Читать книгу Приказано уничтожить - Владимир Паутов - Страница 10

На стрельбище мы явились, когда там полным ходом шли занятия. Одна группа бойцов преодолевала полосу препятствий, другая тренировалась маскироваться в болоте. Для этого у нас был выкопан пруд, в котором офицеры лежали часами на дне, дыша через тростниковые и камышовые трубки. Много чего интересного увидел Климов в нашем тренировочном лагере. Но особенно его удивило, когда группа из пяти человек загружала в вертолет большой кожаный мешок, напоминавший человека. Манекен поднимали двое и еще двое принимали его в салоне.

– А что это они делают? – спросил полковник из Комитета.

– У них сегодня отработка тактического задания «Вынос раненого». Вертолет выбросит группу за шестьдесят километров. Они должны осторожно, не привлекая внимания, дойти до полигона, притащив куклу с песком весом восемьдесят пять кэгэ. На войне всякое может случиться. А мы своих не бросаем!

– Ну а если…

Климов задумался, как бы покорректнее сформулировать вопрос, но я понял, о чем он хотел спросить.

– Когда я проходил курсы подготовки, моей группе была поставлена аналогичная задача. Тащить куклу было, конечно же, очень тяжело, вот мы и схитрили. Высыпали песок из нее, прибываем на полигон и докладываем, что, мол, раненый скончался, и мы были вынуждены его похоронить. А руководитель занятий нам вводную: погибшему присвоено звание Героя Советского Союза, и командование приказало похоронить его на родине. Вот мы и побежали обратно, аж целых сорок километров. К следующему утру вернулись. Поэтому наши «раненые» доставляются все живыми.

На огневых рубежах занятия уже закончились. Инструктор по стрельбе ждал нас у входа в стрелковый тир. Я отпустил его, ибо там же на скамейке сидели майор Чернышев и прапорщик Сокольников.

Стрелял Климов очень даже неплохо. Димыч, сидя за столом, где мы обычно чистили оружие после стрельбы, скептически наблюдал, как отработал на огневом рубеже коллега из Комитета. Но по виду прапорщика я понял: он удовлетворен тем, что увидел.

Климов четко и быстро выполнил все наши упражнения, причем сделал это на «отлично», выбив из возможных ста очков ровно девяносто восемь. Он попробовал стрелять из всех видов оружия, состоящего у нас на вооружении и имеющегося вообще в отряде, а оружия было более чем достаточно. Мы стреляли в общей сложности часа полтора. Я уже собирался дать команду заканчивать, как неожиданно Климов спросил:

– А что, действительно существует стрельба по-македонски, или все это досужие выдумки писателей?

– Ну почему же выдумки? Бери вон пистолеты и стреляй с двух рук от живота по мишени, не забывая при этом двигаться, при желании можно даже и саму мишень привести в движение, конечно. Вот тебе и стрельба по-македонски.

– Нет, это не то, о чем я говорю. Ну, вот как в книжках пишут, и прочее, по движущейся мишени во время движения? Надо же ведь не просто стрелять, а еще и попадать.

– Понятно. Короче говоря, хочешь проверить, желаешь, чтобы кто-то из нас пострелял для удовлетворения твоего любопытства? Наверное, любимый литературный герой – Евгений Таманцев? Ну, это надо обращаться к Димычу, он у нас специалист по всем этим показушным номерам. Мастер! Мы его всегда выставляем, когда приезжают важные гости и нужно что-то такое сделать или эдакое выкинуть, чтобы свести их с ума, в переносном, конечно, смысле. У него книга самая любимая знаешь, какая? Точно! «Момент истины». Попроси, он с удовольствием продемонстрирует этот вид стрельбы, к тому же зрителей он любит больше, чем себя. Ему бы в цирке работать, точно стал бы знаменитостью!

– Да неудобно просить, тем более, личного контакта у нас не получилось. Похлопочи, Александр!

– Ладно! Похлопочу!

И я крикнул прапорщику, который укладывал почищенные пистолеты и неиспользованные боеприпасы в оружейный ящик:

– Дмитрий! Вот полковник Климов не верит, что ты стреляешь по-македонски лучше самого Евгения Таманцева. Развеешь его сомнения, или попросить кого-нибудь другого?

