Читать книгу Приказано уничтожить - Владимир Паутов - Страница 6

Группы армейского спецназа действовали всегда одиночно и скрытно. Они не выходили в эфир, и вертолеты забирали их по сигналу радиомаяка, вылетая в заранее обозначенный район.

В тот день после завершения работы мы возвращались на базу, до района ожидания, откуда нас должны были забрать вертушки[5]. Желая сократить дорогу, я повел группу несколько иным маршрутом, через заброшенный кишлак. Еще не поднявшись на гребень гряды, с которой начинался спуск в долину, мы услышали ожесточенную перестрелку. Где-то недалеко шел бой.

У прохода, ведущего на сопредельную территорию, держали оборону наши десантники. Почему их было не более взвода и отчего солдат не поддерживали с воздуха, нас тогда не интересовало. Мы видели, что десантники несут потери от превосходящего впятеро, а может, вдесятеро, противника, а мы не можем им помочь. Ведь расстояние в горах – это не на равнине! Здесь километр можно пройти за пятнадцать минут, а можно и за час или за сутки, как повезет! Мы наблюдали в бинокли за происходящим, но добраться смогли лишь через двенадцать часов, когда было уже поздно. Мне не пришлось увидеть, как молодой капитан, когда закончились патроны, поднял бойцов в рукопашную и сам лихо рубился с душманами[6], калеча и убивая их саперной лопаткой.

На двух высотах, расположенных по сторонам прохода, мы вскоре обнаружили наших десантников. Живых среди них не было. У нас не было с собой радиостанции, поэтому вызвать вертолеты мы не могли.

Я собрал бойцов группы на импровизированное совещание.

– Товарищи офицеры! По всей видимости, наши коллеги-разведчики случайно обнаружили этот проход в горах и поняли, что через него можно уйти, вот они и оседлали господствующие высоты. Мы видели, что их было здесь около взвода или чуть более. Погибших двадцать человек. Значит, остальных захватили в плен. Будем искать все, что может указать, куда их потащили, – приказал я бойцам.

После небольшой паузы добавил:

– Живых или мертвых! На карте этого прохода нет. Ведет он предположительно в Пакистан. Свою задачу мы выполнили. Можем по прибытии на базу доложить, что здесь произошло, а мажем заняться поисками сейчас. У кого какие соображения?

Все офицеры группы высказались за поиски, невзирая на то, что мы сами неделю лазали по горам и почти не выходили из боев. Таков закон боевого братства – не бросать своих. Мы сложили тела погибших ребят в одном месте, забросали их камнями и ветками. После чего установили радиомаяк, по которому сюда должны прибыть вертолеты, закрепленные за моей группой.

– Командир, а ты не думаешь, что при отходе «духи» могли заминировать проход? – спросил один из офицеров.

Вопрос был вполне резонный.

– Не думаю, хотя я, например, заминировал бы, – вступил в разговор прапорщик Сокольников.

– А почему ты так думаешь, Дима?

– Потому, что «духи» уходили впопыхах, торопились, разведчики их здорово потрепали. К тому же они боялись, что их могут атаковать с воздуха.

– Логично! Но соблюдать надо все меры предосторожности. А потом, они захотят сюда вернуться. Проход-то замаскирован. А разведчиков они уничтожили. Вот и получается, что свидетелей нет. Зачем же им тогда всякий раз мины ставить, снимать, ставить, снимать? Утомительно это и нецелесообразно.

Я выслушал соображения всех бойцов и сказал:

– Думаю, что мины они не ставили, но максимальное внимание – это главное при передвижении. Тогда вперед!

Мы устремились в горный проход, который напоминал лабиринт Минотавра, заблудиться в нем можно было в два счета. Несколько раз мы упирались в тупик, приходилось возвращаться. Сил и времени было потрачено очень много. Мы ходили, ползали, рыскали, кружили по горам, словно волки, но след наших ребят все-таки обнаружили.

К исходу дня мы вышли к кишлаку. Бандиты забрались сюда для отдыха после боя. Пленных солдат они держали в глубокой яме, вырытой под домом в самом центре кишлака. Я лежал за камнем и наблюдал за деревней.

– Командир! – зашептал мне на ухо Димыч. – Ребят надо вызволять! Для них каждый проведенный час, день в плену – смерти подобен.

– Один ты среди нас такой сердобольный нашелся, а то я без тебя, что ли, не знаю, поучи курицу яйца нести! Как их только вытаскивать? Думаешь, мне их не жалко? – огрызнулся я, обидев ни за что ни про что своего друга. – Извини, Димыч! Но ты знаешь, что мы на пакистанской территории? Это ж потом скандал на международном уровне.

