Читать книгу Пластун - Владимир Лиховид - Страница 12

Иван возвращался с рынка домой в гнетущем настроении. Хотя и не было для этого особо явной причины. Уже четыре дня, как вернулся Али-Мустафа. Хозяйка наверняка ничего ему не рассказала, иначе юноша не представлял, почему он всё ещё ходит с головой на плечах. Но Гульнара-ханум по-прежнему была холодна со своим юным слугой. Больше беспокоил Матвей. Фактически слепой, сидел он тихо в своей коморке, стараясь не попадаться на глаза хозяину. Как помочь ему, парень не знал и мучился из-за этого.

Поддерживая тяжёлую корзину с покупками, Иван вышел из улочки перед домом, и застыл на месте: несколько стражников маячили у ворот! Несмотря на жару, холодный пот прошиб юношу. Страх липкими пальцами сжал сердце и ноги словно приросли к земле. Всё! Пропал! Сказала всё-таки… либо лазутчики казацкие схвачены турками и выдали его под пытками!

Следующей мыслью было швырнуть корзину на землю и бежать. Бежать в порт, пробраться втихаря на италийский корабль и затаиться где-то в глубинах его трюма! Глядишь, и добрался бы так до земель христианских.

Один из нукеров повернулся и взглянул на парня. Они встретились глазами. Неотводя взгляда от тёмного лица татарина, Иван нехотя шагнул по направлению к дому. Поздно уже! Да и негоже сыну казацкому так поздно удирать от басурман поганых…

Одновременно и утешая и злясь на самого себя, Иван с каменным лицом прошёл мимо стражников. Во дворе Али-Мустафа разговаривал о чём-то со старшим стражником. Худощавый пожилой нукер, положив ладонь на саблю, внимательно слушал судью, мелко кивая головой. Несколько в стороне толпились слуги, тихо переговаривались между собой. Гульнара-ханум стояла в тени чинары, обмахиваясь большим испанским веером.

– А-а, ты… вовремя явился. Поди сюда!

Иван с бухающим как молот сердцем приблизился к хозяину. Угрюмо-недовольное лицо судьи дрожало и плыло перед его глазами. Ощущая на себе взгляды всех людей во дворе юноша остановился перед Али-Мустафой с бледным, но спокойным лицом.

– Брось эту корзину Омару и приведи сюда Матвея! Быстро!

Иван, очумело вытаращился на хозяина.

– Чего ты на меня уставился, как верблюд на мечеть? Веди сюда своего слепого соплеменника! Не хочу, дабы наши доблестные стражи порядка и закона топтались в моём доме… – Али-Мустафа самоуверенно ухмыльнулся.

Старый нукер утвердительно кивнул.

Ничего не понимая, юноша молча поклонился. Подойдя к слугам, передал корзину повару и быстро вошел в дом. Матвей, сгорбившись, сидел в углу их комнаты.

– Дядько Матвей! Стражники в хате, за тобой пришли! Что случилось?!

– Пропал я, Ваня… – старик низко опустил седую голову. – Ханум заходила. Справлялась о здоровье и сказала, что велел хозяин отвезти меня в Карасубазар, на гору Ак-хая.

Иван помертвел. Он всего ожидал, но этого… Гора Ак-хая!

Сцепив зубы, он крепко прижал к себе Матвея. Давящая тишина стояла в комнате. Только надоедливо жужжали мухи под потолком и где-то далеко слышались визгливые крики татарских пастухов – табунщиков, гонящих коней на рынок…

– Всё сынок, пора мне. Не будем заставлять хозяев ждать нас. Давай помолимся за мою душу грешную… – Матвей, кряхтя, стал на колени.

Иван опустился на пол рядом. Тихо шептали они священные слова молитвы, осеняя себя крестным знамением.

– Идём, Вань. Готов уж я… вон и исподне всё чистое одел. Хоть человеком явлюсь перед ликом Господа.

