Читать книгу Начальный свод как он есть. Поиски утерянной летописи - Владимир Положенцев - Страница 3

После сильного ночного дождя Неглинка вспухла как при весеннем половодье. Бурные потоки еле пробивались, взбивая пенные гребни, через боковые арки Кутафьей башни – стрельницы. Зазвенели цепи подъемного моста и на нем появились крылатые польские гусары. Некоторое время они стояли на мосту, озираясь по сторонам, потом один из них, с высокими, алыми крыльями, взмахнул рукой в железной перчатке. Гусары съехали на площадь, еще спящих в первых, холодных солнечных лучах, торговых рядов.

Из Троицкой башни появился отряд пеших и несколько конных воинов. Выглядели они не так лихо, как крылатые кавалеристы, двигались вразнобой, угрюмо. Пеших было много. И не единого боевого флага. Среди них шли, еле передвигая ноги, изможденные голодом и пленом русские бабы с детьми, бояре, волоча по земле изъеденные мышами шубы, священники и монахи в черных, заляпанных грязью ризах.

За вышедшими из Кремля польско-литовскими полками и православными сидельцами, насильно удерживаемыми оккупантами, внимательно наблюдали с Лубянского холма ополченцы князя Пожарского. Атаман донских казаков Заруцкий предлагал атаковать ляхов и чухонцев на выходе из Кремля – о том, что полки Гонсевского и Зборовского покинут Москву было известно и обговорено сторонами заранее – но при подходе к Москве ополчения Пожарского, бежал в Коломну. В свое время атаман служил обоим Лжедмитриям, королю Сигизмунду, дружил с Яном Сапегой и даже участвовал в походе гетмана Жолкевского на Москву. Это уже потом, по призыву патриарха Гермогена, не только примкнул к ополчению против бывших своих друзей, но и стал одним его предводителей. Пожарский называл Ивана Мартыновича перевертышем, «коему нет никакой веры». К тому же упорно ползли слухи, что Заруцкий готовит заговор против князя Пожарского, хочет убить Дмитрия Михайловича. Дружинники князя обещали повесить атамана на первом суку, как только поймают, вот и пришлось ему ретироваться со своими казаками в Коломну. Однако Заруцкий был уверен, что Пожарский и «мясник» Минин не справятся без него с оставшимся в Кремле гарнизоном Миколая Струся, а потому непременно призовут его на помощь.

– Друг друга жрали, в бочках засаливали, а коней сохранили, – сказал с ухмылкой князь Трубецкой, взявший в прошлом году Земляной город и осадивший польско-литовский гарнизон в Кремле. Он пытался вести переговоры с панами, чтобы те отпустили хотя бы русских баб, но тщетно. А уж сдаваться ляхи отказывались напрочь. С одной стороны это даже импонировало Дмитрию Тимофеевичу – стойкие воины, но с другой: настоящие бойцы баб и мирных людей в заложниках не удерживают и, конечно, не поедают друг друга. Из Кремля доходили слухи, что ляхи даже бросали кости, кому быть теперь съеденным, а за вырытую из могил падаль, устраивали поножовщину.

– Может, у них и кони человечью солонину жрали, потому и не сдохли, – смеясь, предположил сотник по имени Прокопий. Так же звали воеводу Ляпунова, одного из руководителей Первого ополчения. Его в июне убили по ложному доносу, состряпанному Гонсевским, казаки. Сотник и лицом здорово походил на воеводу, его даже одно время считали братом Ляпунова. Но он таковым не являлся, носил фамилию Бельский. А вот к опричнику царя Ивана Грозного – Малюте Скуратову – Бельскому он имел прямое отношение, был сыном его племянника.

– Прям руки чешутся, разметать ляхов. – Трубецкой скрипнул зубами, ударил кулаком по пушке-пищали «Инрог», отлитую в единственном экземпляре мастером Чоховым и отбитую в Белом городе у ляхов.

– Нельзя, – ответил князь Пожарский. – Есть уговор с королем Сигизмундом.