– Да прекрати ты! – ничуть не обидевшись, горячо зашептал Димыч. – Пропади он пропадом, тот скандал. Скажем, чуть что, мол, случайно здесь оказались. Командир! На войне как на войне! Я и один могу пойти, а там пусть хоть под трибунал отдают, мне будет уже наплевать.

– Случайно отклонились на тридцать верст? Горячку-то не пори! Один он пойдет! Тоже мне, Рембо Шварцнегеров. Все вместе пойдем. Даже если ты один пойдешь, отвечать мне придется. Помереть – дело нехитрое, особого ума не надо. Вот ребят вытащить – это совсем другая работа! А то один, умру, хоть под трибунал! Короче, всю ответственность беру на себя, а там, как судьба положит! Победителей не судят, так, что ли, говорят?

– Да вроде те слова Наполеону принадлежали, хотя, возможно, я и ошибаюсь, и они твои, – зашептал прапорщик, повеселев.

Ну что делать, любил Димка повоевать.

Душманов, по моим расчетам, было около шестидесяти-семидесяти человек, а может, и больше. Нас – в пять раз меньше. Силы, конечно, неравные, но мы же ведь спецназ, поэтому наше преимущество – внезапность, подготовленность и вера в себя. Я нащупал на переговорном устройстве кнопку вызова и трижды нажал ее. В наушниках каждого бойца группы прозвучал зуммер, который означал работу исключительно на прием. После получения ответных сигналов о готовности я передал всем команду: «Внимание! Начнем под утро! В оставшееся время вести наблюдение и проверить оружие!» Я понимал, что отдыхать бойцы не будут, какой бы приказ и от кого бы ни получили, ибо не то время и не та обстановка, чтобы лечь и спокойно уснуть. Все думали о наших парнях, которых предстояло освободить, причем желательно живыми.

С наступлением утра, когда рассвет только забрезжил, мы начали спускаться с гор. «Духи» тоже поднялись очень рано. Они, по всей вероятности, не собирались здесь задерживаться, а торопились уйти подальше, ведь граница-то с Афганистаном – рядом. Видимо, тащить с собой раненых наших солдат представлялось им весьма тяжелым и хлопотным делом, поэтому они решили от них избавиться. Бандиты стали добивать восемнадцатилетних мальчишек контрольными выстрелами в затылок. Мы были потрясены до ужаса. Я ненароком посмотрел на Димыча и увидел, что по его щекам текут слезы. Плакал не один он, плакали все, плакали, не стесняясь, ибо слезы те были слезами негодования и бессилия оттого, что мы слишком далеко и не можем спасти своих, наших солдат. Последними словами я ругал себя за то, что не дал приказ вечером, хотя в темноте мы навряд ли смогли бы успешно провести операцию. Слишком уж темна была ночь накануне трагического утра. По цепочке я передал бойцам приказ: «Пленных не брать! Подонков этих, всех до единого, карать жестоко, казнить без жалости и сострадания. Акцию проводим тихо, без стрельбы. Ножи к бою! Я и капитан Лебедев замыкающие! После рукопашки действовать как всегда. Все в стороны, и мы с Сергеем начинаем работать из автоматов! Действовать четко по расписанию и расчету! Вопросов нет? Тогда вперед!»

Это означало, что после нападения бойцы отряда должны постараться максимальное количество противника уничтожить тихо и без шума. Мы, то есть я и капитан Лебедев, после того, как «рукопашники» закончат, должны положить из автоматов оставшегося в живых противника на землю и не давать ему поднять головы. Опустошив магазины, мы быстро отходили, дабы не помешать стрельбе отработавших ножами бойцов и не попасть в зону поражения их автоматов. Такие нападения мы тренировали не один раз, причем в различных вариациях, но на практике как-то не довелось применить и проверить свое умение. Сейчас же такой случай подвернулся.

«Духи» даже не успели ничего понять, когда через глиняный забор во двор, где они расстреливали наших ребят, посыпались неизвестные люди. Бандиты и стрельбу ответную не смогли открыть, ибо каждый из наших бойцов за минуту расправился с тремя душманами. Толчеи не было. Мои офицеры действовали слаженно. Не зря, стало быть, тренировались на полигонах до седьмого пота. Но только все равно мы опоздали.

