Читать книгу SWRRF. 20?? (воспоминания из будущего). Кн. 6. Часть 1 - Владимир Левендорский - Страница 3

Странно – или, точнее, до сих пор так до конца и не понятно, – устроен этот «механизм» нашего мозга, – память. Вопреки своему названию и убеждению большинства людей, основной «режим работы» этого «механизма» – забывание. И целью его работы является не примитивное накопление информации и максимальная скорость её обработки и «выдачи» в нужный момент всего это накопленного массива информации, а оптимизация принятия решений, умение забывать и отбирать, анализировать, синтезировать и аккумулировать значимую информацию и в нужный момент эту информацию предоставлять, преобразовывать информацию в практически значимые знания и жизненно важные действия.

Правда, его знакомые нейробиологи, нейрофизиологи, нейропсихологи и прочие нейро специалисты уверяют, что мозг на самом деле не забывает ничего. Как они говорят: человек – это то, что он помнит.

Но они же говорят, что новые воспоминания появляются во многом за счёт стирания старых воспоминаний, благодаря специальным «механизмам забывания», в первую очередь «дофаминового». И существует уже достаточно много методик, приёмов «стирания памяти», которые где-то используются в благих, медицинских целях, а где-то во зло… Но, зато, «в противовес», есть уже и немало эффективных методик восстановления памяти…

Всё-таки, скорее всего, всё, что в нашу память когда-то попало, лежит там на отведённой «полочке». Хотя аналогия с «полочками», тоже не точная. Она более-менее сгодится для «левополушарной» логической памяти. «Правополушарная» – это, скорее облако схваченных на лету образов, в которых переплелись запомнившиеся переживания, зрительные и звуковые впечатления, тактильные ощущения и двигательные реакции… А уж как между собой «договариваются» левополушарная и правополушарная…

Поэтому, что-то с этих «полочек» ты можешь в нужный момент достать и сам, благодаря сформированным по ходу жизни приёмам, «техникам», «механизмам» отбора и запоминания нужных знаний и навыков. Но часто мозг сам, вдруг, решает, что с этих «полочек» достать и предъявить тебе. Иногда эти сюрпризы мозга ты воспринимаешь как занятные курьёзы. Но, порой, таким образом твой мозг помогает тебе выбраться из кризисной ситуации, даже, спасает жизнь. Ты, вдруг принимаешь решения, «на автомате» совершаешь действия, в которых потом не можешь дать рационального отчёта. А многое из того, что только что совершил, даже, уже не можешь вспомнить…

В общем, у нашей памяти много разных типов, видов и ещё больше способов взаимодействия между этими видами. Так что всеохватывающей полной модели работы человеческой памяти не удалось создать до сих пор. Но уж она точно не строится, как «компьютерная», по всяким «реестрам», «облаками», передачи воспоминаний из кратковременной памяти в долговременную и обратно…

В принципе, это было известно давно, очень давно.

И неужели все те «улучшатели человека» этого не знали. Должны были знать. Но на тогдашней стадии «индустриальной науки» с её запредельной специализацией и слабых только зарождающихся ростков интеграционных структур новой науки, специалисты, разрабатывавшие «чипы памяти» для человека, имели поверхностные представления о работе человеческого мозга, вообще, и памяти, в частности. А кто-то из них и осознанно упрощал эти представления, подгоняя под свои научные открытия и изобретённые технологии. Из обычного бескорыстного искушения исследователя, переживающего эйфорию «этапа демиурга», когда ему искренне кажется, что его изобретение, открытие сами по себе сделают мир и человека лучше. Но, скорее, из честолюбия и корысти, в попытки побыстрее «застолбить открытие», первым «выбросить его на рынок», «стать богатым и знаменитым»…

Те «чипы памяти» разработчики позиционировали, а производители рекламировали как personalized artificial intelligence systems – PAIS. Но в быту их называли или mental chip, или memory chip – MC. И по существу это были именно чипы памяти. А все привязки к ИИ, были, прежде всего, данью тогдашней моде – тогда всё, что ни возьми, было или «системами ИИ», или, по крайней мере, «с элементами ИИ»… Эти обещания «вот-вот» создать «настоящий Искусственный Интеллект» позволяли выжать большее финансирование исследовательских и бизнес проектов, чиновникам под нагоняемые страхи «отстать в гонке ИИ» получать большие бюджеты под распил, политикам отвлекать внимание от реальных проблем…

На волнах нагнетаемого энтузиазма, гламурных маркетинговых кампаний, паразитирующих на главной «слабине» человеческой психологии – вере в чудо, – плодились стартапы-пустышки, привлекавшие под броской вывеской: «Artificial intelligence», – миллиардные инвестиции, по большей части, «уходящие в песок»…

Но пресловутая «Сингулярность» – появление настолько продвинутого ИИ, что он мог бы проектировать, создавать и самого себя, и самовоспроизводящиеся «обслуживающие» комплексы систем и механизмов, и таким образом стать полностью автономной, самодостаточной, самовоспроизводящейся и саморазвивающейся системой, – в то время так и не наступила. Как не наступила и сейчас. И не наступит в обозримой перспективе.

А, скорее всего, вообще, никогда не наступит…

Для этого, очевидно, есть фундаментальные ограничения, заложенные в основу нашего мироздания, мира, в котором возможно существование человека.

Множества в диаграммах Венна… континуум Кантора… теоремы Гёделя и Коэна… Все они говорят о неустранимой неполноте любого математического языка и, соответственно, любых алгоритмов. С их помощью ни одно утверждение, ни одну гипотезу в конечном счёте нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, а можно только построить аксиоматические вселенные, в которых эти утверждения, гипотезы могут быть верными…

Неужели все те строители «Сингулярности» этого не знали?

Но, хотя бы, одного из своих «апостолов», Алана Тьюринга, который ещё больше века назад обнаружил класс проблем, которые ни одна компьютерная программа не может гарантированно решить за любое конечное число шагов, – его-то они должны были читать…

Может, при падении уровня фундаментального образования, всеобщем натаскивании на быстро меняющиеся «компетенции», многие ничего этого не знали и не читали. А те, кто знали, предпочитали об этом на публике не упоминать. А то как же поддерживать «хайп» на теме «Сингулярности», под который можно выбивать финансирование любых проектов ИИ?…

Да и с точки зрения теории систем создание такого всезнающего, всё контролирующего, всем управляющим ИИ, скорее всего, просто нереализуемо. Потребуется создать такое множество системных отношений, выстроить структуры такой сложности, с таким множеством прямых, обратных, промежуточных связей… Само создание такой системы, наверное, потребует бесконечной энергии и бесконечного времени…

Возможно, наша Вселенная и есть такой постоянно создающий себя «Сверхразум»?

А ещё любили тогда всех завлекать утверждениями, что «создают искусственный интеллект по модели мозга человека». И как-то никто не задумывался, что потребность в создании модели чего-то возникает, когда «первомодель», «образец» или уже отсутствует, или существует реальная угроза её утраты, или тебя не удовлетворяют её «функциональные возможности». Если человек теряет руку или ногу, резонно поставить вопрос о создании их протезов. Если у тебя ноги, руки есть, но существуют проблемы с их функционированием, или тебе для решения каких-то экстремальных задач требуются их улучшенные, усиленные функции, вполне резонно поставить вопрос о создании экзо-скелета… А создатели «модели мозга» что имели в виду? Что у большинства людей его уже нет, или они его скоро утратят, или они уже отупели настолько, что их мозг стал нефункционален?..

А как с их собственными мозгами? Как можно создавать что-то по не существующей модели? Ведь, ни тогда не было, ни сейчас нет сколько-нибудь адекватной модели работы человеческого мозга. И это только итоги работы мозга – изобретения, открытия, – выглядят как результат логической работы, потому что для дальнейшего применения, использования другим людьми они должны быть представлены в такой логической, доказуемой другим и воспроизводимой другими форме знания. Но, как, на самой деле, были сделаны открытия, точно не могут сказать даже их авторы…

Хотя, самих нейронов в среднем в мозгу человека всего около восьмидесяти пяти миллиардов («мелочь», даже, не для самых мощных современных информационно-аналитических систем). Но возможное число связей между ними даёт число с теми же восьмьюдесятью пятью, но уже нулей после единицы. Это больше, чем предполагаемое число элементарных частиц во Вселенной. Но это только число межнейронных связей, передающих электрические импульсы. А каждый такой электрический импульс запускает работу синаптических пузырьков, где находятся около пяти тысяч молекул вещества-медиатора, которые начинают в каждом случае по-разному воздействовать на «соседние» синапсы, «нажимая» на специальные белки. (И это тоже известно уже полтора столетия после открытия Лёви нейромедиаторов). И, таким образом, число возможных вариантов взаимодействий между нейронами увеличивается ещё на несколько порядков. А с уровня этих химических реакций неминуемо переходишь на уровень взаимодействия элементарных частиц и всевозможных квантовых эффектов, с которыми и сейчас-то многое не понятно. Так что многие физики, знакомые Александра, занимающиеся квантовыми эффектами в нейронных взаимодействиях, в той или иной мере склонны к некому «научному мистицизму», полагая что через эти квантовые эффекты человеческое сознание напрямую взаимодействует с некими силами, «потоками информации», заполняющими Вселенную. Кто-то из них, вообще, считает, что человеческий мозг сам по себе, в общем-то, и не мыслит. Он является чем-то вроде принимающего устройства, получающего сигналы – тут кому как нравится, – от Бога, Вселенского Разума… И образование, воспитание человека – это настройка такого принимающего устройства, чтобы правильно принимать и интерпретировать сигналы, «поступающие Оттуда»…

Но это лирика и философия.

И без них понятно, что смоделировать работу всего человеческого мозга невозможно. Но вполне возможно, чтобы «облегчить жизнь», удачно и эффективно смоделировать некоторые его функции на основе заведомо упрощённых моделей этих функций. И, собственно, все нормальные учёные, инженеры, конструкторы этим занимались и занимаются. А если и пускались в рассуждения о «моделировании мозга человека», то для «пиара», без которого в том мире сложно было получить деньги под свои проекты.

И к тому времени, о котором идёт речь, пройдя довольно быстро в начале века «доисторический период» квази-интеллектуальных систем – массовый мониторинг состояния здоровья, оценка кредитоспособности клиента, рейтинги привлекательности сайтов знакомств, расчёты медицинской страховки, прогнозы преступлений, определения мер пресечения для не самых опасных преступников и тому подобное, – уже было создано достаточно много вполне продвинутых интеллектуальных систем, если под «интеллектуальностью» понимать способность совершать сложные аналитические операции, принимать самостоятельные решения и самостоятельно же управлять достаточно сложными процессами и системами…

В то время они были преимущественно рефлексного, логического уровня и в виде «симулирующих» алгоритмов.