– К черту Сигизмунда! – воскликнул Трубецкой. – Ему теперь не до нас. Потому Зборовского с Гонсевским к себе призвал. Ляхи отдохнут, отъедятся, снова приползут, не успокоятся.

– Не успокоятся, – кивнул Пожарский. – Но наша главная теперь задача, не пропустить обоз с провиантом гетмана Ходкевича в Кремль.

– Нам и самим провиант не помешает, – заметил Бельский.

– Обоз сначала отбить надо, – сказал подошедший Кузьма Минин. – Ходкевич уже к Москве приближается, не иначе в Новодевичьем по началу встанет.

Сотник не импонировал Минину. Кузьму Минича раздражало, что Бельский «жмется» к Пожарскому, считал, что тот желает стать одним из предводителей ополчения. Но это была не ревность, просто Земский предводитель считал сотника чересчур резким, способным на необдуманные поступки. При этом отдавал должное его храбрости и военной дерзости. Буквально накануне Бельский со своей сотней разбил шайку тушинских казаков, промышлявшую разбоями, грабежами и не подчинявшуюся никому. Подобные отряды «свободных малоросских казаков» были созданы Заруцким якобы для пресечения попыток ляхов выбираться из Кремля за продуктами, но вскоре казаки стали грабить всех подряд. Москвичи их боялись не меньше поляков и литовцев.

– Пусть топают, – сказал угрюмо Минин, провожая взглядом колонны поляков. – Наших, думаю, скоро отпустят, если не будем ляхов задирать. Подкормим, горемычных. Вон, гляжу, боярин Романов с семейством, еле ноги волочит.

Однако на Смоленском тракте, у села Одинцова на отряды Зборовского неожиданно напали казаки Федьки Рваного. Ряды его «воров» пополнились тушинскими казаками, которых накануне «побил», а по сути, просто разогнал Бельский. Нападение было столь стремительным, что поляки не оказали особого сопротивления. А казаки, собственно, и не стремились затеять битву. Они угнали несколько повод с награбленным оккупантами добром и ретировались. Погони, изможденные голодом поляки с литовцами, устраивать не стали. Равно как и гнаться за разбежавшимися под шумок стычки русскими сидельцами.

Добыча «воров» оказалась не столь уж жирной. На одном возу оказались шубы, серебряные оклады, посуда. На втором тоже шубы, а под ними какие-то книги в кожаных переплетах. Добро казаки забрали, а возок с книгами бросили неподалеку от тракта. Подоспевший на подмогу Зборовскому гетман Гонсевский, тоже гнаться за «ворами» не стал, но послал десяток крылатых гусар оглядеть местность – нет ли где еще засады. Они и обнаружили брошенный возок с фолиантами. Гонсевский аж присвистнул от радости: Зборовский бросил подводу с книгами, а ему приданное Софьи Палеолог не помешает. Он не хуже Зборовского понимал ценность Либерии царя Ивана Грозного. Гетман сам собирался ее прибрать к рукам, но Зборовский его опередил. Речь Посполитая постоянно пыталась наладить добрые отношения с Римом и если вернуть приданное Софьи Ватикану… Словом, Сигизмунд может отблагодарить по-королевски. К черту Зборовского, ему он и не скажет, что возок с книгами оказался в его руках.

Однако фолианты так и не попали в Ватикан. Дороги гетманских полков разошлись под Можайском. Гонсевский пошел в Смоленск, Зборовский в Литву. Бывший комендант московского Кремля стал командиром польско-литовского гарнизона в Смоленске. После падения московского гарнизона Миколая Струся, «московиты» неоднократно пытались штурмовать Смоленск и эти атаки Гонсевский успешно отражал. Однако он был обижен на короля Сигизмунда за то, что тот не приблизил его, за «великие заслуги» ко двору, а потому не стал отправлять ему «приданное» Софьи Палеолог, хранившееся в обширной библиотеке Ивана Грозного. Своему ординарцу Стефану Валевскому он приказал отвезти книги в Мозовшу, откуда гетман был родом. Но и Валевский, и книги бесследно исчезли. Только несколько фолиантов да пара листов «Повести временных лет», вернее Начального свода, оказались, каким-то образом, в Краковской библиотеке…