Все наши пацаны лежали дружно в одном месте. Зрелище было страшное. Я не буду пересказывать подробности, ибо не всякий человек сможет выдержать такой рассказ, да и мне самому вспоминать увиденное тогда в горном кишлаке не хочется, горько становится, горько и печально.

– Командир, – доложил капитан Стэнлер, – это не база отдыха. Здесь у них штаб. Мы обнаружили мощную радиостанцию, склад боеприпасов и медикаментов, телефонный коммутатор на сто номеров и уйму документов.

– Отлично, Владислав! Документы с собой, остальное заминировать и сжечь! По радиостанции свяжитесь с вертолетчиками, дайте координаты, и пусть приходят за нами сюда. Ничего страшного, мы всего-то углубились на девять километров. Думаю, пакистанских пограничников здесь нет. Пока нет! Действуй, Владик!

– Слушаюсь, командир! – козырнул капитан.

Связь была установлена быстро. На базе волновались, по сигналу нашего радиомаяка забрали не мою группу, а погибших десантников. «Вы их все-таки нашли? Молодцы! Только ваша группа на территории Пакистана, вы об этом знаете? Но я высылаю своих разведчиков вам на помощь. Дайте координаты!» – кричал командир полка так, что было слышно всем, кто стоял рядом с радистом. Наши вертушки стояли на аэродроме в Джелалабаде и должны были прилететь через час-полтора – это в лучшем случае. Мы стали переносить тела наших ребят в тень, когда вдруг по нам начали интенсивно стрелять, а группа охранения доложила, что попала под плотный огонь. Этого и следовало ожидать, ведь мы не смогли перебить всех «духов». Поэтому бандиты, вскоре очухавшись, решили, по-видимому, отбить тела расстрелянных ими солдат и пленить или убить еще и нас. Мы знали, что за каждого убитого советского солдата и офицера платили хорошие деньги, причем в долларах США. Кто платил? Ну, я думаю, известно кто – наши «лучшие» друзья.

Мы находились почти на окраине деревни. Оборону держать в таком положении весьма затруднительно, особенно когда в группе всего двенадцать человек, пусть даже очень подготовленных. Одно дело – внезапно напали, сделали работу и отошли, или господствующую высоту оседлали, когда противник внизу, пункт управления захватили, резиденцию чью-нибудь штурманули, а здесь все по-другому. Начинался самый обычный войсковой бой, который, к сожалению, мы не могли долго вести. Не наше это дело и не наша тактика – вести затяжные боевые действия, но так уж сложились обстоятельства, что выбирать не приходилось. Мы очутились хоть и за забором, но на открытом дворе, а «духи» наступали, используя естественные укрытия и деревья, растущие вокруг нашего убежища. Они могли легко забросать нас гранатами, но, видимо, очень уж им хотелось захватить в плен «шурави»[7], жадность к деньгам душила их, поэтому и лезли они упорно и настойчиво, чтобы осуществить свой план. Нужно отдать бандитам должное, воевать они умели, и неплохо. Мы же старались не подпускать «духов» близко к дувалу. Но долго так длиться не могло. У нас появились первые раненые. «Дальше будет больше», – только успел я подумать, как что-то обожгло левую руку и отозвалось тяжелой болью в плече. Пуля, пройдя навылет прямо под мышкой и, к счастью, не задев кость, на какое-то время вывела меня из строя. «Вот тебе и на! Сглазил сам себя, балбес! Ладно, хватить ныть, о деле надо думать! Вертолеты здесь сажать нельзя, их запросто подобьют. Но летчикам не прикажешь, а они без нас отсюда не улетят, будут кружиться, пока керосина хватит, считают себя тоже спецназовцами, работают с нами уже почти год. За подлость посчитают и трусость уйти без нас. Вертолеты нужно встречать наверху, там есть удобная площадка. От деревни до нее полтора километра. Ох-хо-хо! И дорого же будут стоить нам эти две тысячи шагов!» – лихорадочно думал я, тщетно пытаясь перебинтовать руку. Ко мне подполз капитан Андрей Гомонов:

– Саша, ты как? Давай помогу! Тебе стоит сделать укол! Смотри! Кровь здорово хлещет, да и заражения чтобы не было.

Только сейчас я вдруг почувствовал, как рука начала неметь. Она стала словно чужая.

– Да, это хреново. От потери крови через пару часов может так поплохеть, что… Не дай бог, конечно… тогда… а мне ребят выводить из боя надо, да убитых разведчиков вывезти всех! Все верно, Андрюха! Давай, перевязывай, и рану получше обработай, укол я себе сам поставлю, – прокричал я.

