Читать книгу Королева Бланка - Владимир Москалев - Страница 5

Любовные визиты Тибо Шампанского продолжались. Каждый из них сопровождался либо чтением стихов, либо пением. Бланке он до смерти надоел своими песнями, сонетами и мадригалами. Она мать семейства, ей тридцать восемь лет, родила уже тринадцать детей, из которых многие умерли, – кто в младенчестве, кто и дня не прожив. А ему – двадцать пять! Он женат, но какое ему дело до жены. Он поэт и должен воспевать Прекрасную Даму своего сердца! И вновь сыпались на Бланку оды и мадригалы. Она вынуждена была все это терпеть. Но всякому терпению приходит конец. Однажды она высказала свое мнение по поводу страстных песенок графа Тибо кардиналу Сент-Анжу. Нет, она не против, это даже льстит ей, но нельзя же, в конце концов, быть столь назойливым. Об этом уже стали говорить не только во дворце, это стало темой пересудов всех парижских кумушек.

Кардинал, между нами говоря, и сам «неровно дышал» к красавице-испанке.

– Я поговорю с графом, – тотчас пообещал он.

И отправился стращать Тибо карами небесными за любовь к замужней женщине, тем более королеве…

Бланка обернулась:

– Как думаешь, Бильжо, поговорит?

– Нет – я сделаю это за него, – бесстрастно ответил верный страж, холодно глядя перед собой.

Этот человек был тенью Бланки Кастильской, ее слугой, ее рабом. Для него существовала только его хозяйка, которую он обязан защищать от врагов. Кто в их числе – не имело значения. Один жест принцессы, а потом королевы, один только ее взгляд – и Бильжо, не раздумывая, зарубил бы на месте кого угодно, будь то бедный рыцарь, знатный вельможа или даже сам Папа. Неважно, какой титул. Он мог арестовать любого, на кого она укажет, засадить его в тюрьму и даже пытать. Бланка позволяла ему все. Это был Минотавр при Миносе, Ладон[7] при саде Гесперид, Цербер у врат ада. Он выполнял свою работу, не требуя за нее плату, ни на что не жалуясь и ничего не прося. Он служил только ей, своей королеве, другого хозяина у него не было и не могло быть.

Он был сыном Беатрисы, дочери Бильжо, бывшего наемника[8]. Мать назвала его так же, как звали ее отца. В свои двадцать три года Бильжо оставался холостым, хотя любая придворная дама сочла бы за счастье выйти замуж за отпрыска знатного рода Монморанси. Рост выше среднего, широк в плечах, каштановые волосы, карие глаза, ровный нос, волевой квадратный подбородок – стоит ли желать мужа лучше этого? Но сын Беатрисы не принадлежал к категории одержимых страстями; его не интересовала (во всяком случае, на данном этапе) ни одна женщина, кроме той, жизнь которой он охранял.

Его дед верой и правдой служил Филиппу Августу с самых первых дней его правления и участвовал во всех битвах своего короля. Весь в резаных и колотых ранах от мечей, сабель и стрел, он тем не менее не погиб в бою, а, обессиленный и уже с трудом выговаривавший слова, умер в своем замке в 1223 году, задолго до смерти отдав своего внука обожаемой им принцессе Бланке Кастильской. Последние слова умирающего отца передала хронисту его дочь: «Мне незачем больше жить на свете, если со мной нет моего короля». Филипп Август, как известно, умер в том же году.

Много уже лет тому, как Бланка наняла для обучения Бильжо-младшего лучших бойцов, и теперь он в совершенстве владел мечом и боевым топором. К нему привели однажды ассасина[9] по имени Аутар, и тот обучил юношу виртуозно владеть ножом. У Бильжо их было два, оба висели на поясе у него за спиной. В случае надобности он мгновенно выхватывал нож и бросал его с такой силой и меткостью, что с десяти шагов попадал в монету, разрубая ее пополам.

Бильжо знал все тайны королевы и двора, но был нем, как саркофаг, и бесстрастен, как сфинкс. Он всегда стоял с правой стороны от кресла, в котором сидела Бланка; обе руки его покоились на рукоятях меча и топора. Он никогда не задавал вопросов, он просто смотрел на того, кто говорил с королевой. Ему не было дела до разговора, его не интересовал тот, кто вошел, будь то женщина, епископ или принц соседней державы. Бездушный и безгласный, он стоял на своем месте, точно прибитый к полу гвоздями. Казалось, его и не спихнуть. Но один выразительный взгляд Бланки – и он бросался ястребом, готовый либо убить, либо взять под арест. То и другое уже имело место, а ему подчинялась вся дворцовая стража.

Денно и нощно Бильжо охранял покой своей хозяйки, ему даже еду приносили в покои королевы, и случалось, они вместе ели. Ночью он спал на полу подле ее кровати, как пес, и Бланка почти что никогда, раздеваясь ко сну, не прогоняла его, часто слушая рассказы из жизни его деда. Она к нему привыкла. Он был для нее не мужчиной, а всего лишь стражем, чем-то необходимым, без чего никак нельзя обойтись и что непременно должно находиться именно в это время и в этом месте. Оставаясь вдвоем, они вели задушевные беседы, но только как друзья. Никакого намека на различие полов. Бильжо не видел в своей хозяйке женщину в прямом понимании этого слова, перед ним была всего лишь королева, которую он обязан был охранять.

