная свеча —
нагаром недовольства приумножит беды…»?
А дальше? Ты хотел уйти? – располагаясь на коленях у меня, спросила робкая невинность. Отнеси меня в постель и уходи, никто в квартиру не войдет. Я спать хочу.
Подхватив халатик с содержимым, я расторопно двинулся к постели.
– Не туда! Вчера ты уложил меня на роскошь мамы.
Моя опочивальня дальше…
Будуар принцессы!
Розовость с голубизной парчовых стен,
изумлением смотрящих в зеркала…
Белый лебедь в окружении сирен
кличет песнею любовной в небеса.
Гарнитурный Ренессанс,
белого изящества ампира –
выпендрежа перепляс,
гордости идейного клавира.
Смерть и труд, господство и любовь,
и пятый элемент – игра.
Базовой фантазии улов
и образности ворожба…
– Тебе не тяжело меня держать, любуясь интерьером?
Ну, что, пойдешь? Но перед этим сделай то, что ты со мною сотворил вчера. Как ты исчезнешь, видеть не хочу, иначе…
Вот почему ты в аэропорту боялся приближаться к той…
Она не улетела бы тогда…
Не подзадоривай судьбу опаской,
откалывая опытом коленца,
не ведая, как поступить с развязкой…
Связался, тоже, ушлый черт с младенцем.
Искушенье загасить соблазна,
охладить, разочаровывая, искры новизну,
отстранившись взглядом непричастно,
на расстояние взвалив за легкомыслие вину…
Зовут ее не Ольга, а… Интерьерчик сделан под нее, сейчас я это понимаю.
А мать – та праведная Леда?
А может мстительная Немесида?
Дочурка – плод божественного следа
для наказанья человеческого вида…»
Позвонит уточню, а прав ли я? И куда пропала из альбома «Эрмитаж» закладка памятная взморского заката.
А тогда:
«Я любовался страстью в интерьере,
открыто призывавшей покорить ее
развязностью в восторженной манере,
принцессу воспевая рабским соловьем…
Бродил вокруг и около, не разрешая Ольге распоряжаться похотливостью интима. Впервые я увидел злость в ее глазах: она кипела судорожным зовом дикого желания, метавшегося в ней либидо, и отчаянием пригрозившим: «Ты мне не нужен… Я сама».
Накинув руку на лобок и ноги сжав экстазом,
телесность окунула в шок взыскательным приказом:
любой ценой вознаградить ристалище порока,
уняв терзающую прыть либидного чертога.
Оскал беснующихся глаз,
закатываясь в неге,
зеркалил внутреннюю страсть
восторженной утехи…
Ногтем указательного пальца на меридианах вольности телесной, наслаждавшейся собою, я, цепляясь за ворсинки кожи персиковой, обсуждал с мурашками их нервность бытия. Глубокий вздох, и тело напряглось, готовое отдаться трепетной волне оргазма… Я сдернул руку с разогретого лобка…
Эгоизма скудными дарами,
оплачивая страсти одежонку,
Ольга взвыла, скрежетнув зубами,
за наслажденьем бросившись вдогонку…
Не успела, я накрыл ее, раздвинув ноги, и Пронырой занял место вожделенного желанья.
Ропот недовольства, темперамент и энергию экстаза, —
все я получил в одном букете,
впечатляющего гранями мечты алмаза,
засиявшего в природном свете…»
Таня ревности не зря хлебнула: я люблю девчушку ту, раскрыл которой часть возможностей, обласканной наградой пола наслаждаться. Татьяне повезло с услугой первооткрывателя, сумевшего свой интерес с успехом совместить подарка бережного отношения:
К природной красоте инстинкта,
фантазий наслажденья животворной кладовой,
ликующая, чтоб слабинка –
бравировала б жаждой на любовный позывной…
Ревность! Вкус ее меня преследует, как только я коснусь в воспоминаниях нащупанных на теле Ольги точек. Наивная податливость, с отточенною страстью понимания где тот предел, который порождает буйство в теле, заставляя вновь и вновь бежать навстречу пламени оргазма. Совершенство, данное природой ни за что и подкрепленное живым умом красотный симбиоз неповторимости гармонии божественного существа. Затменье полное: все положить, отдать себя для счастья родовой принцессы. Ревность! Я наслаждался ею в мыслях, думая о том, кто первый растревожил эту девственность, оставшуюся непорочной в ожидании меня и полигоном ставшую для поиска и отработки техники и пластики движений в погоне жадной удовольствия за мигом ощущений.