Бой разгорался с каждой минутой. Мы словно разворошили осиное гнездо. Впрочем, так оно потом и оказалось. Здесь находилась и основная база подготовки, и место отдыха, и штаб боевиков, но главное – мы на территории Пакистана, поэтому и «духов» здесь много, как мух. Да и местные власти подняли тревогу. Душманы, будто тараканы, ползли со всех сторон, перебегали от дерева к дереву, от камня к камню. Они неуклонно приближались. Мы же держали оборону и старались не допустить противника на расстояние для броска гранаты. Конечно, в таких условиях продержаться можно долго, но в итоге мы бы обязательно погибли. Только вот гибель, пусть даже геройская, в наши планы не входила. На одном участке обороны «духи» умудрились подползти к самому забору и прорвались во двор, за дувал. Трое бойцов: капитан Лебедев, капитан Стэнлер и капитан Фомичев, вступили в рукопашную и, отбив атаку, передали по внутренней связи, что противник подтягивает артиллерию, несколько горных пушек, на прямую наводку, и разворачивает минометы. Это сообщение меня не обрадовало. Тут же пришел другой доклад – на восточной окраине деревни слышится шум моторов, по-видимому, оттуда к центру выдвигается несколько танков или бронетранспортеров. Вдруг в воздухе раздался специфический воющий звук, который нельзя спутать ни с каким другим, ибо так свистит только летящая мина. Взрыв последовал через пару секунд, за ним второй, третий, а это означало, что нас могут разбить в считанные минуты, – огонь открыла минометная батарея. «Значит, на подмогу к бандитам подошли воинские части пакистанской регулярной армии, у местной полиции навряд ли состоят на вооружении минометы и танки с бронетранспортерами. Ну конечно же захватить нас для них сейчас – архиважное дело, хотя бы лишь для того, чтобы раздуть потом политический скандал о вмешательстве, агрессии и прочих нарушениях суверенных прав», – пришла в голову невеселая мысль.

Действительно, как я и предполагал, на площадь как раз напротив того места, где мы держали оборону, выехал БТР и из крупнокалиберного пулемета начал поливать свинцом глиняный забор, который служил нам надежным укрытием. Куски земли и глины брызгами полетели в разные стороны. Пули нанести особого вреда нам не могли, забор-то был все-таки сложен из камней. Но пулеметчик и не хотел нас расстрелять, у него была другая задача, он не давал нам поднять головы, пока «духи» перебежками приближались к дувалу. У нас с собой было несколько переносных комплексов реактивных огнеметов «Шмель». Мы всегда брали в рейды эти эффективные снаряды, простые в обращении и непривередливые в хранении, так, на всякий случай. Сейчас они пригодились нам как никогда. В какой-то степени нам даже, можно сказать, повезло, в подвале дома мы обнаружили и ручные гранатометы. Бронетранспортер был подожжен с первого выстрела. Владислав, то есть капитан Стэнлер, влепил ему гранату прямо под башню, отчего ее заклинило, а кто-то в этот момент из огнемета попал в окно водителя, которое не было закрыто броневым щитком. БТР заполыхал сильным чадящим пламенем. Вскоре в нем стали взрываться боеприпасы. Проехать к тому месту, где мы держали круговую оборону, стало невозможно. Горящий бронетранспортер перекрыл дорогу, а сзади возвышались горы. Его теперь можно было или оттащить назад, или вытолкать на площадь, но для этого понадобилось бы пригнать вторую машину.

«Только бы они это сделали, – думал я. – Господи, если ты есть, помоги нам!» И он помог. «Духи», или кто там ими командовал, решили оттащить бронетранспортер на окраину кишлака. Сзади к горящей машине подъехал танк и зацепил ее тросом. Мои бойцы меткими выстрелами прижали душманов к земле, а потом Димычу, капитану Фроликову и лейтенанту Трофимову удалось из огнемета и двух ручных гранатометов поджечь подошедший танк. «Все! Амба! Мы окончательно закупорили и забаррикадировали им улицу. Теперь к нам невозможно подобраться на боевых машинах, и это очень хорошо. Танк они и за два часа не смогут эвакуировать, а там еще и БТР стоит», – обрадовался я, радостно потирая рукой по ноге, потому что моя левая висела плетью.

– Дед! А что там наши авиаторы? Они вылетели? Или какого там хрена? – закричал я громко, совершенно забыв, что переговорное устройство включено.