Димыч начал недовольно что-то бурчать себе под нос, типа того, что взрослые люди, а ведут себя прямо как дети, книг фантастических поначитались, фильмов приключенческих понасмотрелись, сплетен понаслушались, и прочее…

– Ну что? Будешь показывать, или я сейчас за кем-нибудь другим пошлю, кто не будет ломаться!

– Не надо никого просить и приглашать! Сами с усами. При чем здесь – ломаюсь, не ломаюсь, – продолжал бурчать Димыч.

Он взял свои любимые наганы, из которых у него особенно хорошо получалась стрельба по-македонски, но я успел крикнуть ему:

– Из револьверов кто угодно сможет стрелять! Медведя, и того научить можно! Ты из «Макарова».

– Все-то вы, товарищ полковник, стараетесь усложнить мне задачу. Это ведь демонстрационная стрельба, – прокричал в ответ прапорщик, но все-таки наганы положил обратно в ящик и вместо них достал предложенные мной пистолеты.

Стрелял в тот день Дед просто отлично, превзойдя самого себя. Он только появился на огневом рубеже и еще не успел изготовиться к стрельбе, когда я быстро и неожиданно поднял ему мишени. Дмитрий начал стрелять, даже не глядя на них, потому как в десяти метрах левее уже начинали подниматься две другие. Щепки от мишеней разлетались в разные стороны, будто Димыч крушил их топором, а не стрелял из пистолетов. Но зрелище было эффектное. Все шестнадцать пуль он положил в грудную часть мишеней, ровно по четыре в каждую. Стрелял он от живота, не целясь и почти не глядя в сторону целей, то есть вслепую, интуитивно чувствуя, где те находятся в данный момент.

– Командир! Запускай фронтальное движение! – прокричал он мне после того, как перезарядил пистолеты.

Мишени поднялись и поехали вдоль стены, расстояние до них было метров сорок. Димыч бросился бежать параллельно направлению их движения, стреляя на ходу. И вновь все пули достигли цели. Но только на этом представление не закончилось. Прапорщик поставил на огневой рубеж ящик, приладил к нему толстую веревку и попросил полковника Климова выдернуть из-под него ящик без предупреждения. Это, кстати, был трюк, которым он особенно любил удивлять всех зрителей, но чаще всего демонстрировал его, когда в отряд приезжало высокое начальство для проверки нашей боеготовности. Правда, нужно сказать, что такое упражнение выполняли все бойцы, но у прапорщика Сокольникова оно получалось особенно красиво и гораздо эффектнее, чем у других. Дед был в ударе, он поймал кураж и завершил представление блестящей стрельбой по полиэтиленовым, наполненным наполовину водой бутылкам, которые подбрасывал ему полковник из Комитета, громко крича от удивления и восхищения одни и те же слова: «Здорово! Отлично! Фантастика! Этого не может быть!».

Представление закончилось полным триумфом прапорщика. Он так разошелся, что даже предложил мне стрельбу на спор, хотя ему никогда не удавалось выиграть у меня полную серию, включавшую несколько рубежей с разными условиями ведения огня. Только я отказался, потому как прапорщик кураж поймал, а мне, как командиру, нельзя было проигрывать на глазах представителя серьезной организации.

– Дмитрий Серафимович, – сказал я, – ты сегодня просто неудержим, тебя не перестрелять!

– А, боитесь за свой авторитет, товарищ полковник!

– Боюсь! – в тон ему ответил я.

Димка проверил оружие, произвел контрольное нажатие курка и сунул пистолеты за пояс.

– Это просто фантастика какая-то, честное слово! У вас все так стреляют? – спросил меня Климов, когда прапорщик ушел с оружием в помещение тира.

– Да, Владимир Александрович! Офицеры армейской разведки по-другому просто не умеют. Во время боевой работы может статься так, что останется в живых тот, кто стреляет быстрее и точнее, а для этого надо помимо ежедневных утомительных тренировок глаз верный иметь, руку твердую и сердце каменное. Чтобы метко стрелять, надо очень долго готовиться к этому. Ты же ведь видел только результат, а не сам процесс его достижения. Поверь мне, что это очень утомительно и нудно – лежать часами и смотреть в одну точку, но обязательно при этом не давать руке дрожать и дергаться.