Я Ольгу к будущему ревновал,
пытаясь удержать ее в обзоре планов,
огранкой чувства жизненный кристалл,
облагораживая, ждал любви в приданом.
Благоухающий весной цветок,
открытый красотой для обозренья чувства, –
мечтательности нежный голосок,
балует обаяньем аромата блудства…
Время фантастического единения, и жизни воплощение без Ольги я не мыслил, играя роль серьезной отстраненности на людях и пылкого наставника в объятьях юной страсти. Естественная взрослость Ольги, с ребяческим задором хулиганства, позволявшей неожиданные выходки с показом власти надо мной в присутственных местах, учитывая возрастную разницу, шок вызывала окружающих. Физическая близость для нее была насущною потребностью и возникала с неожиданной спонтанностью, где бы мы ни находились: на густонаселенном пляже или в сонной электричке.
Существо с характером богини,
гордо реющим над позволением себя любить,
нежностью касания к святыне,
статуса импровизируя попыткой счастья быть…
Как трудно было сдерживаться в рамках возрастной морали, но девчонка эта моментально плотью раскусила благосклонность моего либидо:
К свежести задиристой улыбки,
впившейся смазливости кивком,
и в доверчивом переизбытке
властилинше выказав поклон…
Отпуск, проведенный с ней, незабываем; но жизнь гораздо прозаичнее желаний праздной суеты. Я, в повседневности, вернулся на работу, Ольга в сентябре, по настоянью матери, студенткой стала спецучилище изобразительного и прикладного искусства. Видеться мы стали реже, а в середине октября меня направили в командировку.
Опустошающая расставанья грусть,
потерей чувств живительной опоры;
и опасений вязкости зыбучий вкус
с дражайшей верностью вступает в споры
с временем, сжигающим хвалу икон,
беспечно возводя другие храмы
принципом: что с глаз долой – из сердца вон…
ведь есть запросов близких дифирамбы…
Насколько сильно Ольга привязалась чувствами ко мне? Ее попытки мною афишировать в компании знакомых – провалились. Непреодолимая преграда скудности насущных интересов в обстановке примитивного подтрунивания, с издевками над глупостью своей – меня не привлекала. На сборищах подобных Ольга
Королевой наряжалась бала
и энергией симпатий куража
сбрасывала вольностью забрало,
ролью обличая принца и пажа…
Перемигнулся я и косвенным знакомством с мамой Ольги. Задумчивый и долгий взгляд рентгена опытности, свыкшегося с косностью показа восхищения покорности смотрящих на нее, впился томною раскруткой мыслей, примеряя мир моих достоинств на себя…
Мой взгляд такой же – я порочен восхищением,
не пренебрегающим божественностью дара,
и увлечением бессрочен приглашением, —
этому повелевает жизни кара…
Мы поняли друг друга, и веселостью цинизма «тещи» и «зятька» возвышенно расстались. Ольга, ставшая арбитром и немою соучастницей дуэли взглядов, высказалась после встречи однозначно: «Она приревновала. Не меня… Похожий взгляд я видела, вручив записку, в аэропорту».
Женская душа – свободомыслия потемки,
утверждающая непокорности успех
перспективой покорить в самолюбивой гонке,
где мужчина любящий всевластия подтекст…
Где шуткой, где соблазном обольщенья, под шумок моральных разглагольствований, Ольга издевалась саркастической бессовестностью удивления над ханжеством попыток навязать ей возрастную скромность. Дружба с сексуальной подоплекой взглядов откровения – нам доставляла удовольствие, внимания не обращая на лицемерия враждебную среду, желающую нас разъединить.
Но была одна таинственная ниша, где мое влияние на Ольгу не распространялось, а ее, перечисленьем кличек, было безграничным. Я не был вхож в потемки подворотен со зловоньем и суровостью порядка банд, враждующих за территорию торговли контрабандой, поставляемой портовой мафией.