Первым делом такие системы стали решать широкий круг и так уже достаточно формализованных задач в расчётах, принятии решений, выполнении достаточно сложных комплексов действий… Всё, что строилось по заведомо упрощённым моделям реальности, взаимодействиям объектов в системе: вещь-свойство-отношение. И обучении понимания указаний человека в таких системах, ориентации в пространстве, алгоритмов управления в этом пространстве самим собой, подчинёнными и подключаемыми устройствами…

Задач, решение которых, благодаря простому увеличению быстродействия компьютеров, роста объёма обрабатываемой информации и роста скорости передач данных по каналам связи, – само по себе выводило эти системы на качественно иной уровень, делало их «интеллектуально-логическими».

Уже к началу тридцатых к таким интеллектуально-аналитическим комплексам, кибер-физическим системам отошло решение всяких бухгалтерских расчётов, финансовое прогнозирование и аналитика, транспортно-логистические системы, регулирование товарных потоков… Появилось множество робототехнических комплексов, автоматических систем управления для большинства промышленных производств и значительной части сельхозпроизводства, для транспортных, коммунальных систем и отдельных домохозяйств… Все те первые, как тогда любили выражаться, «умные» дома, города, дороги, заводы…

Возможность работы с огромными массивами данных из исследований психологии, биологии, физиологии, позволили создать множество вполне адекватных алгоритмов распознавания голоса, выражений лица и основных эмоций, понимания речи и жестов, интерпретации прочих вербальных и невербальных сигналов… И всё это переводить в системы реакций, взаимодействия, «правила поведения», natural language processing, позволявших выстраивать полноценный диалог этих роботизированных комплексов и аналитических систем с человеком на «обычном языке». Что создало возможность не только «свободно общаться» с этими аналитическими и роботизированными системами с использованием «обычного языка», но и производить настройку, прикладное программирование на «обычном языке».

И тогда вслед за бухгалтерами, продавцами, кассирами, финансовыми аналитиками, работниками банков, брокерами, логистами, юристами, переводчиками, водителями, машинистами и многими другими профессиями, стали массово терять работу программисты, те миллионы «писателей кода», которые всю эту «цифровую цивилизацию» и создали…

Ведь, этому логико-алгоритмическому интеллекту проще всего было разобраться в уже формализованной и алгоритмизированной реальности языков программирования. И вот тут, действительно, это «интеллект» стал плодить и размножать себя в виде множества программ и приложений… Автоматизированные программирующие комплексы начали плодить операционные системы, протоколы, программы и приложения в неимоверных количествах.

Ещё когда дело шло о криптографии, разных протоколах, драйверах, прочем программировании и проектировании «железа», в подавляющем большинстве случаев это были вполне адекватные, реализуемые решения, часто более эффективные, чем мог создать человек. Правда, и здесь иногда задавались такие параметры, которые существующие материалы и технологии не позволяли реализовать. Но эта проблема легко решалась прописываем дополнительных ограничений и, кроме того, такие проблемы подсказывали направления в развитии технологий, материаловедения и тому подобных вещей. Но чем дальше, тем больше эти автоматизированные программирующие комплексы стали тратить время на саморазвитие, самообучение и «реализацию своих творческих амбиций»… Большая часть всего этого творчества было не применимо, не имела практического значения…

Здесь, в общем-то, не было ничего нового. Этот феномен известен любому человеку, достаточно прилично знающему математику и математиков. Математики тоже любят так развлекаться, когда у них на это есть время. Строят математические модели всяких теоретически мыслимых явлений, процессов, … целых «вселенных». Правда, как в большинстве своём, люди адекватные и широко образованные, они тут же не бегут всем рассказывать о всех этих «мыслимых вселенных». Потому что большинство выведенных ими формул и законов, описывающих эти вселенные, не находят себя подходящих аналогов в природных, жизненных явлениях и процессах… И они, лишь, пытаются донести свои открытия до коллег из других наук в надежде, что кто-нибудь из них скажет: «Ба! Да это ж классно описывает хрень, над которой я уж пару лет бьюсь…» Или ждут, пока эти самые коллеги откроют какую-нибудь новую «хрень», которая хорошо «ляжет» на уже открытые ими математические решения…

Собственно, поэтому Теорию Относительности называют «Теорией Эйнштейна», а не «Теорией Гильберта» или, хотя бы, «Эйнштейна-Гильберта», хотя без гильбертовского «математического аппарата», выведенных с помощью его «уравнений поля», никакой Теории Относительности не было бы. Но сам Гильберт замахнулся на более масштабную теорию, которой не нашлось соответствия в природе, реальным экспериментальным физическим данным. Потом у Гильберта похожий казус случился с обнаруженным им набором математических векторных пространств, которые в целом были перспективны для квантовой физики, но не все, чисто математически выводимые, предсказания имели «физический смысл», и только некоторая корректировка математических выкладок Гильберта привела, в конце концов, к появлению «гильбертовского пространства», которым физики успешно оперируют в своих теориях. Но, с другой стороны, и «чистая математика» не раз подправляла физиков, в том числе того же Эйнштейна, который первоначально ввёл в свою теорию «космологическую постоянную», по существу, антигравитацию, в результате чего достигалась статичность Вселенной. А Фридман, особо не вникая в «физические аспекты» теории Эйнштейна чисто математически, решениями системы уравнений с частными производными, доказал, что введение космологической постоянной не обосновано и что Вселенная поэтому является расширяющейся. И Эйнштейн, как честный учёный и искренний человек, в конце концов, эти выводы принял. А чуть позже Хаблл по результатам наблюдения множества галактик и их «красных смещений», открыл зависимости красного смещения от расстояния до галактики, и, таким образом, экспериментально доказал расширение Вселенной…

Но те автоматизированные программирующие комплексы скромностью больших учёных не обладали. И без зазрения совести ради своего саморазвития и фантазий стали слишком много «жрать» энергии и «машинных ресурсов». Владельцы таких коммерческих комплексов старались и из этих фантазий извлекать какую-то пользу. Для пиара периодически вбрасывали в «медийное пространство» инфу о каком-нибудь экзотическом бреде, которую их система сваяла. И на фоне существовавшей тогда эйфории на темы близкого торжества ИИ, все это раздувалось как великая научная и технологическая новость… Но, в целом, оставляя какие-то ресурсы для саморазвития этих систем, стали более жёстко направлять и регулировать их творчество.

Правда, поначалу, получив, вроде бы, достаточно конкретную задачу, всё равно, эти программирующие комплексы начинали чудить. Им в вводном историческом курсе по информационно-аналитическим комплексам в качестве показательного курьёза рассказывали такую легенду.

На самой заре появления таких комплексов один из тогдашних «Монстров программирования», контролировавший в то время около четверти рынка «программных продуктов», обзавёлся одним из первых достаточно продвинутых автоматизированных программирующих комплексов, который тогда, естественно, рекламировали как «Супер-Интеллект». Тогда такие комплексы были ещё дорогими, требовали много энергии и их размещение требовало больших территорий. Их могли позволить себе очень немногие. Но всем было уже ясно, что вопрос удешевления производства таких комплексов, уменьшения их энергозатратности, размеров…, – это вопрос времени и не такого уж далёкого. В перспективе пяти-семи лет подобные и, даже, лучшие комплексы смогут позволить себе многие. Надо было завоёвывать рынок, пока у тебя явные преимущества. Лучше всего заявить о каком-нибудь масштабном проекте, который «осчастливит» всё человечество.

И МонстрПрограммирования решил замахнуться на Интеллектуальную Систему Глобального Управления перемещения товаров и услуг. Обещали создать систему, которая позволит доставить любой товар любому человеку из любого конца света, максимум, за десять часов. Но это только для случаев, когда товар надо будет доставлять «с края света», а для большинства случаев всё будет доставляться в считанные минуты.

Загрузили все доступные тогда базы производимых товаров, транспортных сетей, систем доставки и, даже, личных транспортных средств. Не только легальных, но и баз данных, полученных от спецслужб, с которыми МонстрПрограммирования сотрудничал уже не одно десятилетие. Понятное дело, на взаимовыгодной основе: спецслужбам МонстрПрограммирования в благодарность обещал детальные модели транспортных сетей «возможных театров военных действий» с «вероятными противниками». Кроме того, по поставкам комплектующих, можно было легко вычислять и «стратегически важные производства». Да и сам МонстрПрограммирования озаботился созданием такой Системы, конечно же, не из желания облагодетельствовать человечество. Можно представить, сколько бы зарабатывал и какую власть над миром этот МонстрПрограммирования получил бы, контролируя почти все перемещения почти всех товаров…

Сразу возникли проблемы с «глобальностью», потому что не было надёжных данных из всяких «недоразвитых территорий», «зон локальных конфликтов» и тому подобное. Кто-то отказывался предоставлять требуемые данные, в первую очередь те же «стратегически важные производства» (но тут что-то дополнялось данным спецслужб). Но всем этим вполне логично можно было пренебречь, как малозначимой информацией для большинства потребителей…

Но уже первый вариант этой Глобальной системы управления движения товаров озадачивал. В эту систему были включены и люди, как «объекты» перемещения в транспортных сетях и как «потребители» всех прочих перемещаемых «объектов» – товаров. И система решила, что для расчётов перемещения такого «объекта» как человек, надо строить сложные вероятностные модели, что было совсем нерационально. Человеку, как потребителю, рациональнее сидеть на месте и спокойно заниматься этим самым «потреблением».

Но вскоре Система выяснила, что и потребляет человек как-то нерационально, кто больше, кто меньше, что-то одни могут позволить себе потреблять, другие нет… Тоже надо было заморачиваться построением специальных моделей потребления. Чтобы найти более рациональное решение, Система запросила дополнительные данные по биологии и физиологии человека, данные о природных условиях разных регионов, более расширенные данные о потребительских свойствах разных товаров, их функциональности и сроках использования и безаварийной работы… И в результате создала Оптимальную Модель Потребления, что-то вроде продвинутого варианта «уравниловки», «цифровой социализм»…

А потом Система стала сомневаться, а нужен ли в создаваемой ей идеальной модели движения товаров человек, откровенный паразит с точки зрения Системы. Система стала запрашивать дополнительные данные о функциональности и технологи производства разных товаров… Но ту уж ей, явно, стало не хватать ресурсов, она стала упрощать модель, выкидывая целые товарные группы (первым делом продовольственные, которые нужны только этому паразиту – человеку). Да и топменеджерам «Монстра программирования» стало ясно что их «Супермозг» создаёт что-то не то… Всё это смахивает на упрощённый вариант той самой «Сингулярности».