Бережно поддерживая его, Иван повёл Матвея к выходу. Слёзы душили парня и тяжёлый ком сжал горло. Надо было что-то сказать, найти слова утешения – но юноша словно онемел от горя. Он сам, своими руками ввёл старого учителя, своего собрата-христианина на смерть! И ни чего не мог сделать, ничего…

Яркое полуденное солнце резало в глаза, когда вышли они во двор. Иван задержавшись, часто моргал глазами, привыкая к свету и пытаясь сдержать слёзы. Но всё плыло перед ним: люди, постройки, деревья – превращались в колеблющиеся цветные пятна.

Али-Мустафа сделал нетерпеливый жест рукой. Пересиливая себя, Иван медленно повёл Матвея через двор к воротам. Сбившиеся в кучку слуги провожали их пугливо-сочувствующими взглядами. Толстяк Омар поднял ладони к небу, тихо бормотал мусульманскую молитву. Старший стражник отворил створку ворот и помог Ивану вывести Матвея на улицу. Скучающие снаружи воины весело загалдели. Гурьбой, окружив старика, они потащили его вниз по улочке.

В воротах показалась длинная фигура судьи.

– Приготовь Тугая и собирайся, отправляешься с ханум! Она желает рассмотреть… – худое лицо Али-Мустафы скривила усмешка.

В конюшне Иван быстро оседлал Тугая – белого мула, любимца Гульнары. Подведя его к поилке, юноша запустил пальцы в жёсткую, светлую гриву животного. Так вот оно что! Значит, пришло время сбора всех негодных к работе рабов в городе. Но за содержание их в специальных сараях-тюрьмах хозяевам полагалось платить. Вот почему экономный Али-Мустафа позволил Матвею ещё пожить в доме… – Иван горько усмехнулся и повёл тугая на двор.

Покачивась в роскошном бухарском седле, жена судьи лениво разглядывала по сторонам. Служанка семенила у правого бока мула, держа над головой хозяйки большой зонтик. Иван шагал впереди, ведя Тугая под уздцы. Он уже скрутил себе шею, постоянно оглядываясь назад, на бредущих в клубах пыли соплеменников. Где-то среди них, поддерживаемый зрячими товарищами, шёл и Матвей…

Гора Ак-хая. Самое страшное место в Крыму для рабов-христиан! Сколько жутких историй и слухов ходило об этом проклятом месте среди невольников! И вот… везде и во все времена раб не считался человеком. Это был просто живой, говорящий и разумный «товар». И как любой товар, стоил денег. И как любая вещь, пришедшая в негодность, не приносящее больше прибыли, так и «живой товар» подлежал утилизации, уничтожению. Постаревших, больных или получивших увечья рабов, не могущих выполнять свои обязанности, татары собирали в бараках под охраной стражников. Когда набиралось таких бедолаг до сотни человек, их гнали в горы, к небольшому селению Карасубазар, что находилось недалеко от горы Ак-хая, что и сбрасывали живьём в глубокое ущелье несчастных людей…

Грязный, застроенный маленькими татарскими мазанками Карасубазар остался уже позади. Дорога круто пошла вверх, петляя между гор. Тугай подустал, и всё ленивее переставлял мохнатые белые ноги по каменистой поверхности. Ивану приходилось с силой тянуть его вперёд покрикивая, и ударяя ладонью по влажному от пота боку. Маленькая калмычка тоже чуть не падала с ног, старательно удерживая зонтик, защищая голову хозяйки от палящих солнечных лучей.

Гульнара-ханум, накрывшись лёгкой накидкой, молча горбилась в седле. Юноша иногда ловил на себе её взгляд, смущался и злился из-за того на себя, хозяйку и на весь мир.