Очень осторожно, чтобы не спугнуть возникшим интересом к деятельности Ольги в этой нелегальной бреши соцторговли, у приятеля давнишнего, имеющего связь с портовыми структурами, я попросил достать мне джинсы, ненароком в разговоре кличку Ольгину упомянул, сказав, что пусть завскладом постарается.
Дружок улыбочкой осекся… «Куда ты лезешь? За девчонку эту голову снесут. Она под круглосуточной охраной папочки, который знаешь кто?.. Касатка к контрабанде отношенья не имеет, у нее задача посложнее… Там мамаша верховодит всем – непотопляемая дама, связи и прикрытие, как у премьер-министра. Система отработана до мелочей и чужаки на расстоянье выстрела не подойдут».
Серпа и молота незыблемая власть,
коммунизма блага дарит одиночкам,
наживой к благосостоянию припасть
слугами Гермеса к дефицитным точкам.
Идеологией витрины поучая мир,
в духовном прозябании марксизма бездорожья,
сна «Светлым будущим» латая повсеместность дыр,
с заклятого капитализма рвали все, что можно…
Три недели с Ольгой мы не виделись…
Терпение зажатое в кулак,
нежности безмерной стерегущей сгусток,
готовый изваять душевность благ
образа любви выстраданном в чувствах…
Я встретил Ольгу после окончания занятий, возле здания училища. Она в компании девчонок, в центре дирижирует беседой смехом и издевкою колючих реплик. Меня приметив – приумолкла и, небрежно попрощавшись, отделилась от подруг, направившись на встречу. Но с каждым шагом замедлялась, отдаляя соприкосновения момент.
Скованность и неуверенность провинности,
совестью приговоренная к страданию
и прощения молящая наивности,
искуплением готовым к покаянию.
Игра? Уж больно непохожа Ольга на себя. Чуть подождать, чтоб вкрадчивость характерностью сорвалась в пике?
Робость прячущая взгляд
за скромности невинную завесу –
грех у исповедных врат,
прощальную отпеть готовый мессу?..
Рассеянностью удивленной я включился подражанием в манерности игру.
Шаг с оглядкой в зеркало партнерства,
одобрением нащупывает тень опоры,
с дрожью интуиции актерства,
отпирающего нравом ящичек Пандоры…
Руки нетерпеньем чудят коснуться сладкого интима кожи – непозволительная роскошь, лишь пальцев кончики я, захватив объятьем рук, к губам поднес для поцелуя. Тест на совместимость.
Неповиновением артачится рука,
и взгляд ревниво охраняет собственность
от волны, несущей зов с другого бережка
через поток связующих чувств родственность…
Надо уходить, не ко двору лобзания. Зеркало эмоций чувствами подсказывает:
Между нами пробежала горечь отчуждения,
бессмыслицей бездарной строчки,
фальшь скрывающей угрозою разоблачения
души гримасной оболочки.
– Я на минутку, засвидетельствовать неизменность чувств. Разлука обострила понимание их глубины. Но неотложные дела сегодня помешают выразить их в полной мере. Ты простишь меня?
– Нет! Ты уверенно спокоен, хвалясь отягощенностью делами.
– Стремления забота не навязываться останавливает неразумность поступи желаний.
– Навязываться? А если откровенно?
– На любовь гадая по полету лебедицы,
грозовые трудно не заметить облака,
обещающих тревоги грозные зарницы
и непредсказуемость невзгод исподтишка…
– По желаниям моим гадай,
обещающих нам пышный рай.
Хочу с тобой в постельку…
– И сколько времени у нас
удовольствием познать все блага рая?
Граница соловьиный час
или побудка жаворонка боевая?..
– Слыхала я, что жаворонок с жабой,
обзаведясь шекспировскою славой,
глазами обменялся и фальшивит поутру,
послушаем, быть может, нам их песня будет по нутру.
– Браво! Шекспир в гробу перевернулся, —
поэтической душой рванувшись из покоев,
запечатлеть тебе почтеньем чувство
и судьбу переиначить для своих героев…
Долгая прогулка наблюдения…
Мне почудился мелькнувший заградительный барьер сомнений Ольги? Спокойствие, смешливость, ласковая доброта уступчивости, не желающая лесть на рожон заявкой на голодное хотение, а так – всего лишь аморалке одолжение: «Быть может, я хочу? Так убеди меня».