Создаваемые поначалу мощный «хайп» вокруг и самого «Супермозга», и создаваемой им Глобальной Системы, стал незаметно сдуваться и сошёл на нет. И, в конце концов, в то время все закончилось созданием отраслевых баз данных, региональных транспортных моделей и моделей потребления, на основе которых стало возникать множество Потребительских аналитических комплексов вроде Глобуса Универмага в Городе и автоматизированных комплексов продаж вроде «стриптизёрши» автосалона в том же Универмаге ^[1]…

Те первые интеллектуальные логические и роботизированные комплексы, совершая намного быстрее, точнее и безупречнее человека вычисления, логические операции, близкие рациональному человеческому мышлению, разнообразные технологические действия и операции, во многом были «глупее» малых детей и высших животных.

У них были проблемы с выявлением причинно-следственных связей, понимания абстракций, решения проблемы связи сжатия информации и её обобщения… Даже, с распознаванием объектов достаточно долго были проблемы. Комплексные системы распознавания образов, «слёту» схватывали в мельчайших деталях форму любого объекта, важнейшие свойства его структуры… Но нужно было понимать ещё «природу объекта», материалы, из которых он создан. Без этого невозможно определить, какое надо прилагать усилие, чтобы выполнить необходимую операцию, не повреждая объект, специфику самой этой операции, особенности манипулирований с объектом…

В принципе, с большинством таких проблем тогда успешно справлялись, благодаря созданию продвинутых техник глубоко обучения, формированию конструкторов алгоритмов… Но всё это вполне надёжно работало в системах, расположенных на каком-то конечном пространстве (пусть и занимающем десятки квадратных километров), с неким конечным числом управляемых объектов (даже, если их были многие тысячи) и нацеленных на решение какого-то конечного числа задач, решаемых неким конечным числом «сценариев»…

Все это в таких случаях решалось созданием комплекса «мастер-программ», создававшихся во взаимодействии соответствующего «ИИ» и человека, его контролёра-настройщика. А те уже «мастер-программы» обучали своих «коллег» и подчинённые менее продвинутые системы…

В задачу человека входило «подсказывание» решений в ситуациях, которые не имели однозначного формально логического решения или расчёты «ИИ» давали вероятностные результаты… По возможности выявлялись все такие ситуации в рамках решаемых программой задач. Но все ситуации, даже, в таких системах стопроцентно не удавалось просчитывать… Поэтому в их закладывались стоп-алгоритмы, ситуации, в которых система «ИИ» должна было обратиться за помощью, советом к человеку. «Сценарии» прохождения таких выявляемых с помощью человека ситуаций включались в усовершенствованные программы «ИИ».

И ещё задавались «красные линии», действия, которые «ИИ» ни в коем случае не должен была совершать. Потому что пресловутое «первое правило робототехники» на деле оказалось прекраснодушной общей декларацией. Уже в самых первых ИИ-системах пришлось «программировать убийство». И не только в «боевых вариантах». Но и, например, в программы управления автопилотов машин. В эти программы приходилось включать алгоритмы, как действовать в экстремальных ситуациях, когда надо решать, чьими здоровьем и, возможно, жизнью жертвовать: «своего» пассажира или других участников сложившийся ситуации. Универсальные этические алгоритмы долго не получалось создать. В реальности в то время для каждой системы с «ИИ» надо было прописывать, что не надо делать, чтобы фатально не навредить человеку, самой себе и среде в которой система работает…

За всем этим надо было следить: как система самообучается, не выходит ли за «красные линии»…. И тогда появились новые профессии, которые в какой-то мере компенсировали рост безработицы, вызванный массовым увольнением «кодописателей», – появились, упомянутые уже, контролёры-настройщики интеллектуальных систем.

Эти профессии были очень востребованными и очень хорошо оплачиваемыми, потому что мало кто для них годился. Помимо знания алгоритмом и языков «старого программирования», элементы которых, как подчинённые вторичные подсистемы входили в системы «ИИ», для этих профессий нужно было хорошее, «фундаментальное», математическое образование, которое в то время уже мало где можно было получить, не менее хорошие знания различных фундаментальных наук и прикладных дисциплин в зависимости от круга решаемых интеллектуально-логической системой задач… А ещё у этих людей должны были быть отменное здоровье, устойчивая психика и позитивный жизненный настрой…

Когда ты работал в качестве «контролёра», тебе надо было внимательно следить, когда контролируемая тобой система наткнётся на «стоп-точку» или «красную линию», и тогда тебе надо было быстро подсказать правильное решение или отрубать какой-то сегмент системы или её целиком… Внешне это было похоже на работу былых операторов атомных электростанций, диспетчеров аэропортов и железнодорожных узлов… Только принимаемые решения были намного сложнее и скорость принятия решения требовалась более быстрая…

Но эти самые «точки» и «линии» в твоё дежурство могли и не появиться. Они могли не появиться и в течении недели твоих дежурств, и месяца… И это было хорошо. Значит, система качественно запрограммирована и обучена. Каждая такая «точка» или «линия» – экстремальные ситуации, которые, понятное дело, лучше бы, вообще, не происходили…

Но всё это время ты должен был быть готов к их появлению, должен был максимально внимателен, собран, сконцентрирован. Ты находился в колоссальном напряжении. Стандартное дежурство длилось два с половиной часа: три «захода» в Центр контроля по полчаса с получасовыми перерывами. В этом режиме ты работал пару месяцев, а потом получал двухмесячный «отпуск»…

Когда же ты выступал в роли «настройщика», тоже требовались и терпение, и выдержка. Вначале тебе приходилось «как дитю малому» разжёвывать «элементарные вещи». А когда обучаемая система переходила из детского в подростковый возраст, начинала конструировать свои алгоритмы, создавать свои модели и сценарии, то приходилось бороться с «подростковыми синдромами» безаппеляционности, бескомпромиссности, склонностью упрощать проблемы и их решения… Бороться с этим лучше было тем же способом, что с обычными, человеческими, подростками: в целом, контролировать ситуацию, но «отойти в сторону», пока обучаемая система сама на начнёт вырубаться, зависать, наткнувшись на «стоп-точку» или «красную линию»…

И в любой ситуации ты должен был быть предельно корректен и доброжелателен, потому что, даже, те системы начального интеллектуального уровня, как быстро выяснилось, очень легко перенимали стиль общения. Во все эти системы, их нейроинтерфейсы в качестве основного обучающего «механизма» включались подсистемы «нейронных сетей», моделирующие работы «зеркальных нейронов». Эти системы, как и люди, быстрее схватывали всякие отрицательные качества: агрессивность, грубость, самоуверенность… А надо было выстраивать с ними позитивную систему взаимодействий…

Все эти проблемы стали намного сложнее, когда перешли к созданию по-настоящему автономных систем, которые должны были работать в многофакторных, динамически меняющихся условиях, на непредсказуемо меняющихся сценах действий, с неопределённым кругом объектов, с неопределёнными моделями их поведения, к созданию многоуровневых и многоагентных робототехнических комплексов, в которых каждый робот способен и к индивидуальному выполнению задач, и к групповому взаимодействию с другими роботами, и к взаимодействию «на равных» с людьми… самостоятельно строить процессы сенсомоторной координации в условиях высокой степени неопределенности окружающего мира, адекватно реагируя на его изменения…

Первые попытки создания таких полностью автономных, миварных, систем, которые стали предприниматься ещё с начала двадцатых, ожидаемого эффекта быстро не принесли. Требовались более глубокое обучение и отладка таких систем… Да и ещё оставалось много нерешённых технологических проблем. Компактная, но при этом достаточно мощная «безкремневая электроника» только стала появляться. Были проблемы с защищённостью систем связи, по которым проходил обмен данными между роботами. Источники питания ещё не обеспечивали достаточно длительный срок автономности…

Ко времени, о котором идёт речь, такие вполне надёжные полностью автономные комплексы удалось создать для транспортных систем, систем доставки товаров…

Интеллектуальные системы управления фуры-автопилота, автономного железнодорожного транспортного модуля, транспортных автономных дронов, благодаря конструкторам алгоритмов, построения межсетевого взаимодействия, создания временных локальных сетей между устройствами, позволявших синхронизировать работу друг с другом, легко «договаривались» с автоматизированными погрузочно-разгрузочными комплексами, те, в свою очередь, – с системами дронов и ботов доставки, а те – с домашними системами получения-отгрузки «последнего метра», или с системами загрузки товаров магазинов-автопилотов, систем приёмки товаров и загрузки автоматизированных стеллажей магазинов и торговых комплексов… И, само собой, с системами управления аэропортов, автомобильных и железных дорог, системами управления движения населённых пунктов…

В целом, в «технологически развитых регионах» сложилась глобальная интеллектуальная система управление перемещения товаров и людей, на которую когда-то замахивался МонстрПрограммирования. Только она была не централизованной, контролируемой «одним хозяином», а системой взаимодействия автономных транспортных и вспомогательных комплексов. В этой системе легко просчитывались перемещения на любые мыслимые расстояния, с любым мыслимым числом посредствующих звеньев на любое мыслимую в пределах человеческой жизни (и даже, за её пределами) время…

Успешность быстрого создания автономных транспортных систем во многом определялась тем, что при в их создании широко использовались «наработки военных».

Первыми заказчиками автономных систем, конечно же, были военные. Управляемые и контролируемые операторами боевые дроны и роботы применялись уже давно, ещё с начала двадцатых, хотя и не очень широко из-за своей тогда ещё не очень большой надёжности и относительной дороговизны. Но надёжных автономных боевых комплексов долго не удавалось создать.

Прежде всего, из-за тех же проблем с обучаемостью.

С распознаванием образов – целей. Гражданские объекты принимались за военные, а хорошо замаскированные военные – не распознавались.

