Читать книгу Начальный свод как он есть. Поиски утерянной летописи - Владимир Положенцев - Страница 7

В Нижнем Миколай полковник Струсь, в общем, жил неплохо. После того, как Москва была освобождена, а король Сигизмунд больше не предпринимал попыток пойти на Россию (это название Руси, вошедшее в обиход при Иване Грозном, укрепилось после изгнания поляков), отношение к уцелевшим пленным ляхам и литвинам изменилось. Простых гайдуков, казаков и наемников привлекали к всевозможным работам, раздарив их местной знати и торговцам, вольным землепашцам в качестве черной силы. А польским воеводам разрешили селиться в крестьянских и гостевых домах. Струсь нашел пристанище у рыбака Семена Лыкова – неразговорчивого, хмурого мужика, с огромными как кувалда, кулачищами. При этом чрезвычайно набожного. Он впускал к себе в дом перехожих каликов, богомольцев, бродивших по монастырям, которые подолгу у него оставались.

Однажды к нему пожаловали пятеро каликов, совершавших странствие на Святую Землю, к берегам Иордана. Среди них, словно «красный столб» на снегу выделялся хорошо одетый в «гуни сорочинские», не в лапти, а крепкие яловые сапоги явно зажиточный калик. Сумка у него была не из простой тряпки, а из начесанного бархата, опирался он на клюку из моржовых «зубов». Им оказался богородский помещик Федор Савельевич Жмыхов. Он тоже проявлял, как только можно свою набожность: вместе с рыбаком Данилой Лыковым пел священные песни и жития. И застрял этот отряд перехожих каликов у Лыкова на несколько недель. К польскому полковнику они относились хорошо, а с Жмыховым Струсь сошелся наиболее близко. Помещик пытался обратить поляка в православную веру и полковник делал вид, что этому не сопротивляется, а напротив даже очень рад. «Человеки мы все одинаковые, – говорил Жмыхов, – и Бог у нас один, токмо по-разному мы его себе представляем. Но есть одна, истинная православная вера, которая позволяет узреть Спасителя по-настоящему, таким как он есть». «Dobra», – отвечал поляк и так как имел хорошую память, через некоторое время даже начал подпевать Жмыхову с Лыковым.

И вот однажды полковник отвел помещика к реке и рассказал, что когда он сидел в Кремле, был его комендантом, он спрятал в подвале церкви Архангела Михаила, что в Чудовом монастыре, некие записи одного монаха. Раз калики держат свой путь через Москву, то не мог бы Федор Савельевич (поляк назвал его по имени отчеству) достать из тайника сию рукопись и доставить ему. Калики действительно собирались сделать такой большой крюк с заходом в Москву и Владимир, а потом уже идти на юг, в Палестины. Объясняли они это тем, что хотят поклониться гробам правителям Руси и русским царям. За это Струсь обещал Жмыхову хорошо заплатить, мол, кое что осталось ценного с прежних времен. Спрятано там, где никто не найдет. Возможно это блеф, посчитал помещик, но к своему величайшему удивлению, сразу согласился, даже не спросив, что это за рукопись. «Раз ты намерен приять православие, я сделаю всё для тебя, брат», – ответил помещик.

Однако он был не так прост, каким хотел казаться. Его явно заинтересовала тайная рукопись, которую спрятал поляк. Ерунду он ховать бы не стал, подумал Жмыхов. Значит, она чем-то очень ценна. Но узнать чем можно только достав её из тайника. Миколай подробно рассказал, в каком месте кладки рукопись находится, и какой камень из нее надо вынуть, чтобы её извлечь. При этом всеми святыми умолял никому о ней не говорить, даже своим каликам. «Не беспокойся, брат, – отвечал Жмыхов. – Сделаю всё как положено. А в подвал Чудова монастыря, думаю, попасть не составит труда, нас туда монахи на время, скорее всего, и определят». «Cóż z Bogiem, с Богом».