Восхитись сиянием достоинств,
щедро воспевая робость красоты,
подношением любви сокровищ,
самобытности дразня словцом черты…
Терпеливый променаж и посещение кафе с беседой о высокопарном, в светлых романтических тонах. Я дегустировал ее желание на искренность, улавливая колебание сомнений. Игра с подтекстом испытания на совместимость творческих задумок общего сюжета, рисуемого элементами фантазии участников поочередно.
«…улучу мгновенье –
Коснусь ее руки в благоговенье.
И я любил? Нет, отрекайся взор:
Я красоты не видел до сих пор!».
Под маской образ незнакомки —
принцесса, совершенством украшающая пьедестал
надежд, вдруг угодивших в гонку
соперничества случая, прокравшегося в жизни бал…
Я снял все подозрения свои,
враждебные сомнения отбросив.
Есть чистая страница для любви,
и верность прошлым записям не против…»
…Сколько времени прошло, как мы расстались? Часы наручные уже не показатель: сомневается он в правоте момента выбранного для вручения. Подарить себе еще одни, для закрепления успеха Тани самоутверждением? Не отпускает чувство страстное, плутая средь привязанностей прошлого, но шаг навстречу в этот раз должна Татьяна сделать.
На танцы снарядиться имиджем холостяка?
И в ожидании ее пустить себя по кругу…
С другою отгулять несостоявшуюся встречу,
улыбкой обогреть бесчувственной любви увечье,
пафосом воображенья расписав услугу?..
Ей обязательно доложат: «Он» нашел другую». Сцен ревности не жди. Беспечность показательная шиком: избавилась и слава Богу!
А верность прошлым записям, та против!
Страница не дописана любви…
Враждебные намеренья отбросив,
чувств достоверность фальшью не гневи.
«…Забава славно удалась и потрепав друг другу память меткостью цитат Шекспира, под покровом темноты, впервые Ольгу я повел к себе домой. Джульетта № 2, но без интриги мордобоя свадебного,
Да, без сценарных заковырок,
уловкой водружающих на девственный престол
характера, где иск придирок –
потворщик благородный за чинимый произвол…
Внимательная настороженность и любопытствующий интерес ознакомления, без излишества вопросов, легко вписались в холостяцкий интерьер. Облюбовав излюбленное место отдыха хозяина, невинность не выказывала никаких позывов на сближение: услужливым гостеприимством угощайте, а я высокомерно оценю.
Кошачья гибельность повадок,
пристанищ адреса имеющей в запасе;
и, черпанув гостинцев разносол достаток,
готовая в момент убраться восвояси…
Моя командировка изменила расстановку сил, влияющих на ауру нашей связи.
Снобизм пикантности негативизма,
улыбка фальши провокаторской угрозы,
жестокой красотою деспотизма
хлестнула по доверию шипами розы…
С настроением таким в «постельку»? Нет!
Сладким подкупить, расслабить словесами?
«Be same mucho» баритоном и романтикой бокала
отогреть девичью собственность дарами,
премируя рисовкой показательного сериала?
Равнодушием подчеркивая отрешенность,
ревностную гордость потревожить стервы?
Вспышки счастья прошлого поведать иллюзорность
той, что память вечно бережет в резерве?..
С книжной полки я достал альбом «Картины Эрмитажа»… Покрутил и положил в сторонку. Достал другой – «Шедевры Лувра», Ольге подал. «Развлекись, а я пока займусь делами».
Для беспрепятственного истечения наружу я ключи оставил во входной двери и удалившись в ванную, неторопливо стал ее готовить к водным процедурам.
Клюнет на приманку, заглянув в отложенный альбом, иль страсти Лувра предпочтет отечества богатству? Возможно, ключиками позвенит на выход?
Случай изберет судьбу,
в нить вцепившись Ариадны,
предпочтет любви мольбу
или пустоту досады…
Я погрузился в водную теплынь уюта ванны.
Закрыл глаза и отошел
от бойкости навязчивых раздумий.
Парящих дуновений шелк
утихомиривает чувств Везувий.