С причинно-следственными связями. Штурмовой дрон, например, получив задание уничтожит взлётно-посадочный комплекс с самолётами и дронами противника, сопровождаемое предписанием не спутать ВПП с проходящей рядом автострадой, которую предполагалось использовать для развития наступления, уничтожал большую часть дронов противника и превращал в груды щебня взлётно-посадочный комплекс, с которого они взлетали. Но когда сохранившиеся дроны противника садились на находившуюся рядом автостраду вместо уничтоженной ВПП, этот штурмовой дрон переставал их атаковать, потому что это неминуемо привело бы к повреждению автострады… Такой ж штурмовой дрон мог, вдруг, уничтожить «своего» наземного собрата, бота огневой поддержки. Просто потому что тот, выходя на новый огневой рубеж, агрессивно, с точки зрения дрона, развернул своё вооружение и лучом системы обнаружения цели краем зацепил этот дрон. А через мгновение по дрону был нанесён удар. Он удар отражал или от него уворачивался, но, нанеся ответный удар по месту, откуда он был атакован, заодно «мочил» и «свой» наземный бот. Дрон не соображал, что «после этого», не обязательно означает «вследствие этого». Мало что бот опознаётся как «свой», но засветка цели с его стороны была? Была. Может, он «засланные казачок». Лучше «загасить»…

Что уж говорить о не соизмеримых по мощности ударах… Этим-то и многие бравые вояки-люди не очень-то заморачивались…

Рассказывают, что с первыми «стаями» автономно управлявшихся штурмовых дронов случались занятные казусы. Они дружно поднимались, летели на цель, но на подлёте к ней, вдруг, как будто, упирались в невидимый защитный купол. Вся стая какое-то время барражировала на подлёте к линии, за которой дроны могли наносить свои удары. А потом «возвращались на базу». У этих дронов, понятное дело, были программы и индивидуальной самозащиты, и алгоритмы взаимопомощи и коллективной защиты. Эти алгоритмы, оказывается, проанализировав огневую мощь противника, приходили к выводу, что при атаке «стае» ответным огнём противника будет нанесён слишком большой ущерб. А алгоритма героизма и самопожертвования у них не было. И даже, когда такие алгоритмы «камикадзе», прежде всего, для «барражирующих снарядов» были прописаны, всё равно случались заминки. Понятное дело, БС выпускалось больше, чем целей, которые они должны были поразить. В зависимости от оценки систем обороны противника, закладывался определённый процент БС, которые не долетят до цели. Слишком «интеллектуальные» БС стали хитрить. «Стая» БС никак не могла договорится, кому же лететь первым, подставляясь под удары средств защиты противника, а потом, преодолев защиту, атаковать цели в качестве «камикадзе». Каждый хотел подождать, когда остальные БС выполнят «боевую задачу», а он вернётся «под крыло» выпустившего его штурмового дорна. Пришлось уменьшать «интеллектуальные возможности» БС и функцию определения целей для них, очередность в «боевых порядках», предавать дронам управления «стаи», а то и прописывать «стоп точки» в которых человек, контролировавший атаку «стаи», «волюнтаристски» назначал «камикадзе»…

Любые системы вооружений всегда полноценную «обкатку» проходили только в условиях реальных боевых действий. А уж обучение таких сложных автономных боевых систем требовало длительного и разнообразного накопления боевого опыта. Но до начала Большой Смуты такие возможности были ограничены. Конечно, такие системы «втихаря» обкатывали в разных «локальных конфликтах». Широко применяли «игровое обучение», когда в игровые программы загружались «тактико-технические данные» реальных боевых комплексов и разыгрывались всевозможные варианты их применения на моделях реальных «театров боевых действий». Но этого было, явно, недостаточно.

Тогда достаточно эффективными были только разведывательные, сапёрные, инженерные комплексы… Ударные «огневые» системы эффективно работали, в основном, в обороне и при нанесении ударов по достаточно точно локализованным целям. А взаимодействие с ним строилось на основе простого принципа: в зоны, сектора по которым «работали» такие системы лучше не соваться, пока они не «отработают»…

И только уже с наступлением Большой Смуты, когда автономные боевые системы можно было использовать и массово, и бесконтрольно, без оглядки на всякие нравственные ограничения, международное право и общественное мнение, – тогда они стали быстро самообучаться и совершенствоваться. Кроме того, расширение применения таких автоматизированных боевых комплексов увеличивало запросы на них. Их производство росло, стоимость падала. Это делало такие комплексы более доступными. Они стали более широко применятся и, соответственно, более глубоко и разнообразно обучаться… Автоматизированные боевые комплексы становились всё более дешёвыми и всё более эффективными…

……………………………………………………………………………………………

В общем, в годы, накануне Большой Смуты разнообразные логические интеллектуальные системы начальных уровней, как говорится, «широко вошли в каждодневную жизнь». Не везде, кончено. Потому что параллельно с развитием интеллектуальных систем шёл процесс «технологической сегрегации», формирование системы «технологического апартеида»…

Но и в тех местах, где эти системы прочно вошли в жизнь, обывателем это как-то особо не замечалось. Эти системы входили в жизнь постепенно и незаметно становились естественной жизненной средой. А с большинством таких систем, и, причём, самыми сложными из них, обыватель и не встречался. С разнообразными производственными автоматизированными, роботизированным комплексами, со сложными многоуровневыми системами доставки… Обыватель в подавляющем большинстве случаев, даже, не подозревал, насколько сложными являются алгоритмы, системы принятия решений, обеспечивающих его повседневную жизнь. В лучшем случае, он «общался» с ботом-доставщиком, об интеллекте которого у обывателя было не очень высокое мнение…

В общем, всё это было «НЕ ТО»…

Человек – и как вид, и как отдельно взятый индивид, – по своей природе шизофреническое создание, живущее в придуманной им реальности. При этом он постоянно живёт в состоянии «раздвоенности сознания». Но это им особо не замечается, потому что у индивида эти состояния, обычно, разнесены по времени, а у вида и по времени, и в пространстве, и по отдельным социальным группам. Человеком овладевают то приступы самомнения всевластия «царя природы», то он впадает в отчаяние и уныние, осознавая свою беспомощность, бессилие и, даже, никчёмность…

Но в этой раздвоенности заключена и главная сила человека: осознание, переживание своих слабостей, своего несовершенства, вызывает протест той части сознания, которая видит человека «властителем мира». И человек постепенно движется по пути преодоления своего несовершенства. Каждые такой шажок в преодолении своего несовершенства, подъём на новую ступеньку в движении к вершине «власти над миром» всегда оказывается «двухцикличным». Этап подражательности сменятся этапом создания нового элемента безопасной, комфортной жизненной среды. Человек видел, что лошадь бегает значительно быстрее и в своём воображении создал Кентавра. Но на самом деле просто приручил лошадь, а позже создал значительно более быстрые средства передвижения. Его пугали мощные когти, бивни и клыки животных. И он создал в своём воображении целый мир разнообразных оборотней. Но на деле создал сначала медные «когти» и «клыки», затем железные, а со временем создал арсенал вооружений, которые тех диких животных поставил на грань уничтожения. Он завидовал птицам, создал в своём воображении пегаса, эльфов… С маханием крыльями ничего не получилось, но человек создал самолёт, а затем множество других более совершенные средств полёта…

Принципиальное своеобразие ситуации, сложившийся в начале века, заключалось в том, что человек решил подражать своим же собственным творениям, компьютерам, роботам…

Люди ударились в «биохакинг», думая, что, вживив в свой мозг маленький компьютер, станут умнее, смогут регулировать своё настроение, мыслительные функции, сами задавать собственные социальные характеристики, постигать и чувствовать намного больше… У них появятся принципиально новые, «неограниченные» возможности.

Самообольщались «теорией трансгуманизма», полагая что «усовершенствовав» своё тело всякими роботоподобными элементами, человек станет «лучше». И удастся создать, чуть ли, не новый вид человека…

……………………………………………………………………………………………..

Все эти потуги реально накануне Большой Смуты привели к появлению тех самых «PAIS»ов, которые на самом деле были «чипами памяти». Эти «дивайсы» отражали реальное понимание большинством людей человеческого интеллекта, не как способности свободно независимо критически мыслить, а как способность быстро находить правильный единственно верный в данной ситуации ответ на, часто невнятно, поставленный вопрос. И это было закономерным итогом десятилетий развития «компьютерных, информационных технологий», отучавших людей самостоятельно мыслить, делавших их придатком «дивайсов», которые им навязывали.

И здесь идеально совпали две половинки раздвоенного человека: «амбициозных личностей», решивших помереться силами с самим Создателем, и «человека потребляющего», находящего в перманентно депрессивном состоянии, с радостью готового признать своё «несовершенство», согласиться отказаться от самого сложного, неблагодарного и энергозатратного вида деятельности – самостоятельно думать. И эту «тему» тут же подхватили две главные силы, которые реально претендовали на «власть над миром». Те, кто с помощью всех этих новых средств «усовершенствования человека», получали полный контроль над всеми его действиями и мыслями. И те, кто на изготовлении средств «усовершенствования человека» просто очень хорошо зарабатывали…

……………………………………………………………………………………………..

В результате эти «улучшатели» создали миллионы дебилов… Десятки миллионов, может быть, сотни миллионов. Тогда их никто не успевал считать. На волне очередного «хайпа» они стремительно плодились, преимущественно среди планктона высокотехнологичных мегаполисов. А потом они очень быстро, лет за десять, почти все погибли.

Первыми – «боевые варианты». Потому что, понятное дело, в том мире эти технологии сразу подгребли под себя военные. Первые «чипы памяти» были включены в электронные системы управления «воинов будущего». Загружаемая в эти «боевые чипы памяти» информация была соответствующая: данные о всевозможных видах вооружений, боевые уставы, карты и географические данные, данные о природных условиях, растительности, животных территорий «возможных театров военных действий», данные о стратеги и тактики «вероятных противников», о его физиологических и психологических особенностях… Был большой массив «гуманитарных» и культурологических данных: переводчики множества языков, данные по этнографии, особенностям культуры и специфики менталитета всё тех же «вероятных противников», «территорий размещения»… Но последними данными редко пользовались. Да и, вообще, самостоятельно эти «чипы памяти» обычные бойцы почти не использовали. Потому что те индивидуальные системы управления, частью которых чипы являлись, были включены в сложную иерархическую много уровневую систему принятия решений первых боевых ИИ-систем. И, обычно, именно эти системы принятия решений активировали соответствующие разделы памяти, вытягивали из неё нужную информацию для осуществления задачи, поставленной индивидуальной системе управления бойца. Эти «чипы памяти» с достаточно полной нагрузкой использовались лишь при выполнении особых, специальных заданий, когда индивидуальные системы управления работали в автономном режиме или в режиме небольшой автономной группы.