Ещё несколько любопытствующих находились рядом с ними на дороге. Двое арабов в чёрных бурнусах, по виду – купцы. Толстый важный турок в огромной чалме – какой-то чиновник, прибывший недавно из Стамбула и три европейца – капитаны находящихся в порту Кафы кораблей. Турок и арабы ехали на небольших крепких татарских лошадях. Моряки шли пешком, опираясь на длинные палки-посохи, с любопытством всё разглядывая и оживлённо разговаривая между собой на непонятном языке. А за ними шли обречённые на смерть люди. Пешие татарские стражники остриями копий подгоняли несчастных, покрикивая на них и ругая жару. Мурза, начальник стражников, понукая поводьями пегую кобылу, щурился на солнце, постоянно потирая платком бритую голову.

Ещё часа два по горному серпантину и небо заслонила тёмная зловещая Ак-хая. Мрачные горные утёсы нависали сверху, грозя, в любой момент сорваться вниз и смести всё живое вместе с собой в пропасть. Стало уже не так жарко и даже зябко от прорывов свежего горного ветра. Облака скользили низко над головами, и можно было, казалось, схватить руками их рваные серые клочья…

Иван с опаской поглядывал вверх, на громоздящиеся над горной тропой скалы и усиленно тянул Тугая за поводья. Гульнара, отпив воды из украшенной серебром баклаги, устало вздохнула. Толпа невольников позади еле волочила ноги. Но вскоре Мурза, оживившись, стеганул лошадь нагайкой и скрылся за выступившим впереди утёсом. За ним дороги уже не было. Слева гора уходила вверх, теряясь где-то среди облаков, а справа, тропа упиралась в пропасть. Невообразимо глубокое ущелье рассекало здесь горы и дно его терялось далеко внизу в чёрной бездне. Крымские горы, нахлобучив на вершины серые шапки облаков, высились вокруг, словно жаждали полюбоваться предстоявшим зрелищем. Ветер, вылетая из ущелья, противно выл в скалах и трепал полы одежды людей.

Привязав Тугая к камню, Иван помог жене судьи сойти на землю. Служанка, всё ещё пытаясь удержать зонтик над головой хозяйки, с ужасом поглядывала на пропасть. Гульнара-ханум сердито приказала ей убрать зонтик и присматривать за мулом. Арабы и турок тоже послезав с коней, приткнулись к скале, что-то друг с другом обсуждая. Европейские моряки, придерживая широкие края своих шляп, внимательно разглядывали окружающий пейзаж.

Шатаясь, и поддерживая друг друга, показались из-за поворота невольники. Измождённые, измученные… Среди них Иван знал одного – дядька Андрея – гончара из-под Миргорода, гончаром же работавшего у Абдулы-Саида, богатого ремесленника в Кафе. Лопнула старая печь для обжига, и получил гончар тяжёлые ожоги левой руки, груди и ног. Лекари-табибы как-то выходили его, но работать по-прежнему здоровяк и балагур Андрей уже не мог. Сейчас он, сильно ковыляя больными ногами, поддерживал здоровой рукой Матвея.

У Ивана остро кольнуло сердце, когда разглядел он их среди других невольников. Люди, подгоняемые стражниками, выходили на небольшую площадку перед пропастью и устало опускались на землю. Придерживая поводья, мурза терпеливо ждал, когда подойдут отставшие. Зрители с любопытством рассматривали окрестности и обречённых людей.

Гульнара-ханум решительно направилась к краю обрыва. Иван последовал за ней. Став на самый краешек скалы, женщина, слегка наклонившись, взглянула вниз. Иван замер рядом, готовый в любое мгновение схватить хозяйку. Он головой отвечал за её безопасность и ежели с ней что случится…

Скала отвесно обрывалась вниз и там, в тёмной бездне, белели едва различимые человеческие кости. Много костей… у юноши противно задрожали колени и тошнота подкатила к горлу. Сжав челюсти, опустив голову, шептал он про себя слова молитвы. Ветер вихрем вылетал из ущелья, рвал одежду и, казалось, вот-вот грозил скинуть в пропасть застывшую на краю парочку. Гульнара побледнев, широко раскрытыми глазами глядела вниз – на белеющие кости, на горы кругом, на сидящих тесной группой, христианских рабов…

Приблизился обеспокоенный мурза:

– Простите меня, ханум! Но весьма опасно на краю, лучше вам отойти к утёсу.