Небрежность вольности небес,
голубизной бездонного пространства,
раскинув радужный навес,
являет разноликое убранство.
Красотных помыслов мечты,
глядящих робкими глазами…
Запах незнакомый, еле слышный, но разящий все другие ароматы и мешающий неудовольствием воспринимать расслабленность мечтаний. Ярко-красный маленький значок сигнала на щитке приборном – «НЕПОЛАДКА!». Я открыл глаза – Ольга, равномерность бульканья воды не нарушая,
Обнаженной прелестью подкралась незаметно,
миражом желаний затуманивая выбор;
волею доступности сопротивленье тщетно
слепотою осязаемых приблудных игр.
Красота повелевает сумраком страстей —
по силе власти сладостная кровопийца,
маленькая ведьмочка характером когтей
желает привилегиями в жизнь вцепиться…
Рукой я прикоснулся к наваждению прелестных форм, шагнувших не стесняясь в ванну, показав срамную дерзость женской власти. Воспользовавшись приближенностью лобковой шелковистости, губами я ее коснулся…
Запах стал отчетливостью вопиющим.
Я вспомнил боль, пришедшую из детства: ссадину и нагноенье на коленке, которое хирург безжалостно разрезал, вскрыл болячку и, очистив рану, наложил повязку, за терпение мне предрекая длительную жизнь.
Ольга – с ней что-то не в порядке.
Ужалила обидная догадка,
предательскою болью поразив доверье:
угрозою морального порядка —
чужим, подлившим в утешенье яда зелье.
– Уступаю место, в теплоте понежься…
– Ты со мной не хочешь поплескаться?
– Совсем забыл! Мне надо срочно позвонить.
Мы еще замутим страсть в водице
до побудки пучеглазой птицы.
Шекспир пускай готовит дифирамбы,
не веря предсказаниям Кассандры.
Я скакнул из ванны и, халат накинув, предоставил Ольге раствориться одиночеством в комфорте прародительской среды.
Так, посмотрим: посетила гостья Эрмитаж с обложкою журнальною заката феерического?.. Пуст альбом.
Решила уничтожить конкурентку,
красотой присутствия ее затмив,
парадную преподнеся нимфетку,
мемуарный заслоняя негатив?..
Вряд ли это ей удастся, если то, что я предполагаю верно. А если это бредни недоверия, то ты сознательно идешь на окончательный разрыв всех отношений с Ольгой. Но сначала…
Эвелина – вот кто помощь мне окажет выяснить причину…
Только бы застать ее… Полдвенадцатого, где ж ей быть, как не в постели… Нет, звонок отложим до признания измены.
– Я заждалась тебя…
К кому в постель залез своим звонком,
Джульетту оставляя на потом?
– Не рисует ли сюжет – трагедии эскиз?..
И за спиной Ромео не стоит Парис?
Скажи, в мое отсутствие… ты с кем-нибудь переспала?
– Узурпировал меня сноровкой покорять?
Ты имеешь право монопольно мною распоряжаться?
– Меня волнует лишь аспект здоровья.
– Со мною все в порядке!
Дерзость прячет краску затаенного стыда,
напряженьем взгляда выдавая смуту:
совесть шепчет: «Есть душевная беда —
легкомыслия подвергшегося блуду».
– Надеюсь. Но до выяснения.
Вот теперь я позвоню…
– Эва?.. Рад, что голос не забыла…
Болтливой юности никчемности досаду…
Под обаянием скрывавшего поступков страсть,
и все ж, признания исполнивший тираду,
но гордостью отвергшего бесчувственную связь…
Несовершеннолетняя проблема, требующая незамедлительного разрешения. Есть признаки заразности венерной благодати.
Поможешь прояснить?..
Как распознал симптомы? Нюх… В твоих кругах найдутся специалисты на неофициальную услугу? – понимаешь, чем грозит девчонке взрослая болезнь безнравственной среды… Хорошо.
– Ольга? Ты все слышала?
– Я не нуждаюсь…
Она хотела что-то мне сказать, но трели телефона оборвали начатую фразу. Звонила Эвелина.
– На взморье поезжай с красавицей своей… Стационар «Патологии беременности»…
– В сад поклонения Эриде?