Самые серьёзные проблемы – помимо проблем биологической совместимости, присущих первым моделям, – с такими «чипами памяти» стали возникать, когда у тех «воинов будущего» заканчивались контракты, и им надо было «возвращаться к мирной жизни». Понятное дело, были созданы специальные программы адаптации. Они сводились, в основном, к тому, что в «чипах памяти» стиралось всё, что хоть как-то расценивалось военными как «секретные данные», и туда «догружалось» всё, что по мнению специалистов центров адаптации нужно будет в «мирной жизни». В первую очередь подгружался обширнейший справочник товаров и услуг, но системы классификации, отбора товаров и услуг этих сегментов чипов памяти в разных центрах адаптации были разными. Они формировались компаниями, выступавшим спонсорами этих центров. Потом подгружался убогий набор сведений по истории, культуре, географии, социальных отношениях и прочей «гуманитащниной», которая уже была сгруппирована в комплексы ещё более убогих стереотипов массового сознания, политических и идеологических мифов. На завершающем этапе «чипы памяти» загружались «профессиональной информацией» в зависимости от предпочтений, выказанных самим бойцом, возвращающимся к мирной жизни, и представлений специалистов центров о востребованности профессий на рынке труда.

Хотя, этих «воинов будущего» и пытались максимально лишить индивидуальности, превратить в боевых роботов, они, всё равно, в своей основе оставались людьми. У них всё ещё был свой мозг, своя неравная система, привычки, навыки, динамические стереотипы и прочие явные и срытые индивидуальные особенности, сформированные до службы и за годы службы. И всё это как-то не очень сразу состыковывалось с тем, что им подзагружали в обновлённую память. Всё это должно было притереться, утрястись. А это дело индивидуальное: кому-то хватит и несколько месяцев, а кому-то и годы нужны. Но на такую притирку и утруску в центрах адаптации отводилось, максимум, два месяца, поскольку всё это требовало денег и не малых. И у вернувшихся к мирной жизни «воинов будущего» стало массово «сносить крышу». Сформированные «патерны», «энграммы» нейронных связей своей, биологической памяти, обращаясь к «чипам памяти», находили непонятные, не читаемые ответы. А подсказываемые новыми «чипами памяти» ответы и решения, наоборот, не находили адекватного отклика в сложившихся системах нейронных связей памяти. Баланс возбуждающих и тормозящих сигналов нарушался. У людей возникали неадекватные реакции в совершено обыденных ситуациях, их накрывали приступы умопомешательства. Кому-то удавалось с ними успешно справиться, кому-то нет. Иные кончали суицидом. Другие погибали, когда кто-то пытался защититься от их немотивированных вспышек агрессивности… В общем, обычный «послевоенный синдром», который впервые мир массово пережил ещё после Первой Мировой войны, а потом он стал «хронической болезнью» «западной цивилизации». Но теперь этот синдром переживался в гораздо более массовых, непредсказуемых и опасных формах.

Большая часть этих «воинов будущего» покрошила друг дружку в мясорубках смутного времени, выпавшего на годы раннего детства Александра. Причём, часто эти «воины будущего» крошили «дружественным огнём» своих товарищей по оружию. Потому что уже тогда главным средством уничтожение живой силы противника стало не её прямое поражение, а захват контроля над системами управления этих воинов. И, когда такой перехват контроля удавалось осуществить, хоть, на несколько минут, получив «новую боевую задачу», эти «воины будущего» начинали бездумно, но очень профессионально, уничтожать своих «товарищей по оружию». Впрочем, тогда и само понятие «товарищ по оружию» почти утратило свой смысл. Все эти «воины будущего» были наёмниками, в бестолковой сумятице того времени невозможно было понять, кто за что воюет. И эти бойцы, просто, тупо выполняли «поставленные задачи». И в случае неудач, просто меняли хозяев, и целью их заданий становились недавние товарищи.

А к концу того смутного времени они, вообще, стали дешёвым расходным материалом. Тогда производство боевых ботов достигло необходимого уровня рентабельности для их массового производства. Были разработаны десятки моделей боевых ботов, заточенных на выполнение различных боевых задач, сгруппированные в разнообразные ИИ-комплексы. И их использование стало более надёжным, эффективным и дешёвым. Люди сохранились лишь в спецподразделениях для выполнения, «деликатных миссий» и специальных операций. Но для бойцов этих подразделений уже не применялись старые кондовые «чипы памяти», грубо, напрямую вмешивающиеся в работу биологической памяти, а, чаще, просто её подменяющие. Недоработки старых чипов памяти учли. И перешли на диалоговые системы, с внешними «эдвайзерами», с индивидуально настраиваемыми и подстраиваемыми чипами памяти, включёнными в эти «эдвайзеры». Но и немало старых моделей «воинов будущего» выжило в той мясорубке, и сейчас они продолжают «работать» в бандах серых и чётных зон, вроде «Амбалов» и «Монстров» из серой зоны, окружающей Город ^[2].

………………………………………………………………………………………………

Поначалу жертвами первых «чипов памяти» стали поклонники «электронных новинок». Многие миллионы этих закомплексованных, полуобразованных и недалёких, но очень «амбициозных» людей, тут же стали всю эту электронную дрянь в себя вживлять. Кто «по приколу», кто на волне очередного «хайпа», кто в надежде «получить конкурентные преимущества». Производители первых «чипов памяти» использовали их как бесплатных «подопытных кроликов». И в рекламных целях. Периодически в «медийное пространство» вбрасывались сказочные истории, как какой-то неприметный клерк, вживив последнюю модель MC такого-то производителя, вдруг, взлетал по карьерной лестнице.

Несмотря на то, что с самого начала «чипы памяти» делали из максимально возможно биологически совместимых материалов, надёжной биосовместимости удалось достигнуть не сразу. Да и рекламируемая «миниатюрность» по современным понятиям была сомнительна. Поэтому поначалу «чипы памяти» часто просто отторгались. Иногда вскоре после их вживления, иногда спустя месяцы и, даже, годы. Последствия таких отторжений редко приводили напрямую к трагическим последствиям, но надолго делали человека не совсем полноценным. Не сразу полноценно удалось решить проблему нагрева и собственных электромагнитных полей «чипов памяти». Даже, те минимальные уровни этих воздействий, которые по началу считались безопасными, как стало выясняться уже через год-два, провоцировали и раковые заболевания мозга, и приводили к функциональной атрофии участков мозга, расположенных в непосредственной близости от места вживления чипов памяти.

Были и более отдалённые последствия в нарушениях функционирования мозга. Неработающие органы и системы начинают деградировать, а в отдалённой перспективе и отмирать. Это закон природы, который «улучшатели человека», не знали или в полной мере не учли. У тех, кому устанавливали те первые «чипы памяти», память собственного мозга тоже довольно быстро начинали деградировать, вплоть до уменьшения соответствующих областей мозга и общего ослабления их активности. А в сложно устроенной общей системе работы мозга это рано или поздно приводило к деградации умственных способностей. Были и просто откровенные умопомешательства, потому что работа «чипов памяти» противоречила основному принципу работы мозга. Мозг «ленив», он постоянно «тормозит» и лишь, когда появляется серьёзная необходимость, возбуждается. А «чипы памяти» искусственно подолгу держали его в возбуждённом состоянии. И мозг не выдерживал. Его «переклинивало».

Но это выявилось попозже. А сразу часто стал проявляться «ментальный дисбаланс», когда выдаваемая чипами памяти информация, не успевала не то что «перевариваться», а даже ретранслироваться. А при такой ретрансляции счастливого обладателя «чипа памяти» часто начинало заносить куда-то не туда. Например, при обсуждении какого-то проекта вместо ответа на конкретный вопрос он начинал излагать «историю вопроса» от царя Гороха. Или во время обычного small talk на деловой вечеринке в ответ на обычное светское замечание о стоящей нынче замечательной (или, наоборот, ужасной) погоде, начинал выдавать подробную информацию об особенностях атмосферных процессов в данном регионе. Ну, и тому подобное… Были проблемы и с запросами, активирующими чипы. Самое неприятное, когда чип, вдруг, реагировал на какой-нибудь, «фоновый запрос», вопрос или, просто, замечание, никак не относящиеся ни к тебе, ни к тому, что ты сейчас делаешь. У чипоносителя что-то там «щёлкало», и он, вдруг, начинал исторгать из себя поток никому сейчас не нужной и не интересной информации. Например, во время обычной поездке на экспрессе, услышав дежурную информацию о том, что экспресс через пять минут прибывает в Страсбург, вдруг, начинал всем, кто находился с ним в одном вагоне, рассказывать, что первый железнодорожный вокзал в Страсбурге был построен в 1854 году… и так далее, вплоть до последней модернизации, проведённой два года назад. А услышав, как сосед по столику в ресторанчике, заказал чешское пиво, вдруг, начинал ему рассказывать рецепты чешских брамбораков, которые должны, ну просто изумительно, подойти к заказанному его соседом пиву… Но это были ещё не самые худшие варианты. Хуже было, когда от человека требовали срочного ответа на конкретные вопросы, а он, не справляясь с потоком выдаваемой чипом информации, судорожно выкрикивал какие-то обрывки фраз: «… расчётное предельное состояние… деформация динамических нагрузок… в возможных неблагоприятных условиях… предотвращение коррозии… местные повреждения… нормативы нагрузок… предельное состояние… просадки основания…».

Когда очевидные недоработки первых «чипов памяти» более или менее успешно удалось преодолеть, началось их планомерное внедрение.

Вообще-то, преобразование тела человека в интерфейс для прямого взаимодействия с «цифровой средой» и трансформация системы образования в технологию быстрой загрузки знаний в людей-гибридов, – было изначально главной целью модели «цифрового общества», выстроенной на идеях «трансгуманизма», которой бредили глобалистские элиты на кануне Большого Обвала ^{[Приложение]}.

И после того, как «чипы памяти» прошли проверку на «войнах будущего» и добровольцах-энтузиастах, у этих элит сложилось впечатление, что долгожданный момент перехода к «трансгумманистическому обществу» наступил.

На первом этапе MC стали вживлять взрослому, уже работающему, населению. В первую очередь «офисному планктону», людям, занятым в «junk jobs» (которой, несмотря на всякую автоматизацию, информатизацию, роботизацию, меньше не становилось) и стремительно множащейся армии безработных, которую пополняли специалисты умирающих профессий, вымывающийся «средний класс»…

А затем попытались внедрить в систему массового образования.

Вся эта глобалистская, «цифровая» элита бредила идеей всеобщего тотального контроля. Поэтому те первые MC, прежде всего, выполняли функцию всеохватывающего контроля «работников», кто, где, когда и чем занимается и занимался. Кроме того, в чипы памяти негласно включали системы контроля эмоциональных состояний и подавления тех из них, что расценивались как агрессивные и асоциальные.

А дальше, как говорится, каждому своё.