– Командир! Не кричи! У меня чуть барабанные перепонки не лопнули. Я связался с ними. Вертолеты уже в воздухе. Через минут десять – двадцать будут здесь. Командир полка выделил для поддержки полроты десантников. Кроме наших вертушек прилетят и боевые, – прокричал прапорщик, тоже забыв, что мы переговариваемся по внутреннему радио.

– А ты чего кричишь? Хочешь, чтобы и у меня перепонки лопнули, Дима?

– Прости, командир, по привычке! Я думал, ты меня не слышишь в шуме боя, а потом ты сам кричал, вот я и подумал, что у тебя со слухом что-то, – перешел он на нормальный тон.

– Ребята, – передал я команду, – отходим на площадку для вертолетов, они сейчас прибудут. Убитых забираем.

У нас не было другого выхода. Вертолеты здесь сесть не смогли бы, их наверняка сбили бы «духи». Оставить найденных солдат мы тоже не могли, не для того столько прошли и вынесли такие лишения, чтобы сейчас бросить убитых пацанов. Хотя все мои бойцы были ранены или контужены, никто не возмутился принятым решением. «Нас двенадцать человек, погибших солдат – десять. Двое прикрывают отход группы. Остальные берут десантников. Со мной остается Стэнлер! Мы прикрываем отход! Ты слышал, Владислав? Остальные – взяли ребят – и вперед к площадке, как можно быстрее. Ребята, прошу понять правильно и без обид, но если что со мной случится, то за меня остается прапорщик Сокольников. Он вас выведет! Вопросы есть?» – отдал я приказ по внутреннему переговорному устройству.

– Командир, так нель… – раздался чей-то голос, и этот голос принадлежал моему закадычному другу Димычу.

Я знал, что тот собирается сказать, поэтому прервал его, не дослушав:

– Разговорчики! Приказ не обсуждать. Я сказал, вперед!

«Духи» пришли в себя слишком поздно. После того как мы подожгли бронетранспортер и танк, они залегли и стали осторожно к нам подкрадываться. Мы же под прикрытием огня и дыма смогли оторваться от них метров на двести. Мне и капитану Стэнлеру удалось попридержать душманов на этом расстоянии двадцать минут, потом мы бросились догонять своих. Половину пути бойцы отряда с грузом «двести» прошли нормально. Но, поднявшись немного вверх, они стали хорошей мишенью для «духов», которые тут же открыли по ним снизу, из деревни, ураганный огонь из всех видов имеющегося оружия, включая и минометы. Трудно сказать, смогли бы мы уйти живыми в такой ситуации, даже без погибших десантников, которых тащили на себе, – скорее всего, нет. Но если бог помогает, то до самого конца! Из-за гор вдруг выскочили вертолеты. В горячке боя мы про них забыли, хотя, конечно, подсознательно ждали их как манну небесную. Они появились столь внезапно, что даже напугали нас. В первое мгновение мы подумали, что противник еще и авиацию подтянул для уничтожения группы. Помимо двух закрепленных за отрядом вертолетов с ними пришли еще три пары вертушек: одна пара боевых машин, похожих на «крокодилов»[8], но только летающих, и две пары вечных армейских «трудяг» – Ми-8. Вертолеты огневой поддержки сразу же начали утюжить деревню, а «трудяги» высадили десант.

Позже мы поняли, как нам повезло. Погибшие наши ребята дважды выполнили свой долг: один раз в ущелье, где держали последний бой, а второй раз – спасая нас, ибо многие из них своими телами прикрыли наши спины от вражеских пуль, приняв их в себя.

Мы уже летели на базу, когда один солдат застонал и чуть приоткрыл глаза. Он был жив. Во время расстрела у кого-то из «духов» дрогнула рука и пуля прошла по касательной, повредив кожу головы и задев кости черепа. Чудеса на свете, а на войне тем паче, встречаются очень часто, просто в них не верят, когда про эти самые чудеса начинают рассказывать в мирное время, считая их выдумками рассказчика. Оживший вдруг парнишка, наверное, вытянул когда-то счастливый билетик у судьбы или родился в рубашке, а скорее всего, и то, и другое вместе. Звали его, кстати, Алешка, а фамилия счастливчика – Чернышев, командир разведывательной роты. Прозвище у него поначалу в дивизии действительно было Черныш, это потом его стали звать «Седой», потому как волосы его, темные когда-то, почти черные, после того расстрела побелели, стали совершенно седыми, словно у болотной птицы лунь.