– Нет, в храм поклоненья Илифии. Там вас будут ждать, я позвонила… Хотела б встретиться с тобой… Но не при данных обстоятельствах…
Освободишься позвони.
– Я виноват посулом роскоши мечтаний
и в показушной привилегии стыда
душевностью скорблю измученных признаний,
и молит покаяния сердечная нужда.
«Я боюсь», услышал я раскаянья угрозу,
сердце сжавшую бесплодным состраданьем…
Безнадежно холить скорбным причитаньем:
не уберечь от непогоды жизни розу.
Ты прекрасна обликом красы,
фантазией ума дарованной приволью,
с обаяньем девственной души,
неповторимостью спешащей за любовью.
Красотных помыслов мечты,
глядящих в душу робкими глазами —
подстерегает рок беды
раскаяний с никчемными слезами…
Подобная развязка безысходности Шекспиру и не снилась. Хотя… его любовь была заразной.
Такси и полчаса молчащего испуга. Скажи она хоть слово против, и развернул бы я машину к дому Ольги.
Украдкой мы обменивались взглядами. Не узнавал я девочку…
Робость созерцания иконы,
с мольбой просящей чудодейства
мученицы, затаившей стоны
расплаты за урок злодейства…
Шофер такси на редкость разговорчивый попался и, диалог ведя с самим собой, искал причину позднего вояжа на курорт. Его дознание остановила Ольга сразу.
Принужденья окриком стервозным,
когтями желчности досады,
трагика словечком виртуозным –
финал прищучила тирады…
С колоннами ухоженная вилла, в глубине обширного садового участка, обнесенного старинной, творчески замысловатой кованой оградой. Постоянно отдыхая в сих краях – на взморье, я гадал: «А кто же пребывает в столь уютном уголке?..»
Калитка со звонком дистанционно распахнулась, запустив нас в сад.
– Ольга… Что я хотел тебе сказать?..
– Я не Ольга. Я предала тебя.
– …Подстерегает рок беды,
раскаяний никчемными слезами…Но почему?
– Мне нужно… нужно было убедиться, что лишь власть твоя мне дарит несравнимое ни с чем физическое наслаждение.
– Власть? – чувств восхищением согрета,
красоты коснуться дозволением.
Власть! – дар вероломного квинтета,
страстности взаимным подношением…
Она молчала…
Медленно мы приближались к вилле.
Мысль неуязвима, как гряда
скалистой тверди неизведанных высот.
Золото молчанье лишь тогда,
когда созрел неотвратимости исход…
Еще один звонок и распахнулась дверь колонного особняка. За порогом – острая, надменная улыбка режущего скальпеля, гуманностью кромсающего ради жизни, показалась мне знакомой.
– Ответа дожидайся в парке. Ни один мужчина, пока я здесь работаю, порога этого не переступит. А иначе…
А ты пойдешь со мной.
Без тени колебания шагнула Ольга по приказу, прошептав:
«Созрел неотвратимости исход –
Джульетты принудительный полет…»
Ни одной скамейки для раздумий – пеший парк: роженицы должны ходить. Кругами мыслей опоясывал я метражом ухоженность садового участка, примыкавшего к глухой зашторенности схваток родовых.
Навязанный сумбур сомнений
заполнил промежуток душной паузы:
обман предчувствий распоряжения
в дознание подкладывает стразы?
Ольгины глаза – в них не было испуга. Уверенность и дерзость: я такая, как я есть. И испытание проверочное укрепит меня.
Характера завидное упрямство,
Свободолюбием вносящее раздор
и смуту в исповедное пространство,
с таким сияньем глаз восходят на костер.
Чего посматриваешь на часы? Приблизиться желаешь к получению ответа, который для тебя, каким бы ни был – станет отрицательным.
Жизнь истязательна для тех
Кто нарушая принципы морали,
выстраивает удовольствием свой быт
и гробит время в поисках любви регалий,
для чувств не находя разносторонний сбыт…
Мелькнула тень гражданская и сердце застучало: «Ольга на свободе!» Я ошибся…
– Так, ты меня не узнаешь?
– Под маской медхалата не припоминаю. Но ты не первая моя любовь. И знаю точно – ты не Ольга.
– И она не Ольга. А на мне халата нет!