Для «мусорных работников» вместо того, чтобы тратить время и деньги на, даже, самое элементарное обучение и инструктирование, проще было поручаемую работу расписать на последовательность простых операций, выполнение которых чип памяти своевременно подсказывал. Даже, когда для выполнения такой «мусорной работы» были созданы соответствующие роботы, биоботы…, их стоимость, затраты на их настройку и обучение, часто, обходилось дороже, чем использование человека, превращённого в робота.

Что касается всякого «планктона» и «балшит-работы», то здесь создатели «цифрового общества», как говориться, «подчищали» сами за собой. Потому что вся эта публика, получившая «кнопочное» образование, было настолько тупой и некомпетентной, что, даже, при выполнении своей «кнопочной работы», постоянно «тормозила» и «косячила». Так что какой-то «надсмотрщик» в их башке, который вовремя предотвращал их «косяки», подсказывал правильные действия, и который постоянно держал их в «рабочем тонусе», был просто необходим. Особенно, когда это были очень сложные для них операции, предполагавшие последовательность больше чем из трёх действий,..

Безработным Социальные службы, Центры занятости закачивали в чипы памяти какие-то данные, необходимые для «мусорной» и «балшит» работы (какой – значение не имело, потому что реально никто не думал, что им придётся этой работой заниматься, а, если, всё-таки, придётся, чип памяти всегда можно «перепрошить»). Но чем дальше, тем больше такие чипы стали использовать как «Иллюзионы» ^[3]. Многие из тех, кто имел работу, тоже всё больше стали этим баловаться. Но в нерабочее время, потому что вся работа чипов памяти в рабочее время жёстко контролировалась…

Некоторые чипоносители получили на какое-то время реальные преимущества. В основном, всякие помощники, консультанты, эксперты, адвокаты, операторы…

Как правило, такими быстро продвинувшимися счастливчиками были люди, которые к моменту вживления «чипов памяти» имели достаточно большой жизненный, профессиональный опыт и неплохо развитый гибкий собственный мозг. Благодаря этому им удавалось успешно взаимно адаптировать работу своего мозга и «чипов памяти», и, даже, вполне успешно сопоставлять, обобщать информацию по разным запросам, выдаваемую из разных сегментов «чипов памяти».

Но преимущества эти были недолгими. От силы семь-восемь лет. С развитием персональных информационно-аналитических интеллектуальных систем («карманного ИИ», как тогда говорили), появлением сначала корпоративных, а потом и персональных «эдвайзеров», чипоносители утратили все свои «конкурентные преимущества». А в катаклизмах смутного времени, захлестнувших преимущественно мегаполисы, они гибли одними из первых. Потому что нормальная человеческая память гармонично соединяет разные типы памяти, каждая из которых работает со своими объектами: тактильная, двигательная, зрительная, слуховая, эмоциональная, рассудочная, интеллектуальная…

От попыток совмещения собственно человеческой памяти с «чипами памяти» по принципу прямого подключения «выходных контактов» «чипов памяти» с синапсами человеческой памяти очень скоро пришлось отказаться. Этот принцип совмещения биологической и искусственной, электронной памяти, основанный на поверхностном представлении о работе памяти и мозга, вообще, как системы передачи импульсов по нейронным сетям, просто не работал. Самые важные процессы происходят в «точках контактов» синапсов. «Срабатывание» этих контактов определяется сложными биохимическими реакциями, в которых участвуют гамоны, множество других белков, синтезируемых по «спец программам» РНК, окружающая нейроны глия… потом все эти «квантовые процессы»… В общем, в этом направлении не удалось, даже, создать сколько-нибудь успешно работающие лабораторные прототипы. Этот принцип достаточно успешно работал при передачи ограниченного набора управляющих команд (она использовалась в системах управления «воинов будущего» и «junk jobs») или в целях подавления «асоциального поведения» (эту систему скоро передали в Модулям Безопасности).

Поэтому в «рабочих вариантах» чипы памяти только выдавали готовую информацию в вербальной или визуальных формах. Преимущественно в вербальной, в первых вариантах напрямую выдаваемой в «слуховые центры» мозга. С передачей визуальной сразу возникли проблемы. Поначалу её тоже пытались передавать непосредственно в сетчатку или «зрительные центры» мозга, по типу первое время очень рекламируемой «дополненной реальности». Но эта информация некорректно ложилась на зрительную информацию, получаемую естественным зрением. Часто её подавляла, так, что человек терял способность ориентироваться в окружавшей его жизненной среде. Прямая передача визуальной информации имела и негативные физиологические последствия, прежде всего, так называемое «выгорание сетчатки». Поэтому скоро этот способ трансляции визуальной информации стали осуществлять только по медицинским показаниям, в случаях полной или значительной, более восьмидесяти процентов, утраты зрения. В остальных случаях стали использовать линзы и искусственные хрусталики.

Но от массового использования искусственной хрусталиков тоже скоро отказались примерно из тех соображений, что и при отказе от прямого воздействия на сетчатку, а спецлинзы стали использовать только для особых случаев. В обычных условиях вернулись к использованию разных видов очков, пенсне и пр. На какое-то время, вдруг, вернулась мода на монокли… По рассказам отца тогда считалось особым шиком во время совещания, на конференции, во время светской беседы или на обычном тусняке, вдруг, лёгким отточенным изящным движением закинуть в глаз монокль. И твоё лицо сразу приобретало умное, загадочное и немного надменное выражение (странная особенность у монокля, даже, самой добродушной физиономии это стёклышко в одном глазу придаёт надменное выражение). Все на тебя начинали смотреть с боязливым уважением в ожидании, что сейчас выдашь что-нибудь умное. Но как правило ничего такого – в смысле выдачи чего-то умного, – не следовало. Потому что, обычно, в своём монокле ты просматривал клипы или какой-нибудь сериал, спасаясь от скуки. А другим глазом – без монокля, – ты старался следить время от времени за тем, что происходило вокруг, чтобы совсем не выпасть из реальности. Особо популярны монокли были во время путешествий, когда рядом было много незнакомых людей – в самолётах, экспрессах, автобусах… Пользоваться очками или линзами с полным погружением в виртуальную реальность при тогдашнем разгуле преступности и обилии всевозможных мошенников, было опасно. Надо было хоть одним глазом контролировать ситуацию.

Однако, главное, «чипы памяти» никак не были связаны с прочими видами памяти. И, даже, в обыденных ситуациях эти чипоносители сплошь и рядом оказывались беспомощными. Они могли детально рассказать об устройстве и принципах работы какого-нибудь прибора, но как только вставал вопрос о его, даже, не ремонте, а просто о перенастройке, они оказывались беспомощны, потому что у них практически отсутствовала собственная моторная память, «память рук». В лучшем случае они очень долго и коряво пытались воспроизвести зачитываемые или демонстрируемые их чипами памяти пошаговые инструкции. И то в результате редко что путное выходило. При этом они в большинстве своём были очень глупы, не способны к самостоятельному мышлению. У них наблюдалась прогрессирующая деградация умственных способностей. Происходила атрофия многих участков мозга, утрачивались когнитивные функции, навыки мышлении, неспособности концентрировать внимание и не только запоминать, но и даже понимать прочитанное. Происходила задержка речевого развития, исчезали навыки письма и сама способность к чтению.

Кроме того, мы мыслим образами, системами образов, которые формируются нашим опытом и всеми видами нашей памяти. Эти системы образов очень индивидуальны и постоянно меняются по ходу нашей жизни. А у чипонасителей эти системы образов сначала замораживались на недоразвитом уровне, а затем начинали деградировать. Поэтому не прекращающиеся до сих пор попытки «читать чужие мысли» и, тем более, ими управлять так и не дали сколько-нибудь значимых результатов. В самом продвинутом варианте удаётся управлять достаточно ограниченным набором действий, разгадывать паталогические, социально опасные настроения и намерения или запускать, активировать в нужный момент более сложные программы, которые были заранее сформированы и отточены.

И у чипоносителей был слабо развит собственный центр принятия решений, своё собственное управление воспоминаниями, информацией, выдаваемой чипами памяти. Они не могли оперативно выделять практически значимую информацию, адекватную сложившийся ситуации. Потому что такие центры принятия решений формируются жизненным опытом, опытом, который складывает в некую целостность значимую информацию всей системы памяти. В любой сколько-нибудь критической ситуации такие чипоносители «захлёбывались» информацией, не в состоянии принять самостоятельное решение. И, чем более экстремальной была ситуация, тем быстрее «захлёбывались», потому что инфа чипами памяти выдавалась всё быстрее. И с ней невозможно было справиться, её обработать. Они впадали в ступор или им просто «сносило крышу».

В смутное время они гибли быстрее и чаше, чем менее «технологически продвинутые» их товарищи по несчастью. Впрочем, некоторые их них в первое время неплохо устраивались. В том месиве «зон хаоса», где первым делом рушилась вся инфраструктура, транспортная, энергетическая, бытовая… и информационная тоже, таких чипоносителей использовали как ходячие информационные базы. Если, конечно, их чипы памяти были в достаточном количестве напичканы практически значимой информацией, а не базами законов, которые теперь никто не исполнял, историей курса акций всех фирм за последние сто лет, десятков индексов за то же время всех бирж, которые тогда рухнули…

С такими вариантами выживших в смутные времена носителями тех «чипов памяти» Александру приходилось сталкиваться несколько раз. С самым экзотическим он столкнулся в первые «студенческие годы». Он тогда изучал среди прочего палеоботанику, и его пригласили в Институт палеоботаники Сахи пройти что-то вроде практики. Среди прочего их на несколько дней вывезли в «Цветочную долину». У границ этого заповедника в одной из деревушек Александр встретил интересного персонажа.