Нет надобности говорить, что он, как привязанный, следовал за Бланкой повсюду. Она уже не представляла себе: как это так – его не будет рядом! Выезжает она на соколиную охоту – он неизменно близ нее; едет куда-либо – он всегда справа; принимает ванну – он сидит у ее ног, зорко посматривая вокруг и совсем не глядя в ее сторону, когда ее вытирают и одевают. В ответ на недоуменные взгляды служанок Бланка лишь смеялась.

Об этом все знали. Бильжо боялись. Женщины тоже. Они не только не решались заговорить с ним, но опасались даже взглянуть на него. Он расшвыривал их в стороны, если они мешали Бланке пройти, и молча хлестал по щекам, когда ему казалось, что кто-то посмел отпустить оскорбительное слово в адрес королевы. Так же он мог поступить с любым рыцарем или духовным лицом. Его не один раз вызывали на бой; несколько мертвых тел унесли уже с места поединков.

Таков был тот человек, к которому Бланка обратилась с вопросом. Она еще не знала, что очень скоро у нее останется только он один.

– Не трогай его, пусть поет свои песни, – произнесла она в адрес Тибо.

– Шампань? – коротко спросил верный страж.

Бланка кивнула:

– Сын обязан продолжать дело своего отца. Проклятые Плантагенеты! Но настанет день, когда их выметут вон из французского королевства. Свекру Филиппу было легче. Людовику кроме англичан приходится подавлять очаги ереси на юге. Но так надо. Лангедок должен отойти под власть короля. Повсюду будет единая вера, как того хочет Рим, как желает этого Франция!.. Однако что-то долго нет вестей с юга. Людовик отсылал ко мне гонца каждые десять дней, но прошло уже пятнадцать. Больше! Не случилось ли чего с королем?..

Бланка порывисто встала, зашагала по комнате.

– Почему нет гонца?

И снова шаги, быстрые, нервные; взгляд мечется по сторонам, ища за что зацепиться.

Вдруг она остановилась.

– Что-то произошло, Бильжо! Чувствую, случилась беда. – Она подняла руки к груди. – Святой Боже, уж не с королем ли?..

Она подбежала к окну, распахнула его, вперила взгляд в туманную даль, в сторону Сен-Жерменского аббатства, туда, куда уже почти год как ушло королевское войско.

– Людовик, возвращайся! Молю тебя! – шептала она. – Оставь в покое Тулузское графство, Раймонд сам падет в ноги своему сюзерену. Только возвращайся, слышишь? Довольно уже воевать! Возвращайся же, супруг мой! Скорее, пока у тебя еще есть войско, пока ты жив, пока…

И в это время быстрые шаги послышались за дверью. Кто-то шел по коридору, торопился, почти бежал. И остановился, наткнувшись на стражника.

Стоя у окна, Бланка замерла. Тревожный взгляд – на дверь. Сердце готово выскочить из груди. Известие! Какое? Посланцы никогда так не торопились…

Бильжо сделал шаг, другой, встал рядом с королевой. Ладонь крепко сжимает рукоять меча.

– Впустите гонца! – крикнула Бланка.

Двери распахнулись. Гонец стремительно вошел, увидел королеву, упал на колени близ нее. Сам бледный, весь в пыли, с трудом переводит дыхание.

– Что? – молвила Бланка, в ужасе глядя на него. – Что?! – вдруг вскричала она, уже догадываясь, уже чуя беду.

– Ваше величество! Король Людовик, ваш супруг… Он при смерти… Он в Монпелье, в Оверни… Торопитесь! Король выразил желание проститься с вами. Скорее, государыня, умоляю!

Бланка не успела даже испугаться. Стояла, точно статуя в камне – застывшая, безгласная. Вопросы? Сейчас не до них. Всё потом, в пути. Немедленно же – туда, на юг, в Овернь, где умирал ее Людовик!

Она вылетела в коридор, едва не сбив с ног стражника.

– Экипаж! Скорее! Охрана, ко мне! Все во двор!

И побежала по галерее, потом вниз по ступеням – бледная, обезумевшая, ломая на ходу пальцы рук. За ней – Бильжо, следом Аршамбо.

И пяти минут не прошло, как королева Бланка Кастильская, вскочив на лошадь, мчалась по улицам Парижа к Малому мосту. Вслед за ней летел эскорт всадников…

Она не успела. Людовик был уже мертв. Траурная процессия повстречалась им в Буржской епархии, на левом берегу Луары. Здесь, близ Невера суждено было Бланке увидеть своего мужа, который хотел проститься с ней перед отходом в вечность.

Она бежала к нему вся в слезах, не разбирая дороги, не слыша голосов. Она видела перед собой только гроб прямо посреди наезженной колеи. Высокий, обитый крепом, он печально и угрюмо поджидал ее. Вокруг него люди, много людей с опущенными головами, сомкнутыми устами; холодный ветер трепал их волосы и рвал с плеч плащи.

Сто шагов оставалось до гроба и, кажется, можно дойти и не торопясь, но Бланка все бежала вперед, рыдая, размазывая по лицу слезы, уже зная, что свершилось, иначе не стояли бы в скорбном молчании люди.

Упала, бедняжка, когда оставалось всего-то с десяток шагов. Бильжо поднял ее. И тут она, опираясь на его руку, медленно пошла, не отрывая взгляда от воскового лица, на котором никогда уже не откроются глаза и не раздвинутся в улыбке губы. Пять шагов осталось, три, два, один… И вот он, король, ее муж, с навеки сомкнутым ртом, со сложенными на груди руками. Совсем нестарый и такой красивый… Ее Людовик, которого она так любила, так ждала!..

Дико вскричав, Бланка бросилась к гробу и упала в него. Ее дрожащие руки обнимали уже холодное, застывшее тело короля.