– Он у тебя в глазах. А это – приговор.
– Ты прав. Девочка останется у нас, надеюсь, все пройдет без осложнений. Ты с ней спал? Если – да, то не затягивай с лечением, могу направить конфиденциально к специалисту.
– Спал, но до того, как прилепилась к ней зараза!
– Она сказала у нее симптомов нет, – инфекция практически не проявилась, но анализ, к сожалению…
Ты ей предложил провериться? У женщин признаки инфекции вялотекущего процесса могут проявиться через месяц после инфицирования. По-видимому, прихватила от не долечившегося члена.
– Терминология не медицинская.
– А ты хотел услышать: «Торпидное течение болезни обусловлено: снижением реактивности макроарганизма изменением биологических свойств гонококков под влиянием антибиотикотерапии. Слегка инфицированы вестибулярные железы…» Но как же ты определил развитие болезни? На столь ранней стадии сделать это невозможно без лабораторного исследования.
– Прекрасен осознаньем чувственности мир,
с секретами интимностей приватных…
Великолепен зовом – запах запахов кумир,
но и средь них тьма-тьмущая отвратных…
– Если не наступит рецидив, девочка через неделю будет дома.
– Я вспомнил, чем обязан фамильярности общения на «ты».
Эвелина приводила на показ Тебя… А может и меня?
В досадной радости вскипая пеной,
утратив беспринципно нрав…
Преобразиться жизни переменой,
смирившись с прихотью забав…
– Предложением себя я недооценила спектр возможностей твоих. Мне не сравниться с прелестями этой малолетки.
– Она мне изменила, и я к ней больше никогда не прикоснусь.
– Каждый день я слышу гул проклятий пациенток, обращенных на мужицкий род, пожаловавший им беременность мучений… Но разрешившись, все почти, кому беременность категорически запрещена, идут повторно в круг мучений…
Окажешь мне услугу?
– Прикоснувшись к запаху, определить болезнь,
на растерзание отдавшись недовольства,
не от Божества не разродившихся невест
родоначальниц красоты земной посольства?..
– Ты всегда готов и первой встречной мозги задурить?
– Лишь только тем, кто красотою благодушен
и опираясь на характера живую спесь,
к свободе изъявления неравнодушен,
игрой ума и чувством разжигая интерес…
– Не банально! Я подхожу, но не во всем… А чем я пахну?
– Дурь коснулась и тебя и требует взаимности ответа?
Ты не благоухаешь женщиной.
– Эвелина – сводница мне прямо заявила: «Окажи ему услугу, а взамен потребуй возмещение не пожалеешь!»
– Не банально! Я подхожу, но не во всем…
Аванс прекрасных глаз и прямота…
Инстинкт встревожен иск знаком.
А как же чувственная пустота?
Боязнь проклятья тупика
духовной искренности верных слов,
прервет фантазию стиха
вульгарностью утерянных основ…
– Чувств не хватает? Я могу расшевелить…
Ты знаешь, сколько женских гениталий, мужчинам подаривших наслаждение, в моих руках перебывало?.. И твоей девицы в том числе. Но эта девочка меня смутила… Она раскрылась так небрежно… на, мол, посмотри какая красота.
– Смущение, боязнь? не для нее.
– Красиво очень! До унижения стыда, а восхищает. Скажи, она в постели так же хороша?
– Наивной молодости приворотный омут,
свободой темперамента игры воображения
мораль любви подвергла нравственному слому,
восторгом опытности комплектуя накопления – наслажденья…
– Не знаю, что это такое. Ко мне не прикасался ни один мужчина!
– Что?.. Ароматный дух меня не обманул…
– Я непорочностью благоухаю?
– Под гордой маскою обиды,
с завистливою тягой к порицанью,
с всесилием красы Киприды…
– Ты меня проводишь?.. Я живу неподалеку…
Соприкоснувшись с запахом изжить недуг,
высокомерным свойством пола оказать услугу?
Бездушия преодолев слепой испуг,
телесным шабашем с другой отпраздновать разлуку?..
– Я провожу тебя…
Уединение – вот роскошь для меня,
одетая в нарядность творчества,
любви переживаний зодчества,
на склоне с нею прожитого страсти дня…