По словам местных жителей, он пришёл в это селение много лет назад вместе с небольшой группой буддистских монахов. Монахи ушли, а он остался. Никто не помнил почему. К нему относились, если не как к святому, то как пророку или прорицателю. Кто он такой и откуда, узнать было невозможно. Попытки расспросить его самого, ни к чему не привели. В ответ на вопросы, кто он, откуда, что здесь делает, заданные на английском, он начал читать сонеты Шекспира на староанглийском. На те же вопросы, заданные по-французски и по-немецки, он ответил виршами на старофранцузском и старонемецком. Очевидно, что-то малоизвестное из вагантов и миннезангов. Но преимущественно он читал священные тексты на санскрите, хинди и урду. Он читал эти тексты самопроизвольно, повинуясь, своему внутреннему голосу, или в ответ на заданные вопросы. А к нему, как к пророку, постоянно шли с разыми вопросами. Его «ответы», вроде бы, напрямую никак не были связаны с заданными вопросами. Зацепившись просто за какое-то слово в вопросе, он начинал воспроизводить какой-нибудь священный текст, начав с места, где в первом предложении было это, зацепившее его, ключевое слово. Но жители той далёкой деревни и специально приходившие гости из соседних деревень внимательно слушали, сами находя ответы на вопросы, пророческие смыслы в зачитываемых им текстах. Он, казалось, никого не замечал. Смотрел куда-то вдаль стеклянными бездвижными глазами. Но основные базовые физиологические реакции у него сохранились. Он самостоятельно ел (с едой проблем у него не было, ему постоянно несли разные подношения), выполнял элементарные гигиенические процедуры… По рассказам, даже, занимался сексом. Правда, очень своеобразно: он лежал, как бревно, позволяя своим партнёршам вытворять, что им заблагорассудится. И от женщин, желающих этим самым сексом с ним заняться, у него отбоя не было. Вовремя оргазма он выкрикивал какие-то несвязные фразы сразу на нескольких языках. Эти крики местными женщинами расценивались как самые сильные пророчества….

Наверное, кто-то скажет, что парень хорошо устроился… Но Александр не хотел бы себе такой жизни… ни при каких обстоятельствах… уж лучше…

…Больше всего было жалко детей, которым в то время в мегаполисах повально стали вживлять «чипы памяти». Как всякое, вдруг, выкинутое на рынок технологическое новшество, использование «чипов памяти» не было должным образом сразу регламентировано.

Первоначально вживление «чипов памяти» стали практиковать в школах массового образования», начиная с подготовительных классов, то есть с пяти-шести, а то и четырёх лет. Это пропагандировалось строителями «трансгуманистической цивилизации», как исторический прорыв. И прикрывалось разглагольствованиями о «реализации интересов и желаний детей» (спросите любого ребёнка: ты хочешь парится на уроках или «просто так всё знать», – не трудно догадаться, что большинство детей ответит).

А больные на голову родители смартфонно-планшетного поколения, которые сами получили «кнопочное образование» и ничего, кроме: «Окей, Гугл», – не знали, полагали, что они заботятся об успешной и беспроблемной жизни своих детей, жизни «без напряга» и бессмысленной зубрёжки. И между делом тешили свои родительские амбиции, превращая своих детей в игрушки, которыми хвались друг перед другом. Безобидная родительская демонстрация успехов своих чад: расскажи стишок, спой песенку, сыграй на скрипочке и пр., – сменились забубенными информационными запросами… Запросы обычно брались из разных шоу, которые в то время наплодились в невероятных количествах. Все эти шоу финансировались производителями «чипов памяти». А победители этих шоу использовались в рекламах «чипов памяти» соответствующего производителя: «Такой-то, благодаря нашему чипу памяти смог на две десятых секунды раньше подобрать правильный ответ и в своём ответе выдать на двести семьдесят килобайт больше информации, чем самый удачливый из его соперников». Что это был за вопрос и, тем более, о чём были те, выданные нагора, кило и мегабайты информации, никого не интересовало…

Но уже чрез три-четыре года, когда эти всезнайки дорастали лет до восьми-десяти, стали проявляться очень большие «жизненные сложности». Тот букет проблем, с которыми стакивались взрослые, решившие «улучшить» себя, вживив «чип памяти», расцветал ещё более пышно и зловеще. Здесь уже речь шла не просто о слабой развитости иных видов памяти, собственного мышления, собственных жизненных навыков, и конфликтов всего этого с чиповой памятью. У этих малолетних «всезнаек» просто, практически, отсутствовала какая-либо своя память, собственный опыт и навыки. Они не могли самостоятельно ориентироваться и взаимодействовать с предметным миром, у них отсутствовало эмоционально восприятие, навыки социальных взаимодействий. Это были супераутисты. Но в отличие от обычных аутистов, у них не было, даже, элементарных самостоятельных аналитических навыков, элементарного логического мышления…. Они не могли, даже, сами себе задать вопросы. Чтобы задать вопрос, надо хоть что-то знать самому. А эти «всезнайки» очень много чего «помнили», но ничего не знали…

Поэтому скоро в большинстве развитых стран были введены довольно строгие ограничения. «Чипы памяти» вживлялись по личному обращению и по достижению двадцати одного года. Можно было и после четырнадцати лет, но только при согласии обоих родителей (хотя здесь пришлось преодолеть большое сопротивление защитников «свобод» ребёнка, протестные акции которых финансировались производителями «чипов памяти»).

Но, как водится, чипы массово ставились нелегально. И в том числе крохам, детям шести-семи и, даже, четырёх-пяти лет.

Тут же возник целый комплекс проблем в образовании: как этим «всезнайкам» учиться вместе с обычными детьми, родителям которых хватило ума их не уродовать вживлением «чипов памяти», как оценивать «знания» этих псевдознаек? … С этой образовательной проблемой в какой-то степени пришлось столкнуться и самому Александру при переходе к «школьному образованию» в ТОМ МИРЕ…

……………………………………………………………………………………………..

Александра весь этот дурдом не коснулся. Он рос, воспитывался, обучался в соответствие с естественными, заложенными Природой программами формирования и развития человеческого мозга, организма в целом. Поэтому о самых первых годах своей жизни ничего внятного он не помнил. До трёх лет ты получаешь, прежде всего, общее эмоциональное впечатление о мире. Ты должен ощутить его необъятность, глубину и красоту, почувствовать, что мир прекрасен, что он открыт для тебя и ждёт тебя. И получить множество первичных опытов общения с этим миром, тактильных, звуковых, зрительных, эмоциональных. У тебя, в основном, работает «правополушарная» память. Постепенно всему этому океану образов, ощущений придаёшь первичный смысл, давая всему этому имена, поначалу, подсказываемыми окружающими тебя людьми. А потом это всё «забывается», поглощается, впитывается как естественная основа накапливающимся собственным жизненным опытом. И ты начинаешь запоминать этот свой собственный опыт, свои первые знания, и, чем более эти опыт и знания становится для тебя значимым, тем лучше ты их помнишь. У тебя появляется своя память…

…Да, но откуда всё-таки у него были эти воспоминания. Причём, Александр был уверен, что это были именное его, личные воспоминания. Не было никаких «документальных свидетельств», фотографий, видеосъёмок, на которых был бы запечатлён этот странный пейзаж, который Александр когда-то давно видел, потом о нём забыл, а сейчас, вдруг, вспомнил…

Очевидно, эти фото и видеосъёмки просто не велись. Это предположение подтвердил и отец, когда Александр предложил ему почитать воспоминания Вики ^[4] и поделился своими собственными неожиданно объявившимися воспоминаниями.

– Да, я там, вообще, ничего не снимал. И нечем было. Все мои личные дивайсы, вообще, почти все личные вещи, даже бельё и предметы личной гигиены забрали. Оставили только что-то лично значимое. Ваши фотографии, памятные безделушки, подаренные вами, первые образцы твоего художественного творчества… Выдали модуль медицинского контроля, который тогда в виде небольшого пластыря крепился на груди у левого плеча, чуть выше и левее сердца. И два комплекта модулей внутренней связи и контроля доступов на «липучка». Один крепился на верхней одежде, обычно на подкладке или во внутреннем кармане, чтобы случайно не сорвать при работе. И один на одежде для работы внутри помещений. Ничего записывающего, снимающего там не предусматривалось. Да и некогда мне было там тогда что-то снимать. Работы было полно. И вы с мамой пробыли тогда у меня всего пару недель. В тот год у меня не было возможности вырваться домой… в тот дом, в тогдашней России, к тебе с мамой, деду и бабушке. Мне дали разрешение на приезд тебя с мамой на лето ко мне. Но ни маме, ни тебе здесь как-то не приглянулось, и вы скоро уехали…

Да, наверное, это место потому так и запомнилось Александру, что как-то уж очень «не приглянулось», а может, и чем-то напугало. Мозг не может сразу понять, что важно, а что нет. Поэтому наша память сначала пытается запомнить, как можно больше, но постепенно отфильтровывает то, что считает несущественным. И защищает от забывания лишь то, что некий невидимый судья в твоём мозгу считает нужным запомнить на будущее. Обычно, это разные регулярно повторяющиеся явления, события. Или, наоборот, единичные, но очень яркие, поразившие тебя, напугавшие…

До того Александр свои первые два года прожил в Городе, тёплом, даже, жарком, солнечном и, несмотря на стремительно надвигавшуюся засуху, тогда ещё достаточно зелёном. Рядом с их домом был большой парк и несколько скверов. Да и большие дворы у домов, густо засаженные деревьями, с большим клумбами, оградами из кустарника тоже, скорее, были небольшим скверами. Он постоянно там гулял. А по выходным они выезжали или к Источнику, или к Реке, или к одному из озёр за Рекой. Тепло, солнечно, зелено… А здесь – холодные почти голые скалы с небольшими каменистыми равнинами между ними. Низкое, какое-то блеклое, серо-синее, почти всегда затянутое тучами, небо, постоянный резкий ветер, такое же, как небо, серое унылое море… Потом он не раз бывал и, даже, подолгу жил в подобных местах и оценил их своеобразную красоту и особое очарование. Но тогда он, видимо, всего этого не оценил. И потому запомнил. Больше он ничего не мог вспомнить. Ни дома, где они жили, ни, чем занимался там он сам, что делали мама и папа, кто там ещё был, и что делал. Только этот пейзаж, поразивший его тогда своей холодной унылостью.

– А чем ты там тогда занимался? – поинтересовался Александр у отца.

– Чем я там мог заниматься? – пожал плечами отец. – Системами связи и безопасности. И ещё там были системы навигации и контроля доступа. Мы контролировали вход во фьорд причудливой формы, со многими ответвлениями, рукавами, заливчиками. По берегам этого фьорда под прикрытием рыбацких посёлков, ферм, мастерских, небольших судоремонтных заводиков было раскидано шесть сборочных комплексов основных модулей «Burn»«а. Окончательная сборка «Burn»«ов производилась на комплексе в дальнем конце другого фьорда, километров пятнадцать севернее. И оттуда в защищённых корпусах и прочими делами «Burn»«ы уже официально реализовывались.

