Читать книгу Опыт боли и радости. Сборник стихов и миниатюр - Владимир Пироцкий - Страница 18

Жили-были дед да баба. И не было у них детей. То ли не получалось, то ли откладывали, может, хотели пожить сначала для себя, для своего удовольствия, а уж потом о детях думать. Кто ж теперь знает?..

Вот проснулась однажды утром бабка, посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна. Она поняла, что хочет ребеночка родить. Глянула с грустью на деда в окно, он в огороде грядку вскапывал, да задумалась.

Умная она была, а вот как сказать деду, чтобы не огорошить, ума не хватало. Да, поди уж, и забыл, что к чему. Придется видно все заново объяснять да показывать. Вздохнула баба, но мысль эта крепко засела в ней и не давала покоя.

Вечером прихорошилась, глазки подвела, щеки нарумянила, нарезала огурчиков, капустки положила, окорочка куриные обжарила и бутыль первача заготовила. На восьмое марта приберегала, с бабами посидеть, пожалиться друг дружке да песни попеть. Но тут дело-то поважнее будет.

Дед пришел с огорода, как всегда смурной да неразговорчивый. Сапоги стянул, кряхтя, портянки над печкой развесил да чуть не сел в ведро с углем, когда на стол-то глянул.

«Ты, ты… чой-то творишь, бабка?!», – только и смог выговорить дед.

Бабка румяная да озорная хочет приблизиться к муженьку, уже шаг один сделала, да еще с улыбкой умильной, хитрой. Тут любой на его месте струхнул бы. Он, болезный, ручонками-то как крыльями машет, крестится, перед собой выставляет для защиты, глаза выпучил, шепчет: «Свят, свят, изыди, нечистая сила».

– Да ты что, черт старый, совсем охренел, свою законную жену в упор не видишь?!

– Я, я… в-вижу, чуть не напужала ты меня, сколько лет не улыбалась, токмо кричишь, да подзуживашь.

– Ладно, садись уже к столу, праздник хотела устроить, а ты «свят, свят».

– Какой-такой праздник?

– Какой-какой, день сдачи Бастилии. Хрен ты, садово-огородный!

– Не понял…, – хрипит дед.

– Ну, романтическое свидание хотела устроить, полено ты с глазами!

Тут дед чуть совсем в каталепсию не впал, замер, значит, и стал тихонько клониться в сторону. Так бы и упал, если бы бабка вовремя не подскочила и не посадила его на место.

Ну, в общем, посидели они, вспомнили давние времена, когда после вечерки по огородам друг за дружкой бегали, да смеялись. Как однажды, чуть даже не поцеловались, так разогнались на бегу, что лбами стукнулись. Может, потому и поженились по осени. Хорошее время было, не то, что нынче.

После третьей рюмки, старик успокоился, размяк, запел было песню, слезы выступили некстати, да и упал под стол, как подкошенный и не хватило у бабки ни сил, ни терпения добудиться его. Так и окончилась ничем эта глупая затея, «только продукты зря перевела», – в прострации думала бабка.

Утром дед с мучительным вопросом напряженно взглядывал иногда на бабку, но за ее неприступным видом так ничего и не разглядел, наверное, подумал, что это сон был. Не кошмар, конечно, но уж лучше таких снов больше не видеть, подумал дед и пошел в огород.

Бабка тогда решила все сама сделать. Дождалась полной Луны, размером с золотую сковородку, пошла в амбар, по сусекам поскребла, муки намела, тесто замесила, в печь поставила и испекла Колобка. Румяный да пышный получился, прямо красавец на загляденье, глазки-изюминки поблескивают, складочка такая, будто улыбка во весь рот, только ножек нет, и молчит все время.

Дед пришел с огорода, удивился, но виду не подал. Сел поближе к окну и начал валенки подшивать да на Колобка посматривать. Так они и жили. И вроде помягче стали дед с бабкой. И молчание по вечерам, вроде как уже и не в тягость было.

Со временем Колобок стал у родителей просить, чтобы отпустили его мир посмотреть, да себя показать. Дед с бабкой отнекивались, боялись его отпускать в мир. Привыкли к нему, хоть толку от него и никакого. Но все ж, живой да свой, как никак.

Однажды окно осталось открытым и Колобок с подоконника – прыг! И был таков. Покатился по тропинке, только его и видели. И открылась Колобку безбрежная даль, дорога, полная чудес, приключений и открытий – аж дух у него захватило. И понял Колобок, что ему предстоит совершить нечто великое и доселе невиданное. Но что это, он не мог выразить словами, голова немного кружилась, потому что приходилось катиться по дороге и окрестности мелькали перед его глазами.

В глубине души он верил, что ему откроется что-то важное, какая-то тайна бытия. Но для этого нужно время и он еще должен постараться, чтобы постигнуть эту тайну, а потом он откроет ее людям. Бабушка и дедушка обрадуются и похвалят его.

Мелкие камешки на дороге иногда больно ударялись в него и, как бы, отрезвляли, возвращали к реальности. Солнышко грело и настраивало на спокойные размышления, ему хотелось в тень – отдохнуть, но смелый Колобок стремился вперед и вперед, стараясь не думать об опасностях, грозящих ему в пути. Катится Колобок, учится пригорки преодолевать, да из ямок выруливать. Э-эх, здорово! Только деревья да кусты мелькают. Весело и хорошо у него на душе, вдруг – бац! Споткнулся обо что-то и замер. Но быстро опомнился.

– Ты, кто? – говорит Колобок.

– Я – Волк, зубами щелк.

– Куда путь держишь? – и внимательно смотрит на Волка.

Волк оторопел от такого разрыва шаблона: «Погоди, За… яц, то есть я хотел сказать…». А Колобок ему: «Уважаемый, я покатаюсь тут, а ты пока вспомнишь, что хотел сказать, лады?»

«Ла-ды…», – еще более оторопел Волк. Оглянулся по сторонам, а Колобка и след простыл. Катится Колобок дальше, да посмеивается. Поет песенку: «Ох, какой я молодец, молодец. От деда с бабкой ушел, а от тебя, серый, и подавно уйду».

Только сейчас Колобок осознал свой страх и холодок пробежал по макушке, – «А ведь он реально мог сожрать меня!» Но Колобок был молод и страх быстро прошел, сменившись размышлениями.

Он впервые задал себе вопрос: «А смысл, приятель? Зачем я качусь неведомо куда и стремлюсь неведомо к чему?» Он думал и продолжал катиться по пыльной дороге, цветы и жужжащие над ними пчелы, стрекозки с прозрачными крылышками и суетливые бабочки-однодневки уже не казались такими веселыми и забавными.

Он на некоторое время ушел в себя и мысли текли неспешно, теряясь в тумане, казалось, что время остановилось, а вращение мира вокруг головы Колобка стало привычным и размеренным. Вдруг опять – бац! Глазки-то у него не всегда дорогу видят, крутиться приходится.