– Ну а ты сам? Стреляешь так же? По принципу «делай, как я», или?.. – начал подзадоривать меня Климов.

Что было делать командиру отряда спецназначения? Естественно, после этих слов мне не оставалось ничего другого, кроме как взять два пистолета. Ударить в грязь лицом я не мог. Стрельба в тот день удалась. Но только бутылки подкидывал не Климов, а я сам, успевая при этом выхватить из кобуры оружие и продырявить в воздухе полиэтиленовую посудину, ни разу не промахнувшись. У моего гостя аж глаза округлились от увиденного. На этом спектакль закончился.

– И где же ты так стрелять научился?

– Практика все, практика. Я ж тебе сказал, какие условия надо соблюдать для того, чтобы научиться метко стрелять. У нас, кстати, сейчас обед, – сказал я гостю, взглянув на часы, – может, хочешь отведать солдатской каши? Приглашаю.

– Не откажусь! С удовольствием, – ответил Климов.

После обеда мы проводили полковника из Комитета до проходной, где его ждала автомашина.

– Ну, будем прощаться? Слушай, командир, – неожиданно, кажется, даже для самого себя, обратился ко мне Климов, – а может, зря мы все это затеяли? Как думаешь?

– Нет, полковник! Думаю, не зря. Ты ведь сам профессионал и понимаешь, что тайная война не прекращалась никогда, не прекращается и не прекратится ни на одну минуту, ни на секунду, особенно против нашей страны. Мне довелось как-то прочитать одну занятную книжечку, автором которой являлся некий Аллен Даллес… – сказал стоявший рядом прапорщик Сокольников.

* * *

Аллен Уэлш Даллес – профессиональный разведчик. Во время Второй мировой войны являлся заместителем начальника Управления стратегических служб США. Еще в самом конце войны в труде «Размышления о реализации американской военной доктрины против СССР» сформулировал основные задачи по борьбе против нашей страны: «Окончится война, все как-то утрясется, устроится. И мы бросим все, что имеем, – все золото, всю материальную мощь на оболванивание людей. Сознание людей способно к изменению. Посеяв там (в России) хаос, мы незаметно подменим их (советских людей) ценности на фальшивые и заставим их в эти ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разворачиваться грандиозная по масштабу трагедия гибели самого непокорного на Земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания…

Литература, театр, кино – все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и подымать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства, – словом, всякой безнравственности.

В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводится в добродетель…

Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство, наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и, прежде всего, вражда и ненависть к русскому народу – все это мы будем ловко и незаметно культивировать… Мы будем браться за людей с детских, юношеских лет, будем всегда делать главную ставку на молодежь, станем разлагать, растлевать, развращать ее. Мы сделаем из нее циников, пошляков, космополитов.

И лишь немногие будут догадываться или понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества».

Непосредственно по предложению Аллена Даллеса и при его активном участии было создано Центральное разведывательное управление США, которое он возглавлял с 1953 по 1963 г. Полеты самолета-шпиона У-2 над нашей страной были спланированы и осуществлены, когда во главе ЦРУ стоял Аллен Уэлш Даллес.

* * *

– Прощайте тогда! Свидимся ли когда-нибудь еще?

– Свидимся, обязательно свидимся! До встречи! Ты машину, главное, не забудь нам подогнать вовремя, как обещал. Будем на тебя надеяться. Главное, не торопись! Помнишь, как говорили в старину? «Поспешай, не торопясь!»

Неожиданно полковник предложил:

– Давайте сфотографируемся на память о нашем знакомстве?

– А почему бы и нет, но только после выхода в отставку, – ответил я.

– Правильно, – поддержал меня Дед, – примета плохая.

Алексей и Дмитрий крепко пожали полковнику руку, и вдруг Дед сказал:

– Вы, товарищ полковник, не обижайтесь. Мы здесь ребята простые. Главное, не подведите нас! А то потом мы с вас взыщем сурово, по законам военного времени, как говорится!

Тот понимающе кивнул в ответ, подошел ко мне, крепко обнял и, не оглядываясь, сел в машину, которая, сорвавшись с места и обдав нас напоследок белым облачком вырвавшегося из выхлопной трубы едкого отработанного газа, скрылась из виду за лесным поворотом.