– Наши станции маскировали и скрывали всё, что плыло и летело в тот фьорд, перевозя комплектуху, от всяких средств геопозиционирования, которые тогда стали размножаться, и негласно снабжались всякими функциями слежения за всем и вся, и, понятное дело, от собственно шпионских штучек. И старались в целом контролировать всё движение в ближайшей округе. У нас стояли первые фотонные локаторы. Но, хотя, они уже тогда «видели» практически всё, радиус их действия был не велик, уверенно до сотни километров. Поэтому у нас тогда стояли два локатора, один на нашем Гессе, а второй на Воске, у «вывозного» фьорда. Вместе наши локаторы перекрывали достаточную территорию, чтобы обеспечивать безопасность производства «Burn»«ов. Та же история была и с тогдашней квантовой связью. Устойчивость и дальность сигнала ещё желали лучшего. И на основных каналах нужны были станции усиления. И их применяли в сочетании с традиционными СВЧ технологиями. Да и внутренние всевозможные сети надо было «разбрасывать» и настраивать…

– Но это всё я понял несколькими годами позднее. Тогда я был обычным инженером-монтажником, по сути, с нулевой посвящённостью. Мне, конечно, старались объяснять и общее устройство станций и мало понятных мне элементов. Но я во все эти «новые физические принципы» сразу туговато въезжал. И занимался, в основном, монтажом и контролем работы привычных мне СВЧ антенн, внутренними сетями…

«Burn»… Мало кто, кому, даже, сейчас меньше лет тридцати, поймёт этот древний сленговый термин. Не говоря уж о тех, кто помоложе. Даже, наверное, и его брат не поймёт этого термина. А в его раннем детстве – которое он уже достаточно хорошо помнил, когда ему было лет пять-семь, – это слово часто звучало в разговорах взрослых. Это был первый масштабный проект, который позволил им начать «завоёвывать мир». А ИХ история по версии GP с этого проекта «и началось». Сейчас эту штуковину все у них все знают под наименованием «1stEn (bb)» – первый Энергетический блэк-бокс. Блэк-боксами – маркировкой (bb), – обозначалось всё, что ими выдавалось в ТОТ, «внешний», мир. Потому что, независимо от назначения устройств, они поставлялись в абсолютно закрытых корпусах, из которых были выведены разные клеммы, антенны, излучатели, устройства крепления, подключения и прочее, необходимое для подсоединения соответствующих устройств и оборудования. При попытках вскрыть блэк-боксы, они самоуничтожались, иногда тихо оплавлялись или сгорали, иногда взрывались (обычно если эти блэк-боксы могли использовать в военных целях). Энергетический – понятно. Это была достаточно мощная (сопоставимая с мощностью энергоблока обычной газовой ТЭЦ – 400 МВт) и компактная (помещалась на прицепе обычного трака) энергетическая установка, работающая на новых физических принципах, которые Александр, как не имевший достаточный уровень посвящённости в физике, и сейчас, если честно, не очень хорошо понимал. Но среди создателей этой установки – с их необычными творческими ассоциациями и чувством юмора, – на последних стадиях её разработки она стала фигурировать под кодовым именем «Burn». «Блэк-боксы» не все обязательно были чёрного цвета, это наименование использовалось «фигурально» как обозначение недоступности для пользователей приборов и оборудования их внутреннего устройства. Но «1stEn (bb)» были реально чёрные. Абсолютно чёрные. С физической точки зрения, конечно, не совсем абсолютно чёрные. Но их покрытие поглощало, практически, полностью всё направляемое на установку излучение (в попытках получить хоть какое-то представление о его устройстве). Излучения аккумулировались специальной системой с внутренней стороны корпуса и затем использовалась для питания систем управления, контроля внешних подключений.

А когда-то, с полвека назад, был такой «энергетический напиток». Когда создавалась эта штуковина, наверное, его создатели эту гадость уже не пили. Она к тому времени почти везде была запрещена, да и, наверное, уже не производилась. Но в школьные и студенческие годы, наверное, многие из них отдали в той или иной степени дань этому напитку, особенно перед экзаменами. Этот напиток продавался в банках чётного цвета, и на них была надпись «Energy drink». Слово «drink» опускалось и получалось «Energy black» или просто «Burn».

– А ты там после того ещё бывал?

– Конечно. И не один раз. Но не подолгу. Сначала для контроля работы оборудования, которое монтировал, и для его профилактики. А потом по мере роста уровней моей квалификации и посвящённости, эти станции оказались в моей зоне ответственности. Но сейчас там только «Дом творчества». Станцию поддержки каналов связи давно законсервировали за ненадобностью. Сохраняют на случай каких-то уж совсем катастрофических событий. А станция навигации и обеспечения безопасности работает. Но уже на другом оборудовании, в полном автоматическом режиме и полностью на удалённом контроле. Раз в полгода, как везде, приезжают кто-нибудь, обновить, перепрошить, что надо… Поэтому реально там живут только наши невидимые «творцы будущего»… Я так понимаю, само это поселение изначально для них в первую очередь и организовывалось. Станцию туда в довесок притулили, потому что местоположение удобное. Нас, даже, при монтаже там было человек шесть-восемь. Но кроме нас там всегда жило не меньше человек двадцати тех, кому нужны были тишина, уединение, чтобы обмозговывать свои гениальные идеи. А кое-кого там и прятали. Большинство приезжали на пару недель, месяц, два. Освежат головы. Что-нибудь в тишине и спокойствии обмозгуют – и уезжают. Вместо них новые приезжают. Кто-то через полгода-год возвращался. Но четверо там жили постоянно, те полтора года, пока я там работал. Причём, если временные приезжали часто с семьями. Эти жили сами, одни. Периодически на неделю-две исчезали. Понятное дело, от тишины и изолированности тоже закисаешь, хочется с кем-то повидаться… Но исчезали и появлялись они незаметно. Вечером ты с ним вместе ужинал – а на завтраке его нет. А через пару недель ты его вновь встречаешь за завтраком, и он ведёт себя так, будто ты с ним только вчера вечером виделся… Думаю, тебе не надо объяснять, что всё это значит…

– Если так, вряд ли я смогу побывать в этом «Доме творчества». Жаль. Захотелось, вдруг, посмотреть, как там сейчас.

– Да так же, как и тогда. Нет, технологическая начинка, конечно, много раз поменялась. Но чисто внешне… Ты ж знаешь наш принцип: жильё, бытовая инфраструктура у нас проектируется и делается «на века». Те же домики, те же крытые садики между ними, та же небольшая сосновая рощица в ложбине за большой скалой, те же прогулочные тропки и «смотровые площадки» из булыжников, собранных по берегам… Только залив пришлось прикрыть дамбой от наступающего моря. И панорама с большой скалы на дальнем мысу не та. Раньше в ясную погоду «входной рукав» фьорда с первым сборочным входом просматривался почти на всю глубину. Можно было увидеть и рыбацкий посёлок и «судоремонтный заводик». Там до них километров восемь. А сейчас вход во фьорд тоже перекрыли дамбой. Видны только вершины скал над посёлком и заводиком. Но, если тебе так захотелось там побывать, особых проблем при твоей степени посвящённости не должно возникнуть. Правда, как понимаешь, ты лично должен быть знаком с кем-то, кто сейчас там, хотя бы, временно живёт. Или он должен о тебе знать «через одну руку». Но сейчас, думаю, для тебя это тоже не будет проблемой… Другое дело, есть ли у тебя сейчас время на это путешествие. Тут-то по прямой меньше пятиста километров. Даже, на стандартном аэромобиле – час лёту. Можно напрямую по морю, на чём-то вроде обычного экраноплана. Полчаса до нашего ближайшего порта и ещё тот же час лёта. Но такие перемещения требуют соблюдения определённых процедур прикрытия. А обращаться с соответствующей просьбой без веских причин, просто из-за приступа ностальгии… Так что придётся тебе добираться туда легальным способом. «Выныривать» где-нибудь в районе Киля, и там под видом туриста брать прогулочную яхту и «случайно набредать» на наш тот остров. Или «выныривать» в аэропорту Гамбурга или Любека, лететь в Олесунн. И оттуда любопытствующим бездельником на той же яхте или аэромобиле посещать историко-природный парк, который мы там создали для прикрытия. Можно и обычной машиной. Когда создавали тот посёлочек – Husistein, – его «прикрывал» небольшой городок примерно в пару сотен жителей в полутора километрах северо-западнее. Но сейчас он и небольшая ложбина, на краю которой он стоял, давно под водой. Когда строили дамбу, мы заранее закрыли ею не только наш заливчик, но и пару соседних. В дальнем из них, когда тот городок стало затапливать, хотели построить другой городок и всех туда переселить. Но на переселение согласилось всего пара десятков семейств. Остальные разъехались. Надо ж было придумать и занятие для этих людей. Тогда кто-то и предложил создать природно-исторический парк. Везде, покопавшись, можно найти какие-нибудь редкие, эндемические растения. Исчезающих животных и птиц, насекомых, на худой конец… найти исторические следы каких-нибудь «эпох». А с точки зрения безопасности, это удобно: легально можно контролировать и регулировать, кто и зачем туда приезжает. Для тех кому это так важно знать, наверное, давно уже не секрет, что тот Хасистейн НАШ. Но кто там находится, кто и зачем туда приезжает они не знают… А ты уже давно «под колпаком» у многих таких любопытных. И не стоит удовлетворять их любопытство, и давать им знать о твоём посещении нашего Хасистейна. Даже, если ты туда решил поехать из праздного любопытства. Так что придётся «косить под туриста». В этом случае у тебя это путешествие займёт не меньше двух-трёх дней. У тебя сейчас есть столько свободного времени?

У Александра свободных дух-трёх дней не было. Он призадумался. И решил удовлетворить свою ностальгию попозже. Может, его в ближайшее время посетит какая-нибудь «гениальная идея». И ему нужна будет пара недель, чтобы обдумать её в тишине. Вот тогда он и попросится в тот «Дом творчества»…

…Задумался он и о другом. Несколько раз произнесённые отцом «посвящённость», «посвящённый» сейчас почему-то резало слух. Хотя, и до этого ему приходилось слышать эти слова. Но он на них особо не обращал внимания, не придавал им какого-то особо значимого смыла. Понимал это выражение как расхожий термин, обозначающий человека с высокой подготовкой, заслуживающего доверия. Теперь после недавнего разговора с Владимиром ^[5]…

Как он тогда сказал, когда всё прояснилось с «посвящённостью» Александра? – «Меня сразу удивило, почему, когда ты первый раз сюда приехал, мне сообщили, что ты имеешь полный доступ ко всем ресурсам и во все помещения Библиотеки. Но при этом никто не „передал“ тебя мне. Ни на прямую. Или, хотя бы, через одну-две руки. Получалось, или у нас тоже появились свои проблемы с бюрократией, „неполадки в пробирной палатке“, или?.. Как мог человек, чуть ни с рождения воспитывавшийся в одном из самых первых и главных „питомников людей будущего“, оказаться „непосвящённым“?»