– Благодарствую за заботу, Ахмед, но мне здесь удобно и я желаю всё видеть! – прикрыв низ лица чадрой, Гульнара-ханум холодно посмотрела на начальника стражников.

Тот приложил ладонь к сердцу и отъехал к невольникам. Окинул их пристальным взглядом и поднял правую руку вверх. Только и ожидавшие этого нукеры бросились к людям. Остриями копий и уколами сабель подняли с земли первый десяток человек и погнали их к краю обрыва. Вопли и стенания вмиг поднялись над утёсами. Несчастные люди плакали, молились, испускали проклятия…

Пинками, волокя за шиворот, стражники теснили людей к пропасти и первый человек, взмахнув руками, рухнул вниз. Тело его, переворачиваясь в воздухе, плавно скользило вдоль гладкой каменной стены. Пронзительный человеческий вопль резанул уши. За первым последовали остальные. Люди, кувыркаясь, падали в ущелье и оттуда, им на встречу, поднималась какая-то чёрная туча. Стервятники! Пернатые поедатели трупов уже давно кружились высоко в воздухе. Их собратья, дремавшие внизу, приветствовали теперь появление свежей пищи…

Справившись с первым десятком, стражники занялись следующим. Мурза, восседая на лошади, удовлетворённо наблюдал за их работой. Арабы и турок с восторгом глядели на терзаемые хищными птицами мёртвые тела. Моряки, побледнев, смотрели на происходящее с ужасом и крестились. Маленькая калмычка спрятала лицо в гриву Тугая. Её хрупкие плечи сотрясали рыдания. Гульнара-ханум жадно глядела на падающих людей и пировавших внизу стервятников. Маленькие красивые губы её приоткрылись, груди бурно вздымались, румянец играл на смуглых щеках турчанки.

Иван, посерев лицом, не отрывал глаз от Матвея. Тот спокойно сидел на земле, подняв голову к небу. Губы его шевелились, произнося молитву. Рядом с ним гончар Андрей, став на колени, часто осенял себя крестным знамением. Запыхавшиеся стражники подскочили к ним. Один схватил за шиворот Матвея. Другой – ткнул остриём копья в спину Андрея.

Иван с ужасом смотрел на них. Спёкшимися губами шептал юноша молитву, прося у Бога чуда. Ведь Матвей такой хороший и добрый человек! В своей жизни и мухи не обидел, жил честно и просто, как положено христианину. Так зачем он должен принять столь страшную смерть?! Пусть спустится сейчас с небес на облаке ангел и заберёт с собой праведника. Или пускай явится архангел Гавриил и огненным мечом сметёт с лика земного басурман проклятых! Иван молил и молил Господа ниспослать чудо – спасти Матвея…

Но чуда не произошло. Стражник подволок старика к краю обрыва и пинком сбросил его вниз. В последний раз мелькнуло перед глазами хлопца изрезанное морщинами лицо учителя. Переворачиваясь в воздухе, Матвей падал вниз, на ждущие его острые скалы. Забыв об опасности, о находившейся рядом женщине, Иван провожал взглядом падающее тело. Слёз уже не было. Только пульсировала кровь в висках, и красная пелена застилала глаза.

Дикий вопль вдруг перекрыл крики и стоны гибнувших людей. Гульнара-ханум дёрнувшись, потеряла на миг равновесие, и порыв ветра, отразившись от скал, толкнул её в пропасть. Иван среагировал в последний момент, поймав хозяйку за рукав платья, рванул её на себя и крепко обхватил руками.

Никто не заметил этой сцены, на площадке разыгрывалась новая неожиданная трагедия. Гончар Андрей, подталкиваемый стражником в спину, у самого края пропасти вдруг резко обернулся и отбил рукой копьё в сторону. Растерявшийся нукер очутился в железных объятиях гончара. Это его отчаянный крик спугнул жену судьи и привлёк внимание всех находившихся на площадке.

Мурза стеганул лошадь и выхватил саблю. Другие стражники, сбрасывавшие вниз последних христианских рабов, замешкались. Несколько нукеров, стоявших на страже, бросились вперёд, потрясая копьями. Но было поздно! Сжимая, как клешнёй, здоровой рукой верещавшего татарина, гончар неумолимо волок его к пропасти. Стражники не добежали нескольких шагов – Андрей вместе со своей жертвой ступил на край скалы и они в обнимку, как братья после долгой разлуки, рухнули на дно ущелья.

Мёртвая тишина воцарилась на мгновение на площадке. Мурза помрачнев, сжимал в руке саблю. Стражники, опустив оружие, с ужасом глядели на пропасть, поглотившую их товарища. Арабы и турок, потеряв свою вальяжность, испуганно поднимали ладони к небу, бормоча молитвы. Оставшиеся человек десять рабов сидели на земле, крестясь и плача.

Первым пришёл в себя начальник стражников. Вздыбив коня, он бросил его на молившихся людей. Сверкающий полумесяц сабли, как бритвой срезал голову одного из невольников. За ним и воины, завывая, кинулись на рабов. Крики и вопли убиваемых людей слились с визгом разъярённых татар. Кровавые потоки потекли между серо-бурыми валунами…

Иван смотрел на страшное зрелище, по-прежнему крепко прижимая к себе хозяйку. Гульнара тяжело дыша, не отрывала глаз от корчившихся в конвульсиях изрубаемых на куски людей. Иван чувствовал, как сердце её сильно бьётся под его пальцами. Не отдавая себе отчёта, инстиктивно, он передвинул правую ладонь выше, положив её на грудь женщины. Гульнара-ханум никак не отреагировала. Ободрённый, уже вполне сознательно, юноша опустил левую руку на живот хозяйки. Ощущая её округлую мягкость и упругость, он осторожно провёл пальцами по паху и бёдрам молодой женщины. Турчанка по-прежнему не сводила глаз с побоища на площадке.

Неистовая страсть накатила на парня, жар полыхнул между ног, дыхание сбилось. И мгновенно пришло отрезвление и стыд – что же ты делаешь, гад?! Твой друг и учитель погиб у тебя на глазах! Перед тобой поганые убивают твоих собратьев-христиан, а ты…

Иван стал сам себе противен. Покраснев от стыда и негодования, он решил отпустить женщину. Но руки отказывались повиноваться, словно прилипнув намертво к горячему телу хозяйки…

Стражники меж тем уже перебили всех невольников, оставшихся на площадке. Насупившийся, недовольный мурза протёр окровавленный клинок и вложил его в ножны. Нукеры волокли мертвецов к пропасти и сбрасывали вниз. Всеобщее напряжение спало. Пресыщенные видом смерти, зрители начали приходить в себя. Гульнара-ханум сделала нетерпеливое движение плечом. Иван медленно разомкнул руки, придерживая её всё же за край одежды. Приподнимая платье, жена судьи направилась к мулу, брезгливо переступая через струящиеся между камнями алые ручейки. Иван шёл за ней, поминутно оглядываясь на пропасть.

Площадка перед ущельем опустела. Капитаны венецианских кораблей молча шли к дороге, придерживая у лица большие платки – так пытаясь уберечься от тошнотворного запаха свежей крови, наполнявшего воздух. Турок и арабы, тихо переговариваясь, направились к лошадям. Стражники, галдя, чистили оружие и вытирали кровавые пятна на одежде.

Иван помог молчаливой Гульнаре-ханум подняться в седло Тугая и взял его под уздцы. У узкого поворота дороги юноша поднял голову вверх. Угрюмая Ак-хая всё так же недвижимо уходила в небо, окружённая пеленой серо-грязных облаков. Далеко над её вершиной кружили стервятники…

Иван вздохнул и повёл мула вниз